е. ДВОЙСТВЕННАЯ ПРИРОДА МЕРКУРИЯ
е. ДВОЙСТВЕННАЯ ПРИРОДА МЕРКУРИЯ
Согласно гермесовой традиции, Меркурий многогранен, изменчив и обманчив Дорн говорит о «varius ille Mercurius» (этом непостоянном Меркурии)[92], другой автор называет его «versipellis» (меняющим обличья, лицедействующим)[93]. Он duplex, и основная его характеристика — двойственность, двуличие[94] О Меркурии говорится, что он «обегает весь свет, равно наслаждаясь обществом и добрых, и злых»[95]. Он — «два дракона»[96], «близнец» (geminus)[97], возникший из «двух природ»[98]или «двух субстанций»[99]. Он — «gigas geminae substantiae» [гигант с двойственной сущностью]. Для разъяснения этого выражения в тексте[100] цитируется 26–я глава Евангелия от Матфея, содержащая установительные слова таинства Евхаристии: аналогия с Христом очевидна Две субстанции Меркурия мыслились неравными, даже противоположными одна другой: так, в качестве дракона он «крылат и бескрыл»[101]; в одной параболе о нем говорится: «На горе сей возлежит вечно бодрствующий дракон, зовущийся Пантофталмос, ибо он исполнен очей с обоих боков, спереди и сзади, и когда спит, то иные из очей смежаются, а другие остаются отверсты»[102]. Меркурий внутренне различается как «обыкновенный и философский»[103]; он состоит из «земляной сухости и тягучей влажности»[104] Два его элемента, земля и вода, пассивны; два других, воздух и огонь, активны[105] Он и добр, и зол[106] Колоритное описание Меркурия дается в «Aurelia occulta»[107]
«Я — напитанный ядом дракон, вездесущий и любому доступный То, на чем покоюсь я и что на мне покоится, во мне обретет тот, кто ведет поиск в согласии с правилами Искусства. Огонь и вода мои рушат и вяжут; из тела моего ты можешь извлечь зеленого льва и красного Но если не знаешь меня как следует, то мой огонь погубит пять твоих чувств Уже многим принес смерть яд, что растекается из моих ноздрей Итак, ты должен уметь отделить грубое от тонкого, если не хочешь впасть в полное убожество. Дарую тебе силы мужского и женского, дарую тебе силы неба и земли. Таинства моего искусства надлежит справлять с отвагой и великодушием, если хочешь ты одолеть меня силою[108] огня, ибо многие уже, очень многие пострадали, а все их состояние и работа пошли прахом Я — природы яйцо, ведомое лишь мудрым, кои со скромностью и благочестием извлекают из меня микрокосм (что всем человекам уготован был Богом Всевышним, но лишь немногим дарован, тогда как большинство тщетно его домогается), чтоб от богатств моих сотворить добро бедным, да не привяжутся души их к бренному злату Философы называют меня Меркурием; моя супруга - [философское] золото; я — древний дракон, сущий по всему кругу земель, отец и мать, отрок и старец, всесильный и всех слабейший, смерть и воскресение, видимый и невидимый, твердый и мягкий; я спускаюсь под землю и подымаюсь на небеса, я наивысшее и наинизшее, самое легкое и самое тяжелое, строй природный часто искажается во мне цветом, числом, весом и мерой; во мне заключен свет природный (naturale lumen); я темен и светел; я притекаю с неба и от земли; меня знают, но я вовсе не существую[109]; в солнечных лучах я отливаю всеми цветами и всеми металлами Я — солнечный карбункул, благороднейшая просветленная земля, которой медь, железо, олово и свинец ты можешь превратить в золото>.
Из–за сдвоенной, двуснастной природы Меркурия его называли гермафродитом. Иногда говорили, что тело у него женское, а дух мужской, иногда наоборот. В , например, содержатся обе версии[110]. В качестве он есть мертвое мужское тело, но в качестве <нашего Меркурия> - он женствен, духовен, полон жизни и животворен[111]. Называли его также супругом и супругой[112], невестой и женихом или возлюбленной и возлюбленным[113]. Противоположные природы Меркурия часто обозначались как Mercurius sensu strictiori и Sulphur (Сера): <собственно Меркурий> - это женщина, земля и Ева, тогда как Сульфур — мужчина, вода и Адам[114]. У Дорна Меркурий назван <истинным гермафродитическим Адамом>[115]; у Кунрата он <зачат от гермафродитического семени Макрокосма> как <непорочное порождение гермафродитической материи> (хаоса, т. е. первоматерии)[116]. Милиус называет его <гермафродитическим монстром>[117]. В качестве Адама он является также микрокосмом, даже <сердцем микрокосма>[118], или как бы носит микрокосм <в себе, и там же содержатся четыре элемента и quinta essentia, каковую называют они Небом>[119]. Напрашивается мысль, что обозначающий Меркурия термин восходит к Парацельса, однако это не так: он встречается еще раньше, у Иоанна де Рупесциссы (XIV в.)[120]. Применительно к Меркурию синонимом <микрокосма> служит , например, в выражении <философский Человек двоякого пола (ambigui sexus)>[121]. В очень древних (Belinus или Balinus — искаженнов| имя Аполлония Тианского) он фигурирует как <человек, встающий из реки>[122]; скорее всего, это выражение следует связывать с видением Ездры[123]. В (XVI в.) имеется соответствующая иллюстрация[124]. Само. это представление восходит, вероятно, к вавилонскому Оаннесу, <вышедшему из реки> учителю мудрости. Подобному родословию вполне соответствует даваемое Меркурию имя <высокого человека>[125]. Адамом и микрокосмом он именуется во множестве текстов[126], но в поддельной книге Авраама Иудея Меркурий без обиняков назван Адамом Кадмоном[127]. Я уже указывал на бесспорные свидетельства того, что в алхимии продолжает жить гностическое учение об Антропосе[128], и сейчас мне нет необходимости специально углубляться в обсуждение соответствующего аспекта Меркурия[129]. Вместе с тем я еще раз должен подчеркнуть, что идея Антропоса совпадает с психологическим понятием самости. Очевидные доказательства этому наряду с алхимией предъявляет учение об Атмане и Пуруше.
Еще один аспект противоречивой двойственности Меркурия проявляется в его описании как <старца> (senех)[130] - и как <отрока> (puer)[131]. Археологически засвидетельствованный старческий облик Гермеса непосредственно сближает его с Сатурном, и в алхимии эта взаимосвязь играет очень важную роль[132]. Меркурий, действительно, состоит из самых крайних противоположностей; с одной стороны, он, безусловно, родствен Божеству, с другой же — его можно найти в сточных канавах, среди нечистот. Розин (арабизированный Зосима) называет его даже [133]. В <Бундахишне> зад Гаротмана сравнивается с <разверстой в земле преисподней>[134].