Третье отношение мысли к объективности: непосредственное знание

§ 61. Этот раздел посвящён, главным образом, философии непосредственного знания Ф.Г. Якоби. Позднее это направление философии получило название иррационализма.

§ 62. Якоби понимает познание как получение знания об одной конкретной вещи и как переход от этого знания к познанию другой вещи. В этом случае каждый предмет будет обуславливать собой существование другого предмета. Объяснять и понимать, согласно установке Якоби, означает показать, что существование одной вещи обусловлено существованием другой вещи и т.д. Следовательно, всякое содержание знания является обусловленным другим знанием и зависимым от него. Всеобщие представления (Бог, мир) лежат вне механизма такой связи, поскольку такая связь ограничена познанием только конкретных предметов.

Познавая реальные предметы, мышление производит категории – всеобщие определения вещей. Каждая категория устанавливает свою специфику через своё соотношение с другими категориями, но через это же соотношение она и ограничивает самою себя. Качество – это только качество и ничего более; количество – это только количество и не более того; бытие – это бытие, акциденция – это акциденция; и т.д. Через соотношение друг с другом категории устанавливают свою собственную специфику, но при этом они остаются в отрицательном отношении друг к другу и не обретают положительной связи между собой. Отталкиваясь от такого агрегата категорий, мышление никак не может прийти к всеобщим предметам разума: Богу, миру, духу. Если всё же наше мышление попытается помыслить такие всеобщие представления посредством разрозненных и ограничивающих друг друга категорий, то оно превратит их (Бога, мир) в нечто обусловленное и ограниченное.

Здесь важно обратить внимание вот на что. Вся прежняя метафизика относила категории исключительно к онтологии. Кант поместил их в мышление, в логику, в результате чего он низвёл их на уровень субъективных произведений мысли. Якоби же выводит происхождение категорий из окружающего нас мира. Познавая вещи реального мира, мы не только устанавливаем взаимообусловленность их существования друг другом, но и выводим их всеобщие определения – категории. В философии Якоби природа категорий уже двойственна: они взяты из природы и сделаны достоянием мышления!

§ 63. Философия Якоби утверждает, что главным определением человека является наличие у него разума. Содержанием разума является знание о Боге. Но поскольку всё наше познание должно ограничиваться только чувственными восприятиями, постольку такое знание не может привести нас к всеобщим предметам (Богу). Тогда откуда же в нас берутся знания о Боге? Они даны нам непосредственно, - считает Якоби. Следовательно, все знания о Боге являются непосредственным знанием. Это знание в нас просто есть и мы верим в его истинность. И не надо более никаких его доказательств.

§§ 64-65. Непосредственные знания достоверны. Раз в нашем сознании присутствует представление о Боге, значит, мы должны верить в то, что он существует. Своеобразие этого утверждения состоит в том, что оно не нуждается в доказательстве, т.е. не нуждается в опосредствовании его другим знанием. Оно принимается на веру как факт. Но такая точка зрения возможна лишь тогда, когда человек вовсе не преследует цели познания природы предмета, поскольку сама практика достижения этой цели является как раз таким опосредованием.

§ 66. Знание, понимаемое как непосредственно присутствующий в нас факт сознания, переносит наше внимание в сферу психологии людей. Людям, довольствующимся обыденным сознанием, часто дело представляется таким образом, что они, якобы, имеют в себе какие-то непосредственные знания, которые появились в их головах неведомо откуда: то ли были заложены с рождения, то ли пришли откуда-то свыше. Те истины, которые явились результатом долгих, сложных и, конечно же, опосредствованных размышлений, представляются обыденному сознанию как появившиеся в нём сами собой. То, что Земля вращается вокруг Солнца, а Луна вокруг Земли, мы с помощью взрослых начинаем осознавать ещё в раннем детстве. А вот то, что для обретения этой истины потребовались тысячелетия раздумий, самопожертвования, научные опыты и расчёты, об этом мы как-то не вспоминаем. Как не вспоминаем и о тех дуэлях, на которых в известные периоды формирования народов погибли многие молодые мужчины, своей кровью писавшие кодекс чести человека. Мы-то теперь знаем о своей чести и о своём достоинстве, и даже знаем, что их можно защищать в соответствии с действующим законодательством, и это знание как бы непосредственно присутствует в нас. Что же касается тех дуэлянтов, то их самопожертвование представляется нам теперь достаточно глупым и даже вовсе не связанным с современными нравами.

§ 67. Все формы так называемого непосредственного знания, как бы их не называли: инстинктом разума, врождёнными идеями, здравым смыслом или естественным разумом, для того, чтобы стать достоянием нашего сознания, всегда требовали и требуют необходимой для их освоения деятельности общества по воспитанию, обучению и образованию подрастающего поколения. Наличие в нашем сознании религиозной веры, научных знаний, нравственных законов всегда опосредствовано такой целенаправленной деятельностью общества. Те реальные люди-Маугли, выросшие в волчьих стаях, о которых сообщали средства массовой информации, на момент своего обнаружения непосредственно умели лишь стоять на четвереньках, выть, угрожающе скалить зубы и есть по-волчьи, т.е. без участия рук.

§§ 68-69. Попытки этой философии представить дело таким образом, что наши познания реальных вещей вполне согласуются и увязываются с теми непосредственными знаниями, которые, якобы, изначально присутствуют в нас, также не выдерживают критики. Переход от такого опытного знания об окружающих меня предметах к представлениям о Боге и божественном миропорядке, также опосредован размышлениями самого человека о сути жизни своей и о своём месте в этом мире. Утверждение этой философии о достоверности бытия Бога как раз и является таким опосредствованием. Причём это опосредствование имеет своим содержанием не какой-то внешний по отношению ко мне материал, а факт бытия меня самого, как существа, реально живущего в этом мире и размышляющего о себе и о Боге.

§ 70. Философия непосредственного знания полагает, что как идея Бога, так и определение его бытия, не могут быть взяты по отдельности. Если в нас существует представление о Боге, то, значит, должно быть его бытие, то бытие, которое мы воспринимаем через чувственный опыт. И, наоборот, поскольку мы осознаём бытие мира, о чём свидетельствует наш собственный опыт, постольку мы находим в себе представление о Боге. Следовательно, хотел того сам Якоби или нет, но этим положением он прямо утверждает, что истинную ценность имеет лишь та идея, которая опосредована бытиём, и наоборот, бытие находит себя лишь посредством идеи. Если допустить, что в природе вообще не существует сознательных существ (людей), то, следовательно, не будет и бытия мира, в том смысле, что некому будет дать ему это определение, да и не для кого будет его давать. Но коль скоро люди всё же в этом мире существуют (есть их бытие), то значит, в их головах необходимо присутствует и определение бытия мира, и все другие определения и представления, включая в них представление о Боге.

Утверждая бытие Бога, эта философия должна признавать, что необходимость его опосредствования содержится в самой непосредственности представления о нём, поскольку само это представление требует признания своего бытия. На деле же эта философия рассматривает определение опосредствования и определение непосредственности как самодостаточные и противопоставляет их друг другу. Тем самым, когда у неё возникает необходимость соединить эти определения, она сталкивается с непреодолимыми трудностями, созданными ею самой.

§§ 71-72. Из основного положения философии Якоби, что критерием истины может быть только непосредственное знание, вытекает следующее. Так как за основу доказательства принимается не природа содержания знания, а лишь сам факт наличия этого знания во мне, то основанием того, что именно я могу объявить истинным, является моё уверение, что я это знаю. Такое уверение выдаётся за природу познания и каких-либо других аргументов для обоснования его истинности уже более не требуется. Для других людей моё знание становится заклинанием. А это значит, что любое суеверие и идолопоклонство, самые гнусные и безнравственные поступки людей могут быть объявлены истинными и получить здесь своё оправдание. Если, например, индус считает корову божественной, то происходит это не потому, что он познал это, а лишь потому, что он верит в достоверность этого знания.

§ 73. В отношении Бога эта философия говорит нам лишь только то, что он есть. О том же, что он собой представляет, не говорит ничего. Не говорит потому, что такое знание требует процедуры познания, т.е. – процедуры опосредствования, что сама эта философия отвергает с порога. В итоге, философия непосредственного знания суживает понятие Бога до понятия Бога вообще, до его полной неопределённости.

§ 74. Характеризуя философию непосредственного знания в целом, мы можем констатировать, что она одностороння как по своему содержанию, так и по своей форме. Всеобщим представлениям она сообщает односторонность абстракции, так что Бог в итоге превращается в неопределённое существо. Категориям в их особенности она сообщает определение бытия, но лишь как простого соотношения с собой. Знания же о конкретных единичных вещах остаются здесь вообще замкнутыми на самих себя, без каких-либо перспектив своего воссоединения с всеобщими представлениями.

В результате, хотя эта философия и полагает, что она освободилась от недостатков прежней метафизики, на самом деле она сохранила все эти недостатки. Абстрактное мышление прежней метафизики и абстрактное созерцание философии непосредственного знания суть одно и то же.

§ 75. Оценку третьего отношения мышления к объективности мы провели, исходя из точки зрения, развиваемой в самой этой философии. Действуя таким методом, мы показали, что фактически неверно утверждение о существовании непосредственного знания как такового. Любое наше знание опосредствованно.

§ 76. Если мы сравним философию непосредственного знания с предшествующей метафизикой, то найдём, что её принцип представляет собой возврат к принципу картезианской философии (прежней метафизики). Оба утверждают:

а) нераздельность мышления и бытия мыслящего субъекта. Достоверность непосредственного знания у Якоби есть то же самое, что и Я мыслю, следовательно, существую, у Декарта;

б) нераздельность представления о Боге и его бытии. Представление Бога согласно философии Якоби принимается на веру просто без определения бытия, которое, тем не менее, прилагается к нему как его необходимое и вечное определение. Что же касается утверждения о непосредственном наличии в нас знаний, говорящих о бытии окружающих нас предметов, то это означает лишь только то, что в основе нашего сознания лежат чувственные восприятия. Знание об этом есть самое простое из того, что можно сказать о природе человеческого познания.

§ 77. Отличие этих философий состоит в следующем. Философия Декарта перешла от своих недоказанных предпосылок к разработке более высоких форм познания, благодаря чему она стала источником наук нового времени. Философия Якоби, наоборот, пришла к выводу, что мы познаём лишь конкретные вещи, да и такое познание не содержит в себе истины, поскольку не ведёт к всеобщим понятиям. Исходя из этого, она отвергает все методы познания всеобщих предметов (Бога, мира). Но поскольку это отрицание не несёт в себе ничего положительного, постольку философия непосредственного знания вынуждена заимствовать такое положительное содержание у силы воображения, у субъективных заверений и мнений, у резонёрства и высокомерия чувств.

§ 78. Для успешного продвижения вперёд в деле развития философского метода познания мы должны отказаться от противоположности между так называемой непосредственностью знания и якобы несовместимым с ним опосредствованием, поскольку эта противоположность есть лишь чистой воды вымысел и пустое уверение. Вступая в стихию научного познания, необходимо отказаться от всех предрассудков и предубеждений вообще. Науке должно предшествовать сомнение во всём, сомнение в смысле полного отсутствия всяческих предварительных заверений и предписаний. Это требование познания может быть реализовано в стремлении исследователя держаться только самого содержания мышления и руководствоваться им.

Поскольку содержанием мышления являются его собственные определения, постольку требование сомневаться во всём может быть реализовано лишь тогда, когда мышление сделает предметом познания самого себя, свои собственные определения. Такой наукой, имеющей своим предметом само мышление в его собственных определениях, является логика.

Определение логики и её структура

§ 79. Процедура логического познания содержит в себе три взаимосвязанных момента: а) рефлексию или момент рассудочного мышления, б) диалектику или момент отрицательно-разумного мышления, в) спекуляцию или момент положительно-разумного мышления. Это не отдельные части или ступени логики, а функциональные моменты её собственного развития.

§ 80. Делая собственное содержание предметом своего изучения, мышление начинает с того, что находит в нём всеобщие определения вещей – категории. Оно устанавливает особенность каждой категории и в ходе этого учится отличать их друг от друга: количество, форма, субстанция, акциденция, причина и т.д. Это функция рассудочного мышления, до которой поднялась прежняя метафизика, называемая иначе картезианской философией.

§ 81. Следующим своим шагом мышление выявляет диалектику уже найденных им категорий. Оно устанавливает их противоположность и их переход друг в друга: качество и количество, форма и содержание, субстанция и акциденции, и т.д. Установление отрицательного единства категорий – это уже функция разумного мышления. До этого пункта развития мышления дошла критическая философия Канта.

§ 82. Преодолевая момент отрицательного единства категорий, мышление находит разрешение их противоположности в третьей категории и прослеживает их дальнейшую связь со всеми другими категориями. При этом оно опирается на идею системного единства всех определений разума. Спекулируя на этой идее, т.е. делая её своим мыслительным каркасом, мышление выстраивает логическую вязь всех своих определений. Таким образом, только спекулятивное мышление является подлинно конструктивным мышлением, развивающим всю систему определений разума. Спекуляция – это положительно-разумная функция мышления, которая получила своё развитие лишь только здесь, в энциклопедии Гегеля и, в частности, в его логике.

§ 83. Логика делится на три части:

Учение о бытии. Учение о сущности. Учение о понятии

Первые две части – "Учение о бытии" и "Учение о сущности" – составляют объективную логику (в "Пропедевтике" Гегель называет её также онтологической логикой). Третья часть – "Учение о понятии" – представляет собой субъективную логику.

Когда человека интересует какая-либо вещь, то, указывая на неё, он говорит: "меня интересует это". Обнаружив эту вещь, он сразу же ставит вопрос о её сущности. Находя предложенное ему объяснение сути вещи малопонятным, человек требует дать ему чёткое понятие данной вещи. – Так вот, вместо огульного "это" Гегель предлагает детально разработанную логику обнаружения бытия вещей, вместо поверхностных рассуждений о сущности – логику определения сущности, а вместо расхожего требования "дать определение понятия" - учение о логической структуре понятия. Эти три ступени познания составляют три выше обозначенные части логики.

Центральным вопросом конструирования логики являются принципы систематизации категорий, или, иначе говоря, принципы построения самой логики. Эти принципы являются дальнейшим развитием её основополагающей идеи и являются ключом к пониманию рационального содержания "Науки логики". Поэтому, предваряя изложение её позитивного содержания, мы коротко коснёмся этих принципов. Это тем более важно сделать, поскольку в логике, в отличие от других частей философской энциклопедии, выводится система чистых определений самого мышления (категорий), что дополнительно осложняет задачу для тех, кто не имеет навыка работы в стихии чистого разума, а потому нуждается в детальных разъяснениях.

Принципы построения "Науки логики"

Первый принцип - продвижение от абстрактных, содержательно бедных категорий к конкретным, содержательно богатым категориям. В обычной жизни знакомство с каким-либо человеком через его анкету начинается с самых общих данных: фамилия, имя, отчество, пол, возраст, рост, вес, место рождения. Затем идут более конкретные данные: образование, вероисповедание, национальность, род занятий, семейное положение, родители, дети. После этого перечисляются индивидуальные черты характера, которые принято излагать в характеристике, которая, по сути, является продолжением анкеты, и т.д. Такой же порядок – продвижение от абстрактных категорий к конкретным, содержательно более богатым категориям, соответствует и общей культуре мышления, раскрываемой в логике.

Второй принцип - разделение логики на ступени познания, где каждой ступени соответствует свой круг определений мышления. Этот принцип является выражением того, что познавательный процесс включает в себя ряд последовательных этапов. На первом этапе мы определяем предмет со стороны его внешности, на втором этапе мыопределяем его внутренние, содержательные черты. На третьем этапе мы соединяем внешние определения предмета с его внутренними определениями и формулируем понятие данного предмета, где самой последовательности формулировок мысли также присущ определённый логический порядок.

Первая часть "Науки логики" – учение о бытии – раскрывает сферу категорий, применяемых при определении предмета со стороны его внешности. Вторая часть – учение о сущности, раскрывает сферу категорий, которыми мы оперируем при определении внутреннего строения предмета. Третья часть – учение о понятии, описывает субъективные формы мысли, типы объектов и виды идей.

Третий принцип – продвижение через обнаружение пары противоположных категорий к их единству в третьей категории. Этот принцип выражает единство анализа и синтеза в процедуре познания; Гегель говорит о нём в параграфах 79-82 своих предварительных замечаний к логике. Добавим только, что такое единство не навязывается разуму откуда-то извне. Аналитические способности мышления, как и его синтетические способности, заложены самим предметом познания, определения которого сколь противоположны друг другу, столь и едины в своей противоположности.

Четвёртый принцип – единство логического и исторического впоследовательности построения системы категорий. Если первые три принципа "Науки логики" имеют по отношению к ней внутренний характер, то последний, четвёртый принцип является внешним для неё. Он означает лишь только то, что логическая последовательность категорий, в том виде, в каком она представлена в логике, в общих чертах совпадает с исторической последовательностью их выявления в ходе истории развития самой философии как науки.

В логике мы как бы повторяем в снятом виде реальную историю развития философской мысли. Если в логике мы начинаем с категории бытия, затем идёт становление, наличное бытие, качество и количество, мера, после этого идут категории сущности, затем – действительности, то в истории философии мы в общих чертах прослеживаем ту же последовательность, хотя она и не имеет там столь строгого порядка. "Хотя ход развития философии в истории должен соответствовать ходу развития логической философии, в последней всё же будут места, которые отпадают в историческом развитии"[5]. Первые категории, которые мы встречаем в истории философии, – это: бытие Парменида, количество Пифагора, становление Гераклита. Позднее, начиная с Аристотеля, в оборот вошли категории сферы сущности. В Новое время – категории действительности. Вот такое совпадение логической последовательности категорий с исторической последовательностью их открытия и означает принцип единства логического и исторического в процессе познания.

Сам Гегель очень коротко упоминает об этом принципе в 14 параграфе своей энциклопедии. Видимо, он и не предполагал вовсе, что здесь может возникнуть какое-либо непонимание, но произошло обратное. Именно этот принцип подвергся грубому искажению. Его истолковали в том смысле, что логическая последовательность категорий должна, якобы, отображать последовательность хода развития реального объекта. Можно сказать, что именно такое превратное толкование принципа совпадения исторического и логического стало главным препятствием для понимания истинного содержания "Науки логики".

Сплошь и рядом, начиная с современников самого Гегеля и заканчивая последним учебником философии наших дней, этому принципу насильно пытаются придать такой искажённый смысл. А так как этого в самой "Науке логики" нет, то, естественно, подходя к ней с такой установкой, читатель невольно оказывается в комнате кривых зеркал, где даже самые простые вещи начинают приобретать в его глазах либо смешное, либо ужасающее выражение. Но как известно, в комнате смеха ужасаются самих себя и смеются лишь над самими собой.

Такое искажённое понимание принципа единства логического иисторического вынуждает исследователей искать тому объяснение, что приводит их к выдумыванию новых несуразных обвинений в адрес Гегеля. Это, в первую очередь, обвинение в панлогизме и в его социальной разновидности – историцизме. Панлогизм приписывает Гегелю ту точку зрения, согласно которой мир развивается по логической идее, являющейся, якобы, демиургом действительности. Историцизм означает, что человечество развивается по законам, опять-таки, логической идеи, в которой уже предопределена вся состоявшаяся и вся будущая его история.

Последовательность открытий в истории математики, как, впрочем, и в истории любой другой науки, в общих чертах совпадает с последовательностью изложения математических правил в учебниках математики. И никого при этом не осеняет мысль обвинить авторов учебника в "панматематизме". Происходит это по той простой причине, что обыденное сознание с трепетом признает математику за науку, освоение которой требует большого труда. Если такое сознание всё-таки отваживается войти в сени науки, то делает это весьма робко, тщательно вытирая ноги, с готовностью выполнять всё то, что ему будет предписано. В отношении же философии, наоборот, царят преимущественно панибратские настроения, где каждый заведомо мнит себя Сократом, самостоятельно превзошедшим (непонятно как) достижения всех своих предшественников по философскому цеху.

Мы не будем задерживаться здесь на критике этих обвинений, они отпадутсами собой в ходе рассмотрения логики Гегеля. Однако повторим, что такая грубейшая подмена понятий ведёт к тому, что его логику пытаются насильно представить не как культуру мышления, позволяющую постигать мир таковым, каковым он нам является сейчас в своём наличии, а как трактат, воспроизводящий в словесной форме некий логос или генетический код, определяющий собой весь ход развития мира.

Таковы принципы логики Гегеля:

продвижение от абстрактного к конкретному,

группировка категорий по этапам познания,

единство противоположных категорий в третьей категории,

совпадение логической последовательности категорий с историческойпоследовательностью их открытия.

Первые три принципа имеют внутренний характер, а последний – внешний.

Эти принципы позволили Гегелю синтезировать логику категорий, охватитьвсе определения мышления и выстроить их в логическом порядке. Не надо думать, что всё разработанное им представляет собой нечто принципиально новое для сознания человека. Всё это мышление человека проделывает ежедневно, но не обращает на это внимание, подобно тому, как в своей разговорной речи человек мало думает о грамматике языка, но, тем не менее, в общих чертах соблюдает её. Отличие, однако, здесь состоит в том, что грамматика языка у каждого народа своя, а вот грамматика разума едина для всех народов планеты.