6. Выражение и образ
6. Выражение и образ
Присутствие Другого, иди выражение, являясь источником всякого значения, не может быть созерцаемо в качестве интеллигибельной сущности: оно воспринимается как язык и тем самым проявляет себя вовне. Выражение, или лицо, выходит за пределы образов, имманентных моему мышлению, как если бы они проистекали из «я*. Этот выход за пределы не похож на образ половодья, он возникает в меру — или в силу безмерности — Желания и доброты, как моральная асимметрия между «я» и «другим». Движение к этой экстериорности сразу же меняет свое направление, устремляясь ввысь. Глаз может видеть ее только благодаря позиции, которая, будучи расположением сверху вниз, образует начальное событие моральности. Потому что лицо, это присутствие экстериорности, никогда не может стать ни образом, ни интуицией. Любая интуиция зависит от значения, не сводимого к интуиции. Его корни лежат глубже, чем корни интуиции, и оно одно приходит издалека. Значение, не сводимое к интуиции, измеряется Желанием, моральностью и добротой — бесконечной требовательностью по отношению к себе, Желанием Другого, или отношением к бесконечному.
Присутствие лица, или выражение, не находится в одном ряду с другими осмысленными явлениями. Творения рук человеческих имеют смысл, но человек сразу же покидает их и определяет себя, исходя из них, и сам выступает «в качестве». Между трудом, результатом которого становится тот или иной продукт, имеющий значение для других людей, тех, что могут его приобрести, — это уже товар, выразившийся в деньгах, — и языком, в котором я присутствую при своем проявлении как незаменимый и бодрствующий, пролегает глубокая пропасть. Однако эта пропасть образована энергией бодрствующего присутствия, которое не покидает выражения. Она не является для выражения тем, чем воля является по отношению к результату своей деятельности, от которого она освобождается, предоставляя его собственной судьбе: получается, что она всегда хотела «массу вещей», которых никогда не хотела. Ибо абсурдность результатов волевой деятельности не связана с ошибками мышления: она обусловлена анонимностью, в которую сразу же погружается это мышление, непризнанием автора в результате этой сущностной анонимности. Прав Янкелевич, утверждающий, что труд не является выражением™. Приобретая ту или иную вещь, я десакрализую ближнего, который ее создал. Человек является действительно обособленным, не поддающимся обобщению только в выражении, где он может «поддержать» собственное проявление.
В политической жизни человечество понимает себя, исходя из своих дел. Это — человечество людей взаимозаменяемых, взаимные отношения. Замена одних людей другими, изначальное неуважение делают возможной эксплуатацию. В истории — истории Государств — человеческое бытие предстает как совокупность своих творений, — живя, оно само себе наследует. Справедливость заключается в том, чтобы сделать заново возможным выражение, где в не-взаимности личность выступала бы как единичная. Справедливость — это право на высказывание. Может быть, именно здесь открывается перспектива религии. Религия удаляется от политической жизни, к которой не обязательно ведет философия.