XVIII

XVIII

Смех Баубо, повторялся, конечно, и на сцене Елевзинского театра, как «божественная комедия» в трагедии. Смертному воплю нисходящей в ад Персефоны – гибнущей первой Земли, Атлантиды, – отвечал как громоподобное эхо эхейона, медного била, этот тихий смех Баубо – радость людей, «ужас богов», по слову орфиков о грядущем Дионисе – Иакхе (Hymn. Orphic., XXXIX).

Вечер мглистый и ненастный.

Чу! не жаворонка ль глас?..

Как безумья смех ужасный,

Он всю душу мне потряс...

Слишком «легко живущие», reia zontes, боги Гомера и слишком «любящие играть», philopaismones, боги Платона не знают, что значит этот смех; но, может быть, знают смеющийся пред лицом Господним Авраам и Давид, Мелхолой осмеянный; знают и древние, ждущие смерти богов, титаны.

Именно здесь, под смехом, как темные воды глубин – под солнечной рябью, скрыта священнейшая тайна таинств: Елевзис – Пришествие.

Именно в этой, наиболее затаенно-стыдливой точке – «неизреченности» таинств, arr?ton, – их глубочайший смысл: рождение Бога-Человека. В гибели первого мира Мать-Земля утешилась только тем, что родит Спасителя второго мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.