О Боге и политике

О Боге и политике

Самый безотлагательный политический вопрос сегодняшнего дня, как в Америке, так и за границей — это то, как соединить традиции либерализма с подлинной духовностью.

Никогда в истории эти две сферы человеческих устремлений не соединялись вместе во что бы то ни было приемлемое. Фактически, современный либерализм (и общее движение европейского Просвещения) появились на свет в значительной мере, как сила, направленная против традиционной религии. Боевой клич Вольтера — «Вспомним о жестокостях!» — облетел весь континент: вспомним о зверствах, которым подвергались мужчины и женщины во имя Бога, и покончим с этими зверствами и с этим Богом раз и навсегда.

Это, по большей части, оставляло религию в руках консерваторов. Таким образом, мы и по сей день несем на себе бремя двух тяжело вооруженных лагерей, каждый из которых абсолютно не доверяет другому.

В одном лагере мы имеем либералов, которые выступают за индивидуальные права и свободы против тирании коллектива, и которые по этой причине питают глубокое подозрение к любому и всем религиозным движениям именно из-за того, что последние всегда готовы навязывать свои убеждения другим и учить вас тому, что вы должны делать, чтобы спасти свою душу. Просвещенный либерализм исторически возник, чтобы сражаться с такой религиозной тиранией, и в глубине души он питает глубокое недоверие (порой переходящее в ненависть) ко всему религиозному и духовному, ко всему, что хотя бы отдаленно связано с божественным.

Поэтому либералы всегда были склонны заменять спасение Богом спасением экономикой. Истинное освобождение и свободу можно найти не в какой-то утопической посмертной жизни (или в любом другом опиуме для народа), но в реальных доходах на реальной земле, исходя из материальной и экономической необходимости. «Либеральное» зачастую было синонимом «прогрессивного» именно потому, что прогресс в реальных социальных условиях — экономические, материальные и политические свободы — определял саму суть либерализма.

На место коллективной тирании либерализм поставил то, что мы могли бы назвать «универсальным индивидуализмом» — призыв к тому, что со всеми людьми, независимо от расы, пола, цвета кожи или убеждений, следует обращаться справедливо, честно и с равными правами на правосудие. Освобождение личности от коллективной тирании ради движения к экономической и политической свободе — один из самых громких лозунгов либерализма.

Следует признать, что такой либерализм, безусловно, дал много хорошего. Однако, отрицательная сторона всего этого заключалась в том, что слишком часто религиозная тирания просто сменялась экономической тиранией, и Бога Папы сменял Бог всемогущего доллара. Бог больше не мог подавлять вашу душу — но ее могла подавлять фабрика. Ваши взаимоотношения с Божественным перестали быть самым главным в жизни — их сменили заботы о собственных доходах. Таким образом, даже посреди материального изобилия ваша душа могла медленно умирать от голода.

В другом лагере мы видим консерваторов, которые более привержены гражданской гуманистической традиции, ставящей сущность мужчин и женщин в зависимость от коллективных стандартов и ценностей, в том числе, исключительно религиозных ценностей. В большинстве форм консерватизма республиканское и религиозное течения настолько глубоко переплелись, что даже когда консерваторы громогласно выступают за индивидуальные права и за «свободу от правительства», они делают это лишь в том случае, если эти «свободы» соответствуют их религиозным догмам.

Акцент на коллективных и семейных ценностях позволяет консерваторам строить сильные государства, но часто за счет тех, кто не разделяет их конкретной религиозной ориентации. Культурная тирания никогда не чурается консервативной ухмылки, и либералы в ужасе отшатываются от той «любви» ко всем детям Божьим, которую проповедуют консерваторы, ибо их тот факт, что если вы не принадлежите к числу их детей Божьих, то вас ждут невеселые дни.

Таким образом, говоря очень упрощенно, «хорошее» и «тирания» присутствуют как в либеральной, так и в консервативной ориентациях, и очевидно, что идеальная ситуация состояла бы в том, чтобы взять все хорошее из каждого из этих направлений, отбросив соответствующие им формы тирании.

Хорошее в либерализме — это его акцент на индивидуальной свободе и отказ от стадного менталитета. Однако в своем рвении защитить индивидуальные свободы либерализм всегда склонялся к отрицанию любых коллективных ценностей — включая религию и духовность — и замещению их акцентом на материальных и экономических критериях. Сам по себе акцент на экономике не так уж плох, но он в еще большей степени способствует либеральной атмосфере, которая разрешает вам беспокоиться о чем угодно, только не о вашей душе. Религиозные темы всегда вызывают в либеральных кругах некоторое замешательство. Кант замечательно выразился по поводу либерального Просвещения, сказав, что наше отношение к Богу теперь таково, что если кто-то зайдет к вам и застанет вас молящимся на коленях, вы будете смущены до глубины души.

Все духовное и религиозное, как правило, вызывает смущение и в теперешней либеральной атмосфере экономических и политических свобод. Вскоре я покажу, что виной тому наше мифологическое и обедненное представление о Духе, но одно совершенно ясно: либерализм исторически появился на свет, чтобы убить Бога, и, в конце концов, замечательно в этом преуспел. В результате, либерализм не так уж далек от «антидуховной тирании».

Не можем ли мы найти способ сохранить сильные стороны либерализма (индивидуальные свободы), и избавиться от тирании антидуховности?

Хорошее в консерватизме — это его понимание того, что при всей важности отдельных личностей и индивидуальных свобод, мы глубоко заблуждаемся, если воображаем, что индивиды существуют в изоляции. Напротив, мы как личности неизбежно включены в глубокие контексты семьи, сообщества и духа, и от этих фундаментальных контекстов и связей зависит само наше существование. Значит, в определенном смысле, даже мои собственные глубочайшие индивидуальные ценности зависят не от моего отношения к самому себе в самодовольной позиции автономии, а от моего отношения к моей семье, моим друзьям, моему обществу и моему Богу, и в той мере, в какой я отрицаю эти глубокие связи, я не только разрушаю ткань общества и побуждаю его к разгулу гипериндивидуализма, но и разрываю глубочайшую из всех связей — связь между человеческой душой и божественным Духом.

Да, но чьего собственно Бога вы имеете в виду? — тут же отвечают либералы. Ведь неоспоримый факт, что все эти консервативные идеи имеют чисто умозрительный характер, а когда дело доходит до реальной практики конкретной религии с конкретным моральным кодексом, на историческом горизонте уже маячат процессы над ведьмами. Все идеи важности сообщества, духовного контекста и связей слишком быстро вырождаются в идеологию шовинизма: правы они, или не правы, но это мое общество, мой Бог, моя страна, и если ты не почитаешь моего Бога, то попадешь в ад, и я буду только рад тебе в этом помочь. Культурная тирания, лучше или хуже замаскированная, всегда близка консервативной традиции.

Нельзя ли нам найти способ сохранить сильные стороны консерватизма (особенно, его приятие духовности), и отбросить его культурную тиранию? И разве нельзя сохранить сильные стороны либерализма (индивидуальные свободы) и отбросить тиранию антидуховности?

Короче говоря, не можем ли мы найти духовный либерализм? Духовный гуманизм? Ориентацию, помещающую права отдельной личности в более глубокие духовные контексты, которые не отрицают этих прав, но обосновывают их? Может ли новая концепция Бога, Духа, быть созвучной благороднейшим целям либерализма? Могут ли эти два сегодняшних врага — Бог и либерализм — каким-то образом прийти к взаимопониманию?

Как я уже говорил, по моему убеждению, нет более насущного вопроса среди всех, что стоят перед современным миром и тем, что придет ему на смену. Одна лишь консервативная духовность будет продолжать разделять и фрагментировать мир, просто потому что с такой парадигмой вы можете объединять людей, только если они готовы верить в вашего конкретного Бога — и ничуть не важно, будет ли это Иегова, Аллах, Синто или Шива: это просто имена, под знаменами которых ведутся войны.

Нет, следует решительно сохранять завоевания либерального Просвещения, но помещать их в контекст духовности, которая дает ответ на самые существенные и справедливые возражения, поднятые эпохой Просвещения, и в значительной мере лишает их остроты. Это будет духовность, которая опирается на Просвещение, а не отрицает его. Другими словами, это будет либеральный Дух.

Я утверждаю, что духовная ориентация, представленная на последующих страницах, представляет собой шаг в точности в этом направлении. Фактически, почти все мои книги (в особенности, «Проект Атман», «Ввысь из Эдема», «Глаза в глаза», «Дружелюбный Бог», «Пол, экология, духовность» и «Краткая история всего») служат введением именно к этой теме: поиску либерального Бога, либерального Духа, духовного гуманизма, гуманистической духовности — или любого другого понятия, которое, как мы, в конце концов, решим, будет отражать сущность этой ориентации.

Либеральный Бог зависит, прежде всего, от ответа на вопрос: «Где мы помещаем Дух?» В ниже я вернусь к подробному обсуждению этой темы, а в следующих книгах обсуждение будет продолжено в еще более развернутой форме. Однако, я полагаю, что сама общая тема «Бог и политика» основывается на теоретических вопросах именно того типа, что мы будем рассматривать на последующих страницах. Необходимо сначала провести это обсуждение, прежде чем можно будет сколько либо убедительно описывать реальную политическую ситуацию. Таким образом, эта книга (как часть введения) более не будет в явном виде затрагивать тему политики и духовности, хотя она и остается ее постоянным фоном.

Вместо этого, и что более важно на данном этапе, в последующих главах показано влияние ориентации «духовного гуманизма» на такие области, как психология, философия, антропология и искусство. Я решил назвать этот общий подход интегральным, что означает «объединяющий, всеобъемлющий, сбалансированный»; идея состоит в том, чтобы приложить эту интегральную ориентацию к различным областям человеческих знаний и устремлений, включая объединение науки и духовности. Этот интегральный подход важен не только для одной политики: он глубоко меняет наши концепции психологии и человеческого разума; антропологии и истории человечества; литературы и смысла человеческого существования; философии и поисков истины — я убежден, что все они радикально изменятся под влиянием альтернативного подхода, который стремится свести воедино все лучшее из каждой из этих областей во взаимно обогащающем диалоге. Эта книга — введение в именно такое интегральное видение. Более двух третей материала, вошедшего в эту книгу, было написано специально для нее и публикуется здесь впервые. В этот новый материал я вплел несколько более ранних эссе, непосредственно относящихся к различным темам. Однако, даже они подверглись переработке, и потому, в практическом отношении, я считаю эту книгу новой. Тем не менее, к любой главе можно подходить как к относительно независимому эссе, поскольку каждая из них касается конкретного предмета — от психологии до философии, от антропологии до искусства и литературы — и исследует его с интегральной позиции.

Во Введении (как и в предисловии Джека Криттендена) объясняется значение термина интегральный и намечаются контуры стоящей за ним общей философии. В некотором отношении, Введение — это одновременно самая важная и самая трудная для понимания из всех глав. Если оно покажется вам «немного слишком», просто бегло просмотрите его и переходите к Глава 1, которая посвящена интегральной психологии и написана гораздо проще. Глава 2 касается интегральной антропологии, а Глава 3 — интегральной философии. (Если, после прочтения этой книги, вы пожелаете перечитать Введение, это может помочь вам замкнуть круг понимания.)

В Главах 4 и 5 речь идет об интегральном искусстве и интегральной теории литературы. Пожалуй, это мои самые любимые главы. Вероятно, нет более бредовой — в смысле, безумной — области, чем литературная критика, наводненная политическими программами, выступающими в качестве методов интерпретации, переполненная конструктивистской деконструкцией, постимперским империализмом, антифеминистскими феминистами, универсалистскими антиуниверсалистами и многообразными прочими несуразностями. Искусство и литературная теория могут показаться достаточно узкими и специализированными областями, доступными лишь посвященным, однако я считаю их идеальной лакмусовой бумажкой для любой интегральной теории.

Недавно журнал «Ревижн» издал трехтомный выпуск, посвященный моей работе в целом, и книге «Пол, экология, духовность» — в частности. Главы 6, 7, 8 и 9 частично основаны на моей реакции на эти статьи. Если вы обратитесь к этим главам, имейте в виду, что их надо читать по порядку, потому что иначе от них будет мало толку. Однако они полностью понятны сами по себе, и нет нужды читать оригинальные статьи в «Ревижн», чтобы разобраться в любом из рассматриваемых вопросов.

Поскольку меня просили высказать мое личное мнение по конкретным темам, в этих главах я дал, по существу, историческое резюме своей работы. Я обсуждаю некоторые из своих главных книг и содержащиеся в них основные идеи, привожу даты и обстоятельства их появления, и сравниваю их с другими подходами, бытовавшими в то время. Обычно я не пишу в такой манере, поскольку она представляется мне слишком эгоцентричной, но в данном конкретном случае я не смог найти никакого другого способа. Поэтому я описываю основные «этапы» своей работы как «Уилбер-I», «Уилбер-II», «Уилбер-III» и «Уилбер-IV», тем самым придавая моим блужданиям самооправдательную атмосферу важности.

Как всегда, я рекомендую, чтобы читатель оставлял сноски в конце книги до второго прочтения (если таковое будет иметь место). В противном случае, они слишком сильно нарушают ход изложения.

Две последние главы, 11. КУРС — НА ОМЕГУ? и 12. ВСЕГДА УЖЕ, посвящены вопросу «Где именно следует помещать Дух?» Хотя они непосредственно не касаются политической проблематики, я снова отмечу, что сам этот вопрос служит введением именно к ней. Ибо реальная ситуация такова, что вопрос о том, где мы помещаем Дух, всегда переводится в политические реалии. Помещаем ли мы Дух в Великом Боге патриархата? Или в Великой Богине матриархата? Помещаем ли мы Дух в Гее? В романтических временах прошлого? В откровении, данном избранным? Или, возможно, мы помещаем Дух в великой точке Омега, к которой все мы сейчас несемся?

Я буду утверждать, что все эти ответы неверны. Более того, все эти ответы, без исключения, приведут к политической тирании, поскольку все они утверждают, что существуют места, где Дух есть, и места, где его нет — и как только вы проводите эту границу, всех, кто не стоит по вашу сторону, ожидают газовые камеры.

К либеральному — освобожденному и освобождающему Духу — не ведет ни одна из этих дорог. «Где мы помещаем Дух?» — это ли не великий вопрос нашего времени? И это центральный вопрос в поисках либерального Бога.

На последующих страницах я попытаюсь высказать предположение о том, где пребывает Дух, который никому не вредит, приемлет всех и заявляет о себе с простейшей ясностью; который распространяет свою заботу на все и всех, а не ограничивает ее круг немногими избранными. Он не прячет лицо в тени истинно верующих и не обитает в каком-то избранном поместье. Нет, он выглядывает из каждого человека, читающего сейчас эти строки. Он слишком очевиден, чтобы его игнорировать, слишком прост, чтобы его описать, слишком легко доступен, чтобы в него поверить.

Мы все встретимся в оке Духа, и я найду там тебя, а ты — меня и чудо в том, что мы вообще найдем друг друга. И то, что это происходит— несомненно, одно из простейших доказательств очевидного существования Бога.

К. У. Булдер, Колорадо. Весна, 1996.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.