9.6. Трансформации тела-сознания и изменение восприятия времени

В связи с концепцией кадров восприятия встают следующие вопросы: как соотносятся объективное и субъективное время в когнитивных процессах? Что с психологической и нейрофизиологической точек зрения следует понимать под «настоящим» и почему Ф. Варела вслед за У. Джеймсом называл его ускользающим? Существует ли предельная дискретная временная длительность когнитивного акта? И поддаются ли минимальные рамки этой длительности трансформации?

Главная особенность и сила живого заключается, по Бергсону, в способности трансформации той временной длительности, которая предлагается ему неживым, физическим окружением. Для него важен вопрос не только о субъективном восприятии времени, о времени как ткани психологической жизни, но и о возможности посредством активного восприятия «перекраивания ткани» времени, изменения темпа течения событий. Мир не есть нечто внешнее, данное для нас. Мир – это мы сами, как мы встроены в этот мир, как мы творим этот мир, в том числе и в его темпоральных характеристиках, будучи, в свою очередь, сотворены этим миром, ходом его эволюции.

«Отвечать на испытанное воздействие немедленной реакцией, которая воспринимает тот же ритм и продолжается в той же длительности… – именно в этом состоит основной закон материи, в этом состоит необходимость… [Относительно свободных же существ можно сказать, что]: “Независимость их воздействия на окружающую материю укрепляется все больше и больше по мере того, как они освобождаются от ритма, в котором движется эта материя. Таким образом, чувственные качества, в том виде, в каком они фигурируют в нашем восприятии, удвоенном памятью, представляют собой именно последовательные моменты, полученные в результате уплотнения реального”[257]. В итоге “воспринимать” – значит сгущать огромные периоды бесконечно растянутого существования в несколько дифференцированных моментов более интенсивной жизни, резюмируя таким образом очень длинную историю. Воспринимать – значит делать неподвижным… Восприятие… сжимает в единый момент моей длительности то, что само по себе распределилось бы на несчетное число моментов»[258].

«…В природе прогресс должен быть непрерывен, начиная с существ, вибрирующих почти в унисон с колебаниями эфира, кончая теми, которые удерживают триллионы таких колебаний в самом краткосрочном из своих простых восприятий. Первые чувствуют только движения, вторые воспринимают качества. Первые совсем близки к тому, чтобы подчиниться ходу вещей; вторые реагируют, и напряжение их способности действовать, без сомнения, пропорционально концентрации их способности восприятия»[259].

А. Бергсон слывет новатором в вопросах о природе восприятия и о природе времени. Многое из того, что он выразил в своих трудах, еще даже, как мне представляется, не до конца понято. Целый ряд российских ученых, таких, например, как В. И. Вернадский, считали себя его последователями. Главными областями научной деятельности последнего были геохимия и биогеохимия Земли, т. е. науки об объективном, о материи, как косной, так и живой, сплавляемой у него в общем понятии биомассы как геопреобразующей оболочки Земли – биосферы и затем ноосферы. Поэтому в концепции Бергсона он выделял для себя не столько субъективную и психологическую сторону постановки вопроса о времени – наиболее известную и популяризированную, сколько идею множественности уровней времени и множественности жизненных миров, существующих на разных уровнях.

Опираясь на исследовательские стратегии Бергсона и Вернадского, нетрудно предположить, что предметом изучения может быть и возможное изменение длительности кадра восприятия человека в различных состояниях его сознания, в частности при воздействии психоактивных веществ, в экстремальных состояниях, угрожающих жизни, в состоянии стресса или в предсмертных состояниях. Измененные состояния сознания (altered states of consciousness) – эта одна из тех тем, которые находятся сейчас в фокусе внимания в когнитивной науке и философии сознания.

Большой массив свидетельств указывает на появление под воздействием психоактивных веществ, например гашиша, необычных ощущений в отношении течения времени. Иногда эти ощущения описываются как ускорение времени, иногда, наоборот, как замедление и даже остановку времени или исчезновение его присутствия. Об этом пишет Уильям Джеймс. Человеку с измененным состоянием сознания может казаться, что если он начал произносить какую-то фразу, пока он доходит до конца этой фразы, начало кажется бесконечно далеко от него, или это – короткая улица, но конца ее достигнуть невозможно. Впрочем, если внимательно изучить свидетельства, то становится видно, что речь идет об одном и том же феномене. Он заключается в ускорении внутреннего потока ощущений и мыслей и, на контрастном сопоставлении с таким ускорением, в кажущемся замедлении хода внешнего времени – мира часов, материальных движений и событий, всякой жизни вокруг. Часто функциональные проявления и действия собственного тела воспринимаются и описываются в свидетельствах отстраненно, как часть внешнего, замедлившегося мира, что иногда и приводит к неясности относительно того, что же ускорилось, а что замедлилось.

Т. де Куинси в своих экспериментах с опиумом отмечал иллюзию огромного расширения времени, когда ему казалось, что он прожил семьдесят или сто лет за одну ночь[260]. К. Кастанеда передает опыт приема псилоцибина, содержащегося в «волшебных грибах»[261]. Опыт свидетельствует об ускорении восприятия. Его наставник, мексиканский шаман, утверждал: «Черви, птицы, деревья могут сообщить нам невероятные сведения, если достичь скорости, на которой сообщение становится понятным. Для этого и используют дымок: он разгоняет человека». («Дымок» – это, по всей видимости, растертые в порошок грибы, которые они курили.) У. де ла Мар записал впечатления своего друга Дж. Р. Андерсона от воздействия гашиша. «…Первый эффект – и так продолжалось в каждом последующем случае – заключался в изменении оценки времени. Время так чрезвычайно удлинилось, что оно практически перестало существовать… Но это оцепенение касалось только физических событий, например, моих собственных движений и движений других людей; оно не касалось процессов мысли, которые, казалось, весьма ускорились… Я думал так же быстро, как во сне, но с остротой и логической последовательностью, очень редко встречающейся в снах»[262]. СИ. Виткевич описал свой эксперимент с приемом экстракта из кактуса пейотль, содержащего мескалин. Яркие зрительные галлюцинации – трехмерные орнаменты, фантастические чудовища, лица и фигуры знакомых и незнакомых людей – беспрерывно сменяли друг друга на протяжении двенадцати часов. В самом первом, необработанном отчете Виткевич писал: «Скорость ужасающая. Казалось, прошли часы (дни?) – а миновало лишь четверть часа». Чуть далее: «Гашу лампу и решаю не записывать. Не могу. Века прошли, а на часах – всего 7 минут после полвторого»[263].

По многочисленным жизненным свидетельствам, в экстремальных ситуациях и перед лицом смертельной угрозы восприятие и двигательные реакции человека могут ускоряться. Приведем свидетельство Э. Кренкеля, знаменитого радиста, которому довелось в 30-х годах XX в. не только зимовать на Северном полюсе, но и летать на дирижаблях. В своих воспоминаниях он рассказывает, как однажды рулевое управление дирижабля отказало, и их понесло прямо на какую-то колокольню. В последний миг он догадался всем телом налечь на провисший трос и тем самым чуть-чуть сдвинуть руль. «В этом ослабевшем рулевом тросе я с какой-то непостижимой для самого себя быстротой разглядел один из очень немногих шансов на благополучную встречу с землей. Как всегда в такие минуты, когда сознание работает с невероятной быстротой, время словно растягивается, помогая выбрать и реализовать наиболее правильное решение»[264].

В работе, посвященной восприятию пространства и времени в космосе, космонавты А. А. Леонов и В. И. Лебедев приводят эпизод, описанный летчиком-испытателем М. Л. Галлаем в книге своих воспоминаний. Во время испытания самолета «Лавочкин-5» загорелся двигатель, огонь и дым стали проникать в кабину. Далее цитируем Галлая по работе Леонова и Лебедева: «Как всегда в острых ситуациях, дрогнул, сдвинулся с места и пошел по какому-то странному “двойному” счету масштаб времени. Каждая секунда обрела способность неограниченно – сколько потребуется – расширяться: так много дел успевает сделать человек в подобных положениях. Кажется, ход времени почти остановился»[265]. Летчик смог предпринять все необходимые действия и спас самолет.

Известна другая группа феноменов. За краткие мгновения до возможной смерти у человека в голове помимо его воли за несколько секунд может прокрутиться в обратном порядке вся история его жизни. Причем иногда с мельчайшими, совершенно забытыми деталями и с вынесением оценок как будто внешним наблюдателем относительно того, правильно ли человек поступил когда-то или неправильно. Некоторые из таких случаев описаны в книге архиепископа Луки (В. Ф. Войно-Ясенецкого), священника и выдающегося хирурга, получившего за свои работы по хирургии в 1944 г. Сталинскую премию.

Мнение Войно-Ясенецкого заключается в том, что помимо индивидуальной души и мозга как ее телесного носителя существует дух как надындивидуальный резервуар, где хранятся все без исключения данные о жизни человека. Память индивидуального мозга, если вольно эксплицировать идею Войно-Ясенецкого, сравнима с малостойкой и подвижной оперативной памятью, в которой старое под натиском новых впечатлений отходит на второй план и забывается. Хранилище же духа сравнимо с жестким диском, на который с одинаковой четкостью записывается всё без исключения происходившее во внешней и внутренней жизни человека. В пограничный момент, по Войно-Ясенецкому человеку и предъявляется запись из этого хранилища.

Если допустить, что такое хранилище находится в голове каждого отдельного индивида, то процессы вспоминания столь высокой интенсивности и скорости будут казаться невозможными, значительно превосходящими возможности индивидуального мозга, особенно если учесть, какими прорехами обладает индивидуальная память при жизни. «А если, тем не менее, они [процессы вспоминания] все же протекают с феноменальной быстротой, то мы вправе заключить, что это совершенно не в мозгу!.. А в другом, гораздо более могучем субстрате памяти – духе… Для проявления духа нет никаких норм времени… Дух сразу обнимает все и мгновенно воспроизводит все в его целостности»[266].

Особые способности духа по сравнению с восприятиями подметил также М. Мерло-Понти в своем последнем, изданном при его жизни, небольшом, но идейно емком сочинении «Око и дух» (1960). Дух, как резервуар бывших и небывших, реализованных и еще не реализованных актов восприятия, выполняет по отношению к ним контролирующую и синтезирующую функцию. Он якобы ответственен за сверку восприятий с реальностью и с содержанием самого духа, осуществляет тем самым двойную референцию. «Живописец, каким бы он ни был, когда он занимается живописью, практически осуществляет магическую теорию видения. Ему приходится вполне определенно допустить, что вещи проникают в него, – или же, согласно саркастической дилемме Мальбранша, что дух выходит через глаза, чтобы отправиться на прогулку в вещах, – поскольку художник непрерывно сверяет с ними то, что ему видится»[267].

Если судить только по степени интенсивности работы сознания, то стрессовые ситуации и предсмертные состояния могут казаться сходными. Но по своей сущности они, на наш взгляд, различны. Ведь при стрессе сознание направлено на поиск выхода из трудной ситуации, ради чего мозг каким-то образом переключается на повышенные обороты. А в предсмертном состоянии сознание обращено только назад, в прошлое. Оно следует какой-то автоматической реакции высвобождения или преобразования информации, не имеющей отношения к самой экстремальной ситуации и поиску выхода из нее.