Раздел I. ПОИСКИ
Раздел I. ПОИСКИ
1. Философы
371. Ex senatus-consultis et plebiscitis scelera exercentur[44]. Сенека. Подобрать отрывки в этом же роде.
Nihil tam absurde dici potest quod non dicatur ab aliquo philosophorum[45]. “О предвидении”.
Quibusdam destinatis sententiis consecrati quae non pro-bant coguntur defendere[46]. Цицерон.
Ut omnium rerum sic litteraturum anoque intemperantia laboramus[47]. Сенека.
Id maxime auemque decet, auod est eujusque suum maxime[48]. Сенека.
Hos natura modos primum dedit[49]. “Георгики”,
Paucis opus est litteris ad bonam mentem[50].
Si quando turpe non sit, tamen non est non turpe quum id a multitudine laudetur[51]. Теренций.
Mihi sic usus est, tibi ut opus est facto, fac[52].
372. Rarum est enim ut satis se quisque vereatur[53]. Tot circa unum caput tumultuantes deos[54].
Nibi! turpius quam cognitioni assertionem praecurrere[55]. Цицерон.
Nee me pudet ut istos fateri nescire quid nesciam[56]. Melius non incipient[57].
373. На основе трех людских вожделений расцвели три философские секты, и философы только и могут, что следовать одному из этих вожделений.
374. Стоики. — Они утверждают, что удавшееся однажды удается всегда и что если славолюбие помогает иным людям свершить подвиг, значит, на это способны все. Но что под силу больному горячкой, не по плечу здоровому человеку.
Из того, что на свете существуют стойкие христиане, Эпиктет делает вывод, будто стойким христианином может быть любой.
375. Высшее благо. Спор о высшем благе. — Ut sic contentus temetipso et ex te nascentibus bonis[58]. Они сами себе противоречат, потому что в качестве завершения советуют покончить жизнь самоубийством. Вот уж поистине счастливая жизнь, от которой спасаются, как от чумы!
376. Советы стоиков так трудноисполнимы и так суетны! Они утверждают, что всякий, не достигший глубин мудрости, глуп и порочен, — одним словом, равняют его с человеком, на два пальца погрузившимся в воду.
377. Философы. — До чего же это разумно — требовать от человека, который и себя-то еще не познал, чтобы он без всякого посредника тут же приобщился Богу! И до чего разумно повторять это тому, кто себя познал!
378. Поиски истинного блага. — Большинство людей ищет блага в богатстве и прочих мирских благах или по меньшей мере в развлечениях. Философы объяснили, какая это все суета, и каждый дал определение оному благу на свой лад и вкус.
379. Против философов, верующих в Бога, но не признающих Иисуса Христа.
Философы. — Они полагают, что один лишь Бог достоин любви и почитания, а сами жаждут и всеобщей любви, и всеобщего почитания, не понимая при этом всей своей порочности. Если они чувствуют в себе довольно чувства для любви к Богу и почитания Его, если находят в этом главную свою радость и считают себя исполненными добра, — что ж, в добрый час! Но если нет в них и тени помянутых чувств, если единственная их цель — снискать всеобщее уважение, если в качестве единственной своей добродетели могут похвалиться лишь тем, что отнюдь не навязывают, а старательно внушают людям, будто возлюбившие оных философов обретут счастье, — я им скажу одно: подобная добродетель отвратительна. Как! Они познали Бога и всё-таки жаждут не всеобщей любви к Нему, а всеобщей любви к ним, к философии! Жаждут, чтобы люди по доброй воле видели в них средоточие своего счастья!
380. Если бы нам еженощно снилось одно и то же, оно трогало бы нас ничуть не меньше, чем ежедневная явь. Если бы какой-нибудь ремесленник твердо знал, что каждую ночь, двенадцать часов сряду, будет грезить, что стал королем, думаю, он был бы почти так же счастлив, как король, которому каждую ночь, двенадцать часов сряду, снилось бы, что он стал ремесленником.
Если бы нам еженощно снилось, что за нами гонятся враги, и нас терзали бы эти мучительные видения, если бы чудилось, что целые дни с утра до вечера чем-то заняты, как оно бывает во время путешествий, мы тяготились бы этим немногим меньше, нежели наяву, и точно так же боялись бы уснуть, как боимся проснуться, когда нам и впрямь грозят подобные беды. Да, такие сны и впрямь не лучше такой яви.
Но сны не похожи один на другой, а если и похожи, то все-таки чем-то разнятся, поэтому и действуют на нас не так сильно, как явь, более устойчивая и неизменная, хотя и она не совсем устойчива и тоже меняется, но не так быстро, разве что во время путешествий, и тогда мы говорим: “Мне кажется, я грежу”, — ибо жизнь есть сон, лишь менее отрывистый.
381. Здравый смысл. — Они принуждены повторять: “Вы ведете себя недобросовестно, мы и не думаем спать!” и т. д. До чего же мне приятно видеть, как унижен, как просит пощады этот спесивый разум! Ибо кто уверен в своем праве, кто отстаивает его с оружием в руках, тот не станет так говорить. Он не тратит времени на разглагольствования о недобросовестности, а сразу карает ее силой оружия.
382. Возможно, в мире существуют какие-то явления, которые можно считать прямыми доказательствами, но никакой определенности в этом вопросе нет. Таким образом, ясно только одно: никто не может с определенностью утверждать — к вящей славе пирроников, — что все в этом мире неопределенно.
383. Против пирронизма. — ...Ну, не удивительно ли, что, стараясь точно определить подобные явления, мы их только запутываем! Говорим же мы о них постоянно. Мы убеждены, что все понимают их совершенно одинаково, — и глубоко заблуждаемся, потому что не располагаем никакими доказательствами. Я отлично знаю, что в сходных случаях люди употребляют сходные слова и что два человека, на чьих глазах переместился какой-нибудь предмет, скажут потом об одном и том же предмете одни и те же слова, — то есть что он переместился; вот на основании сходства употребляемых людьми слов и делается неотразимый вывод о сходстве людских представлений; разумеется, его никак нельзя считать безусловно доказанным, но и полностью отвергнуть тоже нельзя, поскольку всем известно, что даже из взаимоисключающих посылок люди нередко делают одинаковые выводы.
Сказанного довольно, чтобы сильно запутать вопрос: это, конечно, не значит, что гаснет тот данный нам от рождения свет, который и помогает найти правильный путь; тут в выигрыше академики, но все же ясность подергивается туманом, смущая академиков и к вящей славе той клики пирроников, которая существует за счет подобной двойственности и некоторой сомнительной туманности, при том, что наши сомнения не способны полностью затмить ясность, а дарованный нам от рождения свет — полностью разогнать мрак.
384. В пирронизме есть истина. Ибо до пришествия Иисуса Христа люди вообще не понимали, какое место занимают в мире, велики они или малы. И утверждавшие то или иное положение тоже ровным счетом ничего не знали, строили догадки на песке и заблуждались даже тогда, когда одно из противоречащих друг другу утверждений считали ошибочным.
Quod ergo ignorantes quaeritis, religio annuntiat vobis[59].
385. Боже мой! Ну до чего дурацкие рассуждения! “Разве Бог стал бы создавать мир, чтобы предать его потом проклятию? Так много спрашивать с людей, до того слабых?” и т. д. Лекарство от этой болезни — пирронизм, он исцеляет от подобного суесловия.
386. “Пирроник” вместо “упрямец”.
387. Разговоры. — Громкие слова: “Ну, веру в Бога я не приемлю!”
Разговоры: “Пирронизм идет на пользу вере”.
388. Никто до тех пор не ведал, какое превосходное творение являет собой человек. Постигшие истинность превосходных его свойств считали предательством и неблагодарностью низкое мнение о себе, соприродное человеку, а другие, постигшие истинность низменных его свойств, считали смехотворной гордыней то высокое мнение о себе, которое тоже ему соприродно.
“Возденьте очи свои ко Всевышнему, — говорят одни, — сравните себя с Тем, Кому вы подобны, Кто создал вас, дабы вы Ему поклонялись. Вы можете уподобиться Господу, мудрость уравняет вас с Ним, если пойдете по пути, Им указанному”. “Выше поднимите голову, свободные люди”,— говорит Эпиктет. А вот что говорят другие: “Опустите очи долу, о жалкие черви, и поглядите на животных, от которых вы ничем не отличаетесь”.
Что же станется с человеком? Кому уподобится он — Богу или животным? Какое чудовищное различие! Что с нами станется? И разве это не говорит с полной ясностью, что человек заблудился, что пал с того места, которое некогда занимал, что беспокойно ищет его и уже не может найти? И кто укажет ему, где оно? Это оказалось не под силу величайшим из людей.
389. У них — у пирроников, стоиков, атеистов — все исходные положения правильны. Но выводы у всех ошибочны, потому что правильными оказываются взаимоисключающие положения.
390. Философы. — Нас распирают желания, влекущие ко всему внешнему.
Некое тайное чувство нашептывает нам, что в самих себе мы счастья не обретем. Страсти толкают нас уйти из внутреннего мира в мир внешний, даже когда там нет для них никакой особенной приманки. Предметы этого мира всегда притягивают нас, соблазняют, даже когда мы о них не думаем. Поэтому сколько бы философы ни твердили: “Замкнись в себе и обретешь счастье”, — им верят лишь те люди, у которых пусто и в голове, и в сердце.
391. Стоики твердят: “Замкнись в себе и обретешь покой”. Но это заблуждение.
Другие твердят: “Уйди от себя во внешний мир, ищи счастья в развлечениях”. Но и это не меньшее заблуждение. Людей подстерегают недуги.
Счастья мы не найдем ни внутри, ни вне нас, счастье — в Боге, и вне, и внутри нас.
392. Философы не старались взрастить в людях чувства, подобающие двойственному нашему положению.
Они внедряли в умы сознание высочайшего величия, а подобное сознание несовместимо с человеческой сутью.
Они внедряли в умы сознание глубочайшей низменности, а подобное сознание несовместимо с человеческой сутью.
Пусть люди проникнутся сознанием своей низменности, но рожденным не природой, а покаянием, и не ради того, чтобы в нем коснеть, а чтобы с его помощью достичь величия. Пусть люди проникнутся сознанием своего величия, но не заслуженного ими, а дарованного им Господней благодатью, и лишь после того, как проникнутся сознанием своей низменности.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.