f. ЕДИНСТВО И ТРОЙСТВЕННОСТЬ МЕРКУРИЯ
f. ЕДИНСТВО И ТРОЙСТВЕННОСТЬ МЕРКУРИЯ
Несмотря на очевидную двойственность Меркурия, в текстах подчеркивается также его единство, особенно в форме Камня. Он <Один во всем мире>[135]. В большинстве случаев это единство оказывается в то же время тройственностью: аналогия с Троицей несомненна, однако представление о тройственном характере Меркурия не выводится из христианского догмата, а восходит к более ранним временам. Триады встречаются нам уже в трактате Зосимы ???? ?????? (Об искусстве)[136]. Марциал называет Меркурия (всеединственным и триждыединым)[137]. В аркадской Монакрии почитался трехглавый Гермес; был и галльский Mercurius tricephalus[138]. Этот галльский бог считался также психопомпом. Тройственность вообще свойственна божествам преисподней: вспомним, например, трехтелого (????? — ?????) Тифона, трехтелую и трехликую (???????????) Гекату[139], или змеевидных ???????????? (<предков>) - по Цицерону[140], то были три сына Зевса–басилевса, <древнейшего царя> (rex antiquissimus)[141]. Они назывались <первопредками> и почитались божествами ветра[142]; та же, по–видимому, логика заставляет индейцев хопи верить, что (хтонические) змеи — это в то же время и предвещающие дождь молнии небесные. Кунрат называет Меркурия (триединым)[143] и (Tepнарием, т. е. тройкой)[144]. Милиус изображает его в облике трехглавого змея[145]. В говорится, что он - <триединая, универсальная сущность>, называемая Иеговой[146]. Он божествен и в то же время человечен[147].
Все это указывает на то, что Меркурий соответствует не одному только Христу, но триединому Божеству вообще. В он именуется , что объясняется следующим образом: <Ибо он [Меркурий] есть Альфа и Омега, вездесущий. Философы украсили [его] именем Azoth, от латинян взяв А и ?, от греков ? и ?, от евреев алеф и тау, составив в итоге имя:
z
A {?} Azoth>[148].
?
Кажется, яснее и не выразишь этот параллелизм (Между Троицей и Меркурием.). Столь же недвусмысленно анонимный комментатор проводит параллель с Христом–Логосом. Все вещи проистекают от [149], от <ставшего плотию> Слова Творенья, иоаннова Логоса, без которого <ничто не начало быть, что начало быть>. Комментатор говорит следующее: <Таким образом, Слово возрождения незримо присутствует во всем, но это не проявляется в телах элементарных и плотных, если не вернуть их к сущности пятой, иначе говоря, к природе небесной и астральной. Итак, Слово сие есть семя обетования, или небо философов, несчетных звезд светочами лучезарнейшее>[150]. Меркурий есть миром ставший Логос. Приведенное описание может свидетельствовать о его сущностном тождестве с коллективным бессознательным, ибо звездное небо, как я уже пытался показать в своей работе [151], есть, очевидно, визуализация своеобразной природы бессознательного. Поскольку Меркурий очень часто называется , то его <сыновство> как таковое не ставится под вопрос[152]. Значит, он все равно что брат Христу и второй сын Божий, хотя по времени–то должен считаться старшим и потому первородным. Эта идея восходит к воззрениям евхитов, о которых сообщает Михаил Пселл (1050 г.)[153]. Евхиты считали первым сыном Божьим Сатанаила[154], Христа же — только вторым[155]. Вместе с тем Меркурий не просто соперник или двойник Христа (поскольку он <сын>), но и двойник Троицы в целом — поскольку он мыслится как некая хтоническая троица. С этой точки зрения он предстает одной из половин христианского Бога. Половина, конечно, — темная, хтоническая, но вовсе не зло как таковое, поскольку Меркурий зовется <добрым и злым>, <системой высших сил в нижних пределах>. Он наводит на мысль о той двойственной фигуре, что маячит за спинами Христа и дьявола: о загадочном Люцифере, чья <светоносность> так или иначе присуща им обоим. В <Откровении> 22, 16 Иисус говорит о себе: .
В текстах очень часто отмечается одна особенность Меркурия, которая, безусловно, сближает его с божеством, а именно с первобытным богом–творцом: его способность порождать самого себя. В трактате о Меркурии говорится: <Мать родила меня, и сама была мною зачата>[156]. В обличьи дракона, т. е. уробора, он сам себя оплодотворяет, зачинает, рождает, пожирает и умерщвляет и <превозносится самим собою>, как говорит автор <Розария>[157], парафразируя тем самым таинство жертвенной смерти Бога. Здесь, как и в целом ряде сходных случаев, не следует спешить с выводом, что средневековыми алхимиками подобные умозаключения осознавались в той же мере, в какой они, возможно, осознаются нами. Но человек и через него — бессознательное высказывают много такого, что не обязательно должно быть осознанным во всех своих импликациях. И все же, несмотря на эту оговорку, я не хотел бы создавать впечатление, будто алхимики совершенно не осознавали своих мыслительных процессов. Вышеприведенные цитаты прекрасно показывают, сколь мало подобное предположение соответствует действительности. Однако хотя Меркурий и определяется во множестве текстов как trinus et unus, это не мешает ему быть сильнейшим образом причастным кватернарности Камня, которому он, по сути, тождествен. Стало быть, он являет собой ту странную дилемму, которую выражает известная проблема трех и четырех — я имею в виду загадочную аксиому Марии Пророчицы. Наряду с классическим Гермесом–трикефалом был и классический Гермес–тетракефал[158]. Горизонтальный план сабейского храма Меркурия — треугольник, вписанный в квадрат[159]. В схолиях к знак Меркурия — квадрат, который вписан в треугольник, обведенный кругом (символ целостности)[160].