7 Бог – один

В 586 году до н. э. царь Навуходоносор II, властитель могущественного Вавилонского царства и представитель на земле бога Мардука, царя богов, разрушил стены Иерусалима, разграбил столицу Израильского царства и сжег дотла еврейский храм. Тысячи евреев были преданы мечу; те немногие, что уцелели (главным образом образованная элита – жрецы, воины и царственные особы), были отправлены в изгнание. Цель была очевидна – покончить с израильтянами как с нацией. А если бы Израиль перестал существовать, то перестал бы существовать и бог Израиля – Яхве [1].

На древнем Ближнем Востоке племя и его бог считались единой сущностью, соединенной договором, по которому племя заботилось о боге, почитая его и принося ему жертвы, а бог в обмен защищал племя от невзгод, будь то наводнение, голод, а чаще всего соседние племена и их боги. Собственно, война на древнем Ближнем Востоке считалась не столько битвой армий, сколько состязанием божеств. Вавилоняне захватывали Израиль не во имя своего царя Навуходоносора, но именем своего бога Мардука. Считалось, что Мардук действовал на стороне вавилонян прямо на поле боя в соответствии с соглашением, которое он заключил с Навуходоносором.

У израильтян было такое же соглашение с их богом. Яхве управлял Израилем, и на Яхве ложилось бремя по его защите. Кровавые бои между израильтянами и их врагами, которые занимают столько места в первых книгах Библии, считались на деле битвами между Яхве и враждебными богами. Яхве часто приписывалось планирование, командование и управление битвами на стороне Израиля: «И вопросил Давид Господа, говоря: идти ли мне против Филистимлян? Предашь ли их в руки мои? И Он отвечал ему: не выходи навстречу им, а зайди им с тылу и иди к ним со стороны тутовой рощи…» (2-я Цар. 5:19–23) [2].

Такая непосредственная идентификация племени со своим божеством имела глубокие теологические последствия для древних людей. Когда Яхве помог израильтянам сокрушить филистимлян, это доказало, что бог израильтян более могуществен, чем бог филистимлян Дагон. Когда же вавилоняне разгромили израильтян, теоологическим выводом было то, что Мардук, бог Вавилона, могущественнее Яхве.

Для множества израильтян разрушение храма – Дома Яхве – значило больше, чем просто конец национальных амбиций. Оно свидетельствовало о конце их религии. Без обрядов и ритуалов, которые занимали центральное место в их религиозных чувствах и даже в чувстве собственной идентичности, у них не было выбора, кроме как подчиниться новой реальности. Они приняли вавилонские имена, стали изучать вавилонские тексты и почитать вавилонских богов.

Но среди плененных евреев оказалась небольшая группа религиозных реформаторов, которые, столкнувшись с неприемлемой перспективой согласиться с уничтожением Яхве руками Мардука, предложили альтернативное объяснение: возможно, разрушение Израиля и пленение евреев – это часть божьего промысла Яхве. Возможно, Яхве наказал израильтян за то, что они вообще верили в существование Мардука. Возможно, никакого Мардука нет.

Именно в этот момент духовного разлада, когда Израильское царство лежало в руинах, а храм Яхве был разрушен и покинут, была создана новая идентичность, а вместе с ней – совершенно новая точка зрения на божественное.

Бог, который впоследствии стал известен как Яхве, впервые явился в виде неопалимой купины где-то в каменистых пустынях Северо-Восточного Синая. Яхве говорит пророку Моисею: «Вот имя Мое навеки, и памятование о Мне из рода в род» (Исх. 3:15) [3].

Согласно Библии, Моисей оказался в этой пустынной земле, потому что бежал от гнева фараона. В Исходе рассказывается, как израильтяне, которые за несколько поколений до этого последовали за потомками праотца Авраама в Египет, стали так многочисленны и могущественны, что их решили лишить богатства и свободы и обратить в рабство. Египтяне так боялись евреев, что сам фараон приказал топить в Ниле всех новорожденных сынов Израилевых.

Но каким-то образом один ребенок спасся. Его родители, потомки жрецов-левитов, положили его, трехмесячного, в корзину из папируса и отправили по поросшим камышом речным отмелям. Там его нашла дочь фараона. Она сжалилась над мальчиком, принесла его в свой дом и воспитала как члена египетской царской семьи [4].

Однажды, когда Моисей уже вырос, он вышел в люди и сам увидел, насколько тяжело приходится работать евреям. Он увидел, как хозяин-египтянин бьет израильского раба, и в приступе гнева убил египтянина. В страхе за свою жизнь Моисей бежал из Египта в так называемую землю Мадиамскую. Там он встретил «священника мадиамского», который принял его в своем доме и племени и дал в жены собственную дочь Сепфору [5].

Много лет Моисей прожил со своей мадианитянской семьей в доме своего тестя-жреца. Однажды днем, когда он пас стадо своего тестя, он направил скот в дикую местность, к подножию святыни мадианитян, известной как «божественная гора». Именно там он и встретил загадочное божество, которое представилось как Яхве.

Где именно там, установить вряд ли возможно. В Исходе вроде бы четко написано, что «божественная гора» расположена на северо-востоке Синая. Но во Второзаконии и других местах Библии говорится, что это гора из хребта Сеир в Южной Трансиордании. Трудно сказать даже, что в Библии подразумевается под «землей Мадиамской». Насколько нам известно, мадианитяне были довольно слабо связанным друг с другом союзом несемитских племен – обитателей пустыни в Северо-Западной Аравии, а вовсе не Синая или Трансиордании. Собственно говоря, путаницы и противоречий в истории Моисея так много (например, тестя Моисея называют Рагуилом (Исх. 2:18), а через несколько стихов (Исх. 3:1) он оказывается Иофором), что историки никак не могут в ней что-либо понять [6].

Проблема еще и в том, что не существует никаких археологических свидетельств присутствия израильтян в Древнем Египте. А это довольно существенно, учитывая изощренный бюрократизм египетского Нового царства (периода, когда вроде бы и происходила история с Моисеем) и легендарную тягу местных писцов к ведению записей. Египтяне регулярно пользовались рабским трудом, известны роли и социальные категории рабов: рабы, взятые в плен на войне; рабы, продавшие в рабство сами себя ради выплаты долга; рабы, которые, подобно крепостным, работали на государство в течение определенного периода.

Моисей и горящий куст. Монастырь Св. Екатерины, Синай (Египет)

© K. Weitzmann: “Die Ikone” / Wikimedia Commons

Однако израильтяне не попадают ни в одну из этих категорий, так что представление о том, что египтяне могли обратить в рабство целый народ, с трудом выдерживает какую-либо критику. Еще более невероятна причина, которую указывает Библия для столь массового порабощения: якобы племя семитов-кочевников каким-то образом стало «более многочисленным и более сильным», чем египтяне, которые в то время были самой крупной, самой богатой и самой могущественной в военном отношении империей, которую когда-либо знал мир (Исх. 1:9–10) [7].

Но едва ли не самый удивительный фрагмент истории Моисея – это встреча с божеством в пустыне. Откуда взялся Яхве, остается загадкой. Это имя не фигурирует ни в одном списке богов древнего Ближнего Востока, и это поразительный пробел, учитывая, что в списках упоминаются тысячи божеств. Однако имеются два иероглифических упоминания Яхве в Нубии, которые датируются как раз периодом Нового царства – одно в храме, построенном в XIV веке до н. э. Аменхотепом III, отцом Эхнатона, другое – в храме, который построил в XIII веке до н. э. Рамсес II. В них фигурирует нечто под названием «земля кочевников Яхве». Хотя существуют споры относительно того, где именно находится эта земля, большинство ученых полагают, что так именуют широкий пустынный район к югу от Ханаана, то есть собственно «землю Мадиамскую».

Таким образом, Моисей, который женился на представительнице племени мадианитян, встречается с божеством мадианитян (Яхве), находясь на службе у священника мадианитян (своего тестя) в земле Мадиамской [8].

Если бы история здесь и заканчивалась, а мы могли игнорировать перечисленные выше исторические проблемы, это имело бы некий смысл. Но это вовсе не конец, поскольку первая задача, которую ставит мадиамский бог Моисею, – вернуться в Египет, освободить израильтян от рабства и вернуть их на родину, в землю Ханаанскую: «И сказал еще Бог Моисею: так скажи сынам Израилевым: Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам» (Исх. 3:15).

Это заявление вызвало бы некоторое удивление у Авраама, Исаака и Иакова, поскольку на самом деле эти библейские патриархи поклонялись не мадиамскому пустынному божеству Яхве. Они почитали совершенно другого бога – ханаанское божество, которое знали под именем Эль.

Ученые уже много веков знают, что израильтяне в Библии почитают двух совершенно разных богов, которые отличаются друг от друга именами, происхождением и свойствами. Пятикнижие – первые пять книг Библии (Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие), сборник текстов из различных источников, которые могут на сотни лет отличаться по времени создания. Пристальное рассмотрение дает возможность заметить швы на месте соединения двух и более различных традиций. Например, есть две отдельные истории творения, написанные независимо друг от друга: глава 1 Бытия, в которой мужчина и женщина сотворены вместе и одновременно, и глава 2 Бытия, гораздо более популярная, в которой Ева сотворяется из ребра Адама. Есть и два разных рассказа о потопе, которые, впрочем, в отличие от двух историй творения, сшиты вместе, чтобы получить единое, но противоречащее само себе свидетельство о том, как потоп длится не то 40 (Быт. 7:17), не то 150 дней (Быт. 7:24); животных на ковчег берут не то по семь пар (Быт. 7:2), не то всего по паре каждого вида (Быт. 6:19); потоп начинается не то через семь дней после входа Ноя на ковчег (Быт. 7:10), не то сразу после того, как он погружается на ковчег вместе с семьей (Быт. 7:11–13).

Тщательно отслеживая каждую из этих отдельных нитей повествования, исследователи Библии сумели определить по меньшей мере четыре разных письменных источника, из которых в основном составлены первые книги Библии. Они получили названия: Яхвист, или J (читается как Й), который восходит к X–IX векам до н. э. и проходит по большей части Бытия, Исхода и Чисел; Элохист, или Е, который относится к VIII–VII векам до н. э. и в основном прослеживается в Бытии и частично в Исходе; Священнический кодекс, или Р, который был написан во время Вавилонского пленения в 586 году до н. э. или сразу после него и представляет собой в основном переработку материалов источников J и Е; и Второзаконие, или источник D, на котором основаны книги от Второзакония до Царств I и II и который можно датировать где-то VII–V веками до н. э.

Между этими источниками наблюдаются многочисленные расхождения. Например, в материале Элохиста, который, вероятно, был написан священником с севера Израиля, гора Синай именуется горой Хорив (Исх. 3:1), а ханаанеяне – амореями. Бог в этих отрывках являет себя в основном в видениях и снах, в отличие от более югоцентричного материала Яхвиста, где Бог часто имеет очевидные антропоморфные черты. Он творит мир посредством проб и ошибок, забывает создать пару для Адама (Быт. 2:18); Он прохаживается по Эдемскому саду, наслаждаясь вечерним ветерком (Быт. 3:8). Он в какой-то момент утрачивает контроль над своими творениями, Адамом и Евой, и не может их найти, когда они прячутся за деревьями. «Где ты?» – кричит Яхве в ночной тиши (Быт. 3:9).

Однако основное различие между Яхвистом и Элохистом в Пятикнижии состоит в том, что Бог в этих источниках именуется различными именами. Бог Элохиста – это Эль или Элохим (множественное число от Эль), который в русском переводе Библии обозначается как Бог с большой буквы Б: «И было, после сих происшествий Бог [Элохим] искушал Авраама» (Быт. 22:1). Бог же яхвистской традиции известен как Яхве – в русском переводе Библии это Господь: «И сказал Господь [Яхве]: Я увидел страдание народа Моего в Египте» (Исх. 3:7). В значительно более позднем Священническом кодексе наравне встречаются и Яхве, и Элохим – очевидная попытка свести воедино этих двух явно различных богов.

Хотя материал Яхвиста примерно на сотню лет старше Элохиста, в традиции Элохиста представлено более раннее божество. Если о природе Яхве мы не знаем ничего, кроме предположения, что он мог быть богом мадианитян, Эль – одно из самых известных и хорошо задокументированных божеств древнего Ближнего Востока.

Это мягкое, отстраненное, отеческое божество, которое традиционно изображалось либо как бородатый царь, либо как бык или теленок, было верховным богом Ханаана. Он был известен также как Творец Всего Тварного и Ветхий денми и был одним из главных ханаанских богов плодородия. Но главным образом Эль был царем небесным, отцом и покровителем земных царей Ханаана. Восседая на небесном троне, Эль был главой совета ханаанских богов, в который входили Ашера, Мать-Богиня и супруга Эля; Баал, молодой бог бури, «всадник облаков»; Анат, богиня войны; Астарта, она же Иштар; и множество других богов более низкого статуса [9].

Эль, безусловно, был первым богом Израиля. Даже само слово «Израиль» означает «Эль упорствует».

Первые израильтяне поклонялись Элю под множеством имен: Эль Шаддаи (Бог Всемогущий, или Бог Гор, – Быт. 17:1); Эль Олам (Бог вечный – Быт. 21:33); Эль Рой (Бог видящий – Быт. 16:13); Эль Эльон (Бог Всевышний – Быт. 14:18–24), и это лишь некоторые из них. И хотя может показаться странным, что израильтяне, живущие в Ханаане, с такой готовностью стали поклоняться ханаанскому богу как собственному, влияние ханаанской теологии на Библию несомненно. На самом деле даже не всегда легко провести четкую этническую, культурную и даже религиозную границу между хананеянами и израильтянами, по крайней мере если говорить о древней истории Израиля (около 1200–1000 годов до н. э.) [10].

Традиционно считается, что израильтяне были строгими монотеистами, преданными единому и единственному Богу Вселенной и окруженными со всех сторон политеистами-хананеянами с их множеством ложных богов. Однако эта точка зрения не выдерживает исторической и археологической проверки. Прежде всего, не существовало какой-то отдельной группы хананеян; этот термин – общее наименование всего множества племен, что населяли горы, долины и прибрежные области Ханаанской земли (Южного Леванта – ныне это части современных Сирии, Ливана, Иордании, Израиля и Палестины). Практически невозможно четко выделить именно израильскую культуру из общего массива культуры ханаанской. Сегодня многие ученые полагают, что израильтяне были одним из горных ханаанских племен, которые облюбовали себе какой-то горный массив и впоследствии постепенно выделились из более обширной племенной группы, выражая обособленную идентичность, которая тем не менее оставалась укорененной в ханаанской культуре и религии. Обе группы были западносемитскими народностями, которые говорили на схожих языках, использовали схожее письмо и обладали схожими ритуалами и обычаями. Схожей была даже религиозная терминология для церемоний и жертвоприношений, так что многие слова, заимствованные ивритом из ханаанских языков, относятся к религиозной сфере [11].

Статуя сидящего Эля

© Oriental Institute of the University of Chicago

Ну и, конечно, у них был один и тот же бог – Эль.

Впрочем, точнее было бы сказать, что у израильтян и хананеян были одни и те же боги, поскольку древних израильтян никоим образом нельзя назвать монотеистами. В крайнем случае можно признать за ними монолатрию, то есть они почитали одного бога – Эля, но не отрицали существования других богов ханаанского пантеона. Вообще-то израильтяне порой поклонялись и другим богам, в особенности Баалу и Ашере, а также, хоть и в меньшей степени, Анат. И хотя Библия пестрит пассажами (созданными в основном авторами позднего Священнического кодекса), порицающими поклонение другим богам, такие осуждения лишь доказывают, что израильтяне действительно почитали этих богов – не только регулярно, но и официально, что подтверждается их присутствием в самом Иерусалимском храме. Царь Саул, первый царь Израиля, даже назвал в честь бога Баала двух своих сыновей – Ишбаала (Иевосфея) и Мериббаала (Мемфивосфея), а в честь Яхве – лишь одного Ионафана [12].

Все это позволяет предположить, что древние израильтяне, вероятно, рассматривали своего бога Эля так же, как и хананеяне, то есть видели в нем верховное божество, главенствующее в божественном собрании более мелких богов, подобно Энлилю, Амону-Ра, Мардуку, Зевсу или любому другому верховному богу. Они признавали других божеств ханаанского пантеона и порой даже поклонялись им. Но верность они хранили богу, в честь которого получили свое племенное название, – Элю.

Это был тот самый Эль, с кем праотец Авраам, который большую часть жизни провел в Ханаанской земле и был тесно связан с ханаанской культурой и религией (если вообще сам не был ханаанцем), заключил завет в обмен на обещание потомства (а ведь это было одной из главных функций Эля): «Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен… и весьма, весьма распложу тебя, и произведу от тебя народы, и цари произойдут от тебя…» (Быт. 17:1, 6)

Это Эль потребовал от Авраама принести в жертву его сына Исаака, чтобы проверить его веру и преданность; Эль возобновил завет с сыном Исаака Иаковом: «Отныне ты не будешь называться Иаковом, но будет имя тебе: Израиль» (Быт. 35:10). И именем того же Эля – «Бога отца твоего» (Быт. 49:25) – Иаков передал завет собственному сыну Иосифу, который, как утверждает Библия, первым из израильтян покинул Ханаан и поселился в Египте, где через много поколений его потомки встретятся с неизвестным им прежде богом мадианитян, называвшим себя Яхве. История, как монотеизм после многих веков неудач и отверженности в конце концов навсегда пустил корни в человеческой духовности, начинается с рассказа о том, как Эль, бог Авраама, и Яхве, бог Моисея, постепенно слились в единое божество, которое теперь мы знаем как Бог [13].

После первой встречи с Яхве в пустыне Моисей вернулся в Египет с посланием для евреев: бог их предков – Авраама, Исаака, Иакова и Иосифа – услышал плач людей и вскоре освободит их от рабства. Но израильтяне не были знакомы с богом Моисея. Даже после того как Моисей продемонстрировал его могущество и убедил израильтян следовать за ним в «землю Мадиамскую», то есть в «землю кочевников Яхве», где израильтяне предположительно расселились после бегства из Египта, они не выказывали особой лояльности этому неизвестному божеству. Пока Моисей стоял на вершине «горы бога» и получал новые указания от Яхве (десять заповедей), которые должны были заменить завет, заключенный Авраамом с Элем, израильтяне у подножия горы уже вновь обратились к почитанию бога Авраама, изготовив идола в виде золотого тельца – изначального символа Эля [14].

Автор Священнического кодекса, писавший через сотни лет после этого события, пытается разрешить конфликт между двумя различными ветвями веры древних израильтян, вкладывая в уста бога Моисея следующие слова: «Я Господь. Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем “Бог Всемогущий”, а с именем Моим “Господь” не открылся им» (Исх. 6:2–3). Однако это заявление лишь подчеркивает тот факт, что древнееврейские патриархи, о которых говорит Яхве-Господь, никакого Яхве не знали.

Яхве и Эль в итоге все же слились в Израиле воедино, но история этого слияния не так однозначна, как предполагает Священнический кодекс. Судя по всему, почитание Яхве распространилось в Ханаанской земле с юга, и именно юг большую часть времени был его центром. В северных районах Ханаана израильтяне, которые долгие годы жили на этой земле, почитали Эля как Верховного бога, но также признавали и других богов Ханаана, а порой и поклонялись им, поэтому им было несложно просто добавить Яхве к этому пантеону, хотя, как свидетельствует Библия, этот процесс шел медленно и постепенно. Следы этого мы можем заметить в так называемой Песни Моисеевой во Второзаконии:

Когда Всевышний давал уделы народам и расселял сынов человеческих, тогда поставил пределы народов по числу сынов Израилевых; ибо часть Господа народ Его, Иаков наследственный удел Его (Втор. 32:8, 9).

Этот удивительный фрагмент не только подтверждает почитание в Израиле других богов под предводительством Эля-Всевышнего, но и четко указывает на Яхве-Господа как на одного из этих богов. Здесь утверждается, что каждое божество получило в дар, или в «удел», от Эля собственное племя и уделом Яхве был Израиль [15].

Когда израильская нация стала Израильским царством около 1050 года до н. э., это ускорило процесс слияния Яхве и Эля. Даже их имена стали порой употребляться вместе: Яхве-Эль или Яхве-Элохим, что в русском переводе чаще всего передается как Господь Бог: «Сын мой! воздай славу Господу, Богу [Яхве-Элохим] Израилеву и сделай пред Ним исповедание и объяви мне, что ты сделал» (ИсНав. 7:19) [16].

Консолидация Израиля в царство была ответом на усиление угроз со стороны соседних племен. Чтобы сохранить независимость и поддержать жизнеспособность племени, Израиль провел централизацию власти и из теократии, управляемой судьями и пророками, стал монархией, управляемой царями. Как и в Вавилоне, Ассирии, Египте и других местах, изменение природы земной власти сопровождалось изменением природы власти богов на небесах – другими словами, политикоморфизмом [17].

Расцветающей израильской монархии требовалось национальное божество – царь небесный с той же властью, что у царя земного. Учитывая, что столица царства, Иерусалим, располагалась на юге, в Иудее, было вполне естественно, что со временем Яхве (в то время уже Яхве-Эль) стал играть эту роль. Так пустынное божество синайских кочевников забралось на вершину израильского пантеона, став царем небесным и властителем всех остальных богов: «Господь на небесах поставил престол Свой, и царство Его всем обладает» (Псал. 102:19).

Яхве изначально был богом-покровителем царей Израиля. В Иерусалиме ему был построен храм, и новый национальный бог был помещен туда в виду Ковчега Завета – имелся в виду завет Моисеев. Под покровительством израильских царей культ Яхве переродился в структурированный массив ритуальных жертвоприношений, мифических историй и мелодичных молитв – в соответствии с общим шаблоном племенного поклонения богам, существовавшим на всем Ближнем Востоке в древности.

Как было с Мардуком, Ашшуром, Амоном-Ра и всеми остальными верховными богами, чем выше Яхве забирался в израильском пантеоне, тем больше он перенимал качества и свойства других богов. И в Псалтири (основной форме царской пропаганды в Библии) мы видим, как он замещает Эля в роли царя небесного, сидящего на троне и окруженного советом небесных созданий, как некогда Эль.

И небеса прославят чудные дела Твои, Господи, и истину Твою в собрании святых. Ибо кто на небесах сравнится с Господом? кто между сынами Божиими уподобится Господу? Страшен Бог в великом сонме святых, страшен Он для всех окружающих Его (Псал. 88:6–8; см. также Псалмы 81, 96 и 98).

Яхве стал воплощать и образ бога бури Баала, «всадника облаков»: «Делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра» (Псал. 103:3). «Ты владычествуешь над яростью моря: когда воздымаются волны его, Ты укрощаешь их» (Псал. 88:10), – поет автор псалмов.

Яхве даже приобрел женские черты богини Ашеры, особенно материнские, заботливые свойства: например, Яхве кричит, «как рождающая» (Ис. 42:14). Яхве говорит: «Послушайте меня, дом Иаковлев и весь остаток дома Израилева, принятые Мною от чрева, носимые Мною от утробы матерней» (Ис. 46:3).

Но даже в этой точке истории Израиля, с укреплением позиций Яхве, евреи не отрицали существования других божеств. Хотя сохранились свидетельства существования в Иерусалиме секты поклонников «единого Яхве», сами цари израильские никогда не запрещали поклонение другим богам и не призывали к нему; они просто сосредоточивали свое внимание на собственном национальном боге. Знаменитый исследователь Библии Мортон Смит писал: «Бога Израиля [Яхве] сами евреи, как и все древние жители Ближнего Востока, просто считали… более могущественным, чем боги их соседей».

«Кто, как Ты, Господи, между богами? Кто, как Ты, величествен святостью, досточтим хвалами, Творец чудес?» (Исх. 15:11)

Это по-прежнему не монотеизм, а в лучшем случае монолатрия, хотя и это название вряд ли стоит считать удачным, если посмотреть, насколько безболезненно другие божества вписывались в израильский пантеон. Как и другие жители древнего мира, израильтяне с трудом представляли себе Яхве как единственного бога во Вселенной. Они считали, что Яхве – просто лучший бог в мире: «…ибо Ты, Господи, высок над всею землею, превознесен над всеми богами» (Псал. 96:9). Итак, Яхве считался царем и правителем среди других богов, высшим богом, сильнейшим богом – богом богов.

И тут однажды пришел более сильный бог Мардук и разбил Яхве, сбросив бога Израиля с трона небесного и тем самым подготовив почву для нового представления не только о Яхве, но и о самой природе Вселенной. Только в этот период истории Израиля, когда евреи были изгнаны с земли, которую их бог обещал им, и рассеяны по Ближнему Востоку, мы видим первые во всей Библии ростки недвусмысленного монотеизма: «Так говорит Господь, Царь Израиля, и Искупитель его… Я первый и Я последний, и кроме Меня нет Бога» (Ис. 44:6) [18].

Таким образом, зарождение монотеизма у евреев стало средством рационализации катастрофического поражения Израиля от вавилонян. Кризис идентичности во время вавилонского пленения заставил израильтян пересмотреть свою священную историю и переосмыслить религиозную идеологию. Когнитивный диссонанс, порожденный изгнанием, потребовал совершенно новой, неведомой ранее религиозной концепции, которая помогла бы извлечь смысл и из этого опыта. Предыдущие теологические идеи, которые сложно было принять (может ли один бог стоять за добром и злом? может ли один бог воплощать все человеческие качества разом?), вдруг стали приемлемыми. Если племя и его бог – это действительно одна сущность, а поражение племени свидетельствовало и о падении бога, то монотеистическим реформаторам, находящимся в вавилонском плену, легче было согласиться с существованием единого, пусть мстительного и противоречивого бога, чем совсем отказаться от бога и собственной идентичности. И таким образом все исторические аргументы против веры в единого бога внезапно отступили перед всепобеждающим желанием крохотного, малозначительного семитского племени выжить.

«Я Господь, и нет иного. Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Господь, делаю все это» (Ис. 45:6,7).

Это зарождение известного нам иудаизма – не в завете с Авраамом, не в Исходе из Египта, а на дымящихся углях разрушенного храма и отказе побежденных людей принять идею побежденного бога. Сам иудаистский символ веры, известный как Шма («Внемли, Израиль, Господь – бог наш, Господь – один!»), был создан после этого поворотного момента в еврейской истории. Тогда же появилась и большая часть текстов, составляющих нынешний Ветхий Завет, еврейскую Библию. Даже библейский материал, созданный до вавилонского пленения (Яхвист и Элохист), был переработан и переписан авторами Священнического кодекса и Второзакония после пленения, чтобы отразить новое представление о Единственном Боге.

Бог, созданный в вавилонском плену, – это не то абстрактное божество, которому поклонялся Эхнатон. Не тот чистый одушевляющий дух, который представлялся Заратустре. Не та бесформенная субстанция Вселенной, о которой писали греческие философы. Это был новый тип Бога – единого и личностного. Единственный Бог без человеческого обличья, который, однако, создал людей по образу и подобию своему. Вечный и неделимый Бог, который проявляет весь спектр человеческих эмоций и качеств – хороших и дурных.

Это выдающееся в истории религий достижение, подготовленное сотнями тысяч лет развития человечества, будет превзойдено, однако, всего через пять сотен лет сектой апокалиптически настроенных евреев, называвших себя христианами [19].