ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ЛЬВЫ И БАРАНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ЛЬВЫ И БАРАНЫ

Битва за Запад — Марафон и Фермопилы — Саламин И Платеи — Канны и Тразимент — Божий Бич — Под Зеленым Знаменем — Желтая Чума — Ятаганы Против Совершенных — Шоу Будет Продолжено

В трех предыдущих главах посвященных вторжению арийцев в Индию и их генезису в этой стране, мы показали как исключительно талантливая, но «детская» цивилизация деградировала еще не достигнув зрелости. Была обозначена и главная причина: загрязнение. Это вообще один из самых неприятных и трагических моментов которые можно представить. Когда видишь как высокоодаренный и подающий большие надежды ребенок в пубертатном периоде делается наркоманом или алкоголиком, превращаясь в обычный кусок мяса, создается впечатление безвозвратной утраты чего-то важного и непременно задаешь себе вопрос: как же это могло получится? А здесь целая цивилизация! И какая!

Теперь поговорим об эллинах и Элладе. О них вообще приятно говорить, ибо все что они делали и всё что до нас дошло, сейчас выглядит совершенно недостижимым идеалом. Их высшая фаза развития как раз и пришлась на «молодой» возраст, который длился примерно от момента падения Трои до начала Пелопонесской войны. Эллины олицетворяли собой молодость во всех ее проявлениях и экстремах, ибо имели высшие искушения, но при этом смогли осуществить высшее предопределение. И заключалось оно в закладке основ современной европейской цивилизации, которая ныне стоит перед дилеммой: получить второе дыхание или исчезнуть навсегда. Наше время аналогично времени распространения христианства в Риме, только движемся мы в нем в обратном направлении: мы выходим из христианства. Переход таит в себе много неведомого, он повышает степень свободы мышления до небывалых высот, но так же и увеличивает степень ответственности и цены ошибок. Завершись он так как надо, мы вполне можем получить культуру более высокую чем греческая античность, хотя такое предположение сейчас кажется безоглядно смелым. В любом случае, эту возможность нужно завоевать. Грекам ее завоевывать не было необходимости, от них требовалось ее удержать. И они удержали.

Мы воспринимаем достижения современной европейской цивилизации как нечто само собой разумеющееся и только очень немногие ясно представляют что достижений могло бы и не быть. Как-то трудно вообразить, что сейчас мы бы могли жить в мире без гениальности в ее естественных воплощениях — литературе, музыке, архитектуре, живописи, технике. Белые неоднократно стояли у края обрыва, один раз даже упали в него, но к счастью, выкарабкались. Как везение объяснимое только предопределением, можно расценивать то, что инородные племена вторгались на территорию белых находившихся в первом или втором поколении, а также то, что белые побеждали в решающий момент, бросая в бой последний резерв. Сейчас они в третьем поколении, а Европа наводнена почти двадцатью миллионами цветных. Умные поймут пикантность ситуации. По крайней мере, документальных исторически аналогичных прецедентов не замечено. Когда белые приходили на земли где проживали народы обладающие силой, они, в самые сжатые сроки, смешивались с ними и оказывались потерянными для эволюции, ибо белая кровь — самая слабая.

1.

510 год до н. э. ознаменовался двумя многообещающими событиями. Из Рима выброшены последние Тарквинии и провозглашена республика. Из Афин изгнаны Гиппии и введено демократическое правление. Но над греческими городами на побережье Малой Азии прославившимися своими учеными и поэтами опустился черный занавес: города попали под власть персидской восточной деспотии, постепенно продвигающейся к Европе. "Афинская революция" всколыхнула недовольство в них и в 500-ом году восстал Милет — родина знаменитого Фалеса. Все остальные города, как по команде, поддерживают восстанье, но их силы ничтожны по сравнению с чудовищной персидской державой в которой проживало более сотни народов. Полисы идут на отчаянный шаг — обращаются с просьбой о помощи к Афинам, которые немедленно направляют 20 кораблей. Их примеру следует город Эретрия, отправляя 5 кораблей. Афиняне, делая столь ответственный шаг, прекрасно понимали какого врага они приобретают, но искушение одним махом выбить персов с побережья Малой Азии было огромным. Искушение, в свою очередь, является положительной составляющей бытия только тогда когда оно действует в одном направлении с предопределением, что бывает только у совершенных. Греки таковыми были. Они сознательно поддались искушению. Реакция не замедлила последовать. Дарий давит восстанье и объявляет войну грекам. Теперь перед ними предстало второе искушение: Дарий направил в полисы послов, потребовавших "земли и воды" и многие ему поддались, признав протекторат Персии. Но совершенные не поддаются искушениям идущим от уродов. В Афинах в персидские туши входят острые кинжалы, а в Спарте их бросают в колодец, заявляя, что именно там они найдут и «землю», и «воду». Такой наглости персы не ожидали, но тем не менее вторгнуться в континентальную Европу сразу не решались — Дария терзали мрачные предчувствия. Он вспомнил, какой удар нанесли ему скифы, которых он вообще не рассматривал как серьезных противников. Но скифы, в отличии от греков, делали все бесшумно, не прибегая к столь наглым демонстрациям.

В 492 году, полководец Дария Мардоний собирает флот и ведет его вдоль северного берега Эгейского Моря на Грецию. Неожиданно налетает буря и флот разбивается о рифы у острова Афон. Если бы Дарий был немного умнее, он наверняка понял бы, что такие знамения просто так не происходят. Но кроме прилива тупой злобы ничего не последовало. Немедленно формируется новый десант в 100 тысяч человек, сажается на корабли и отправляется к Афинам, на этот раз кратчайшим путем — через Эгейское море. В персидском обозе находился и абортированный афинянами Гиппий, видевший себя лакеем Дария на троне афинского царя. Афины, получив разведданные о приближении персов, просят о помощи Спарту, согласившуюся выслать войска только по окончании религиозного праздника, который должен продлиться ещё две недели. Но времени ждать нет. Персы высаживаются в 26 милях от Афин. Афиняне мобилизуют все резервы — 10 тысяч человек, в основном гоплитов, и немного легкой пехоты. На подмогу спешит отряд из города Платеи. Стратегическое руководство берет на себя Мильтиад.

Историки до сих пор не пришли к единому мнению, чем был обусловлен успех битвы при Марафоне, где 13 сентября 492 года греки, потеряв 192 человека, опрокинули все персидское войско, убравшееся затем на свои корабли и оставившее лежать на поле боя 6400 человек. То ли гений Мильтиада, то ли просто везение. В любом случае, у людей второго поколения гениям всегда везет. Ведь ничего «гениального» в греческой тактике не было, Мильтиад создал два мощных фланга и относительно слабый центр, наступавший на персов с более медленной скоростью нежели фланги. Когда при встрече персы прорвали центр наступления греков, фланги ударили по легковооруженным флангам персов. А дальше произошло то, что происходит обычно: рабы сражаются за интересы хозяев только до определенного момента, пока чувствуют что обладают внешней силой, ну и в отличии от рабов двадцатого века, те рабы не были идеологически подкованы, а такое понятие как "промывка мозгов" отсутствовало. В общем, греков трупами никто заваливать не собирался.

Вот таким комом вышел и второй бифштекс приготовленный на персидском мясокомбинате. Удивительно, но сейчас целыми пачками не весть откуда появляются материалы рассказывающие о том каким культурнейшим народом были персы. Культурнейшим в сравнении с кем? Настоящая культура возможна только в свободном обществе, а вот чего-чего, а свободой в Персии и не пахло, ибо даже правители там мыслили как обычные рабы. Пример «культуры» в несвободной стране уже в ХХ веке явил нам Советский Союз, где культурные на первый взгляд люди, образовывали социум обычных рабов и вели себя как рабы. Термин «совок» был здесь весьма удачен и блестяще подтвердился уже после установления в "этой стране" "подлинной демократии".

Искушения закончились. Теперь, уже сменивший Дария Ксеркс, решает бросить на греков всё что у него есть. А есть много. 1 миллион 750 тысяч человек, 1500 боевых и 3 тысячи транспортных кораблей. Пришло время сменить блеск на твердость. Афины (с пелопонесскими городами) и Спарта решают стоять до конца, благо есть время для подготовки. Афиняне, убеждаемые Фемистоклом, принимают решение обзавестись флотом, а на флот, в отличии от тогдашней армии, нужен постоянный бюджет. Фемистоклу пытается помешать Аристид, представитель «партии» аристократов, но ему это не удается и за два года Афины строят мощный флот. Теперь начались серьезные военные дебаты со Спартой. В принципе, спартанцы предлагали дело: всем грекам эвакуироваться на Пелопоннес и создать мощную оборонительную полосу на перешейке отделяющем его от остальной части Греции. Флот Фемистокла в таком случае оказался бы ненужным и он настоял на встрече персов в северных районах, изобилующих удобными местами для оказания достойного отпора персидской армии и особенно флоту. Впрочем, население все-таки было эвакуировано на юг от фермопильского ущелья.

Именно в этом ущелье и произошла первая встреча греков с персами на суше. Спартанский царь Леонид, имея триста телохранителей и 6000 гоплитов, мог бы сдерживать персов довольно долгое время, ибо место было идеально приспособлено к обороне. Дошло до того, что Ксеркс приказал своим элитным подразделениям стать сзади войск и копьями толкать их на греков, что послужило прообразом этапно-заградительных отрядов, так любимых товарищем Сталиным, в его личной Деспотии по замашкам удивительно схожей с Персидской. Но беспримерное в истории предательство, позволило персам обойти Фермопилы и ударить в тыл грекам. Фиванцы и прочие были окружены и сдались. Леонид и триста спартанцев бились до конца, пока не были погребены под градом персидских стрел.

Настал кульминационный момент. Персы не встречая никакого сопротивления берут Афины и полностью уничтожают все выдающиеся произведения греческого искусства (верный признак культурного народа!). Фемистокл едва успевает переправить население города на остров Саламин, находящийся на видимом расстоянии, и оттуда, собственно, жители Афин и наблюдают за гибелью своего города. Впрочем, пройдет немного времени и они его отстроят, он даже станет лучше чем был. Греки занимают оборону на Пелопонесском перешейке, как изначально предлагали спартанцы. Фемисткол готовится встретить персидский флот в узком проливе отделяющем Саламин от материка. Используя утонченную дезинформацию, он заманивает персов в пролив, понимая что там они будут полностью лишены возможности маневра и передавят друг друга в случае возникновения малейшей паники. Ксеркс усаживается на золотой трон наблюдать за похоронами афинского флота. Но персы уже обречены. Внезапная атака греков и тяжелые неповоротливые персидские суда наталкиваются один на другой, все остальное, как говорится, — дело техники. За семь часов персы теряют половину флота. Потери греков минимальны — 40 кораблей. Так начался коренной перелом в войне. Персы потеряли большую часть флота от которого зависело их снабжение. В октябре они отступают. В следующем году Мардоний предпримет новое наступление, вновь возьмет Афины, но потом сам же их и покинет, как только узнает от приближении к городу спартанского царя Павсания. Еще месяцем позже, в июле 479 года, под Платеями будет уничтожена пятидесятитысячная персидская армия, и в тот же день, возле Микалы, — флот. Теперь, вплоть до замирения сторон в 449 году, наступать будут только греки. Они же и продиктуют мирные условия.

2.

Может быть есть какой-то высший смысл что величайшие державы античности провели две важнейшие кампании против государств не знавших свободы и стремившихся сделать подобными себе всё с чем им довелось соприкасаться. И персы, и Карфаген, в стремлении поглотить греков и римлян полагались прежде всего на свои деньги. Они совершенно серьезно рассчитывали что их золото будет воевать за них даже тогда, когда последний солдат будет уничтожен. Но они ошибались и были стерты с лица Земли. Американцы, идут по тому же пути, вооружившись, как им кажется, самой лучшей, самой профессиональной наемной армией. Но наемная армия хороша только когда война ведется вдалеке от родных стен, ибо такая армия не организм, а инструмент. Американцы это прекрасно знают, поэтому вся их военная доктрина направлена на обеспечение максимального удаления зон локальных конфликтов от своих границ. По сути, всё Западное полушарие есть пример подобной "зоны всеобщего покоя". И повторимся, что основа мощи наемной армии — финансовая стабильность государства, поэтому для победы над американской армией сражения могут оказаться ненужными если будет уничтожена финансовая мощь Соединенных Штатов, которая более чем эфемерна, в отличии от карфагенской, а позже и римской. Карфаген погубила безграничная вера в деньги как универсальное оружие открывающее любые двери. Рим деградировал в своей основе и вынужден был набирать в армию представителей самых экзотических племен, как ранее Карфаген. Аналогичными вещами занимается и сегодняшняя Америка.

Пунические войны не были похожи на греко-персидские, ибо пунны (римское название карфагенян) имели в них очень четко просматриваемый коммерческий интерес. По сути это была война за контроль. За контроль над торговыми путями, над рынками сбыта, над разбросанными по всему побережью независимыми городами, одним словом, — над вещами ради которых ведутся и современные войны. Да и заправляли в Карфагене не просто свирепые деспоты упивающиеся личной властью, но высококлассные коммерсанты, способные на поступок, но лишь при возникновении угрозы авуарам. Танатос у них всегда побеждал Эроса, вот почему Карфаген был обречен даже в случае полной победы над Римом, он, собственно, и проиграл когда казалось что победа уже окончательно добыта. Ганнибал это понял когда дошел до Рима. То же чувство переживал и Наполеон, достигнув главной цели своей кампании — Москвы. И у того и другого возник вопрос: а что дальше? Государство существует до тех пор пока сражается его армия. А здесь армия не сражается, но она есть и сдаваться никто не думает!

Но тогда, перед вторжением Ганнибала в Италию, этого никто не знал. Катастрофа следовала за катастрофой. В долине По Ганнибал уничтожает два передовых отряда римлян. Только что перейдя Альпы, потеряв всех боевых слонов, Ганнибал через болота прорывается в среднюю Италию, где возле Тразименского озера устаивает засаду, куда попадает сорок тысяч римских солдат из которых тридцать уничтожается. Остальные бегут, в панике распространяя вести о грозящей опасности. Через два месяца следует удар под Каннами, где римляне теряют уже шестьдесят тысяч, изначально имея двукратное преимущество. Рим в панике. Половина армии потеряна. Женщины рожают детей с необычными формами уродств, что по старинным поверьям есть верный признак приближающегося конца. Как и греки, римляне обсуждают планы эвакуации из Италии. Часть римских союзников переходит на сторону карфагенян. Но Ганнибал не идет на Рим. Испытывал ли он искушение сразу взять столицу противника? Наверное. Во всяком случае столь странная его тактика может быть объяснена лишь нежеланием поддаться ему. А Ганнибал был человеком сильным. Но уничтожить Рим как государство ему было не предопределено и искушение здесь не играло никакой роли. Четыре года он перемещается по Апеннинам, где постепенно, в изматывающих боях, теряет свою армию. Он, однако, решится взять Рим, по сути это будет жест отчаянья, но через пять лет после Тразимента и Канн сделать это будет невозможно. Ганнибала больше не финансируют. Он потерял доверие олигархов. А тут еще и Сципион переносит действия в Африку и Ганнибала отзывают в Карфаген, где он проигрывает битву при Заме, после чего Рим диктует условия капитуляции. Карфаген надломился от перового серьезного потрясения. Ведь даже в самые критически дни августа 216-го года, в Риме никто и не думал идти ни на какие переговоры с врагом. Карфаген пошел на них после первого же предложения, т. е. поддался искушению, которое также не могло изменить предопределения. Обратим внимание, что и римляне не поддались искушению сразу взять Карфаген без всяких условий. Потому что уничтожить его им тоже было предопределено. Пройдет 55 лет и Рим начнет войну по явно надуманному поводу и финалом ее будет срытый до основания "Новый город". И здесь мы видим, что предопределение выше искушения. Так закончился еще один виток противостояния. Но кто много контактирует с уродами сам становится уродом. Карфаген, умирая заразил Рим многими болячками, которые вскоре дадут о себе знать.

3.

Насколько жалкое в интеллектуальном смысле зрелище представляла Европа пятого века, показывает тот факт, что мы даже приблизительно не знаем точной даты одного из величайших сражений в истории европейского социума. Неизвестно и его место, условно названное Каталаунской равниной, а все что мы знаем, почерпнуто из трудов готского историка Иордана жившего в VI веке, дошедших до нас в обработке неизвестного автора XI века. Впрочем, нет ни малейших оснований не доверять им, как и нет оснований не доверять Гомеру или Геродоту.

Гунны вышедшие из степей Манчжурии, пройдя всю Евразию, предприняли в середине пятого века крупнейшее в истории вторжение в Европу. Ситуация осложнялась тем, что в практически распавшейся Римской Империи шла смена поколений, дегенераты третьего поколения стремительно исчезали, а на их место приходили новые люди первого, интеллект которых вырисовался слабо, но инстинкты действовали безотказно. Их было мало, но может благодаря именно этому, качество оставалось очень высоким. Им приходилось сражаться не только против гуннов, но и постоянно оглядываться на погрязшую в интригах римскую «элиту», уже поголовно перешедшую в христианство и интересовавшуюся только набиванием собственных ларцов драгоценностями и возможностью удачной выдачи замуж подрастающих дочек, причем за кого угодно, включая и гуннских королей. Абы деньги. Гуннов нельзя было победить по заранее спланированному плану, ведя непрерывную организованную войну, ибо было их очень много, а «полуживые» европейцы не могли вести войну требующую тотальной мобилизации и консолидации ресурсов, когда каждый индивид становится молекулой образующей непробиваемую твердь. И вот Аттила, в 445 году, вторгается в Западную Империю. Он уже контролирует территорию от Силезии, Балтики и Дуная до Забайкальских степей, создав государство по очертаниям границ странно похожее на сталинский Советский Союз. Но при Сталине, с правой стороны от Европы стоял вначале сумасшедший паралитик Рузвельт, а затем тупой фанатик Трумэн, постоянно терроризирующий стремительно дряхлеющего дедушку Джо кинохроникой ядерных взрывов. Тогда, 1500 лет назад, за Европой не стоял никто. Все проблемы приходилось решать самостоятельно. И они были решены.

В 447 году Аттила подходит к Константинополю. Когда в городе уже был слышен топот копыт гуннской конницы разразилось сильное землетрясение. Можно только представить ту неповторимую гамму ощущений охватившую жителей! Но выдержка была железной. Вспомним о резком учащении суицидов по пятницам на которые выпадает тринадцатое число и "почувствуем разницу" межу тем, первым, и нашим, третьим поколением.[38] Задержав гуннов на подходах к городу, Император Феодосий начинает переговоры с Аттилой, одновременно останавливая южную группу наступающих гуннов… у Фермопил! Все же, продвижение агрессивных номадов не было остановлено военным путем и от них удалось откупиться изрядной данью.[39] Аттила пошел на мир, ибо готовился к окончательному завоеванию Европы, для чего, по его мнению, необходимо было обязательно уничтожить Западную Империю.

И вот 700-тысячная гуннская армия переправляется через Рейн, примерно в районе где сейчас стоят один напротив другого города Майнц и Висбаден. Она не была однозначно желтой, были там и белые: остготы, франки, тюринги, бавары. В решающий момент все они организованно «слиняют» из армии Аттилы, поэтому считать их предателями неверно. По сути им было нечего и некого предавать, а действия их были стратегически грамотны: они спасали свои жизни которые еще ой как понадобились! Да и вообще, в отношении врагов нет ничего аморального. Тут замолчали бы и самые великие моралисты. Действуй Аттила так как потом будут вести себя арабы, Европа была бы перепахана за считанные годы. Но Аттила медлил. Он любил поторговаться и только в случае неудачного торга прибегал к силе оружия. Пока он обменивался дружескими посланиями с казавшимися союзными королями, Аэций собирал армию. Из галльских и римских легионов, римской тяжелой кавалерии, германцев и даже аланов, которые теперь всегда будут лояльны белым.[40] После того как Аттиле не удалось взять Орлеан, оказавший неожиданное сопротивление (это было общей частью стратегического плана), он отошел примерно на сто километров назад, где приготовился к решающему сражению, ибо получил достоверные данные о преследовании которое ведут бывшие союзники — Аэций с Теодорихом. Пока Аттила выстраивал гуннские легионы, обнаружилось, что практически все франки организованно дезертировали и присоединились к Аэцию. Сам ход сражения представляется не до конца ясным, но видимо «запад» начал первым, атаковав центральный фланг гуннской армады. Аттила ответил контратакой, но прорвать центр обороны противника ему не удалось, после чего два мощных фланга армии Аэция-Теодориха практически взяли гуннов в двойное кольцо. Поняв что проиграл, Аттила приказал отступать с боями, видя что Аэций не способен вести быстрое контрнаступление. Аттила убрался за Рейн и с этого поражения в первой известной нам "битве народов", начинается стремительный закат гуннского государства. Аттила через год предпринял вторжение в Италию, но той былой одержимости в нем не было. Он лучше других понимал что столь явные поражения просто так с рук не сходят. Смерть преследовала его постоянно, он чувствовал ее дыхание, осознавая что его скоро уберут, также как он несколькими годами ранее убрал своего брата Бледу. Смерть преследовала и его армию при вторжении в Италию: там разразилась бубонная чума. Мечте Аттилы захватить Рим также не суждено было сбыться… Перед воротами "Вечного Города" им была произнесена сакраментальная фраза на родном, гуннском языке: "tete roro mama nunu dada tete lala tete",[41] но в дальнейшие события вмешался папа Лев I, задобрив гунна роскошными дорогими подарками и уговорив уйти из Италии. Желтые, кстати, питают какую-то совсем непреодолимую тягу к желтому металлу. Опять-таки напрашивается сравнение тех и нынешних пап и патриархов, тех воинов и этих барыг и интриганов разъезжающих в бронированных лимузинах. Может христианство и победило окончательно именно потому, что были такие люди. Аттила ушел. Это было уже слишком и через восемь месяцев его убили, предположительно двенадцатая жена Илидика, чье имя поразительно похоже на «Кримхильда», которая, согласно "Саге о Тидреке", еще и умудрилась перед убийством накормить главного гунна блюдом изготовленном из их общих детей. Аттила был пышно похоронен на дне Тисы, воду которой специально отвели по временно прорытому каналу. Тут же германцами приближенными к покойному были ликвидированы все дети от других браков. Европейскую часть гуннской империи делили европейцы, а не азиаты. Впрочем, есть данные что один из детей Аттилы — Эрнах[42] — спасся и ушел с остатками гуннов в уральский регион, где они смешались с окружающими народами и исчезли как самостоятельный этнос. Но это — не имеющие значения детали.

А ведь все могло получиться иначе и как знать, может быть мы сейчас были бы желтого цвета, имели бы раскосые глаза, ходили бы в кожаных одеяниях, питались жиром, жили в юртах и вели бы бесконечные бесцельные истребительные войны. И благодарить за то что так не произошло нужно людей, которые безгранично верили в самих себя, свою силу и предопределение, что дало им возможность не поддаться искушению стать "одними из".

4.

Шпенглер объяснял поразительную легкость завоевания Александром Великим восточных деспотий, сугубо фактом полной утраты ими представлений о сущности государства, что, наверное, правильно. Бисмарк в XIX веке скажет в отношении России, что ее нельзя уничтожить военным путем, пока она не разгромлена политически, но то же самое относится и ко всем многонациональным империям. Так вот, у персов политического единства не было, ибо не могло быть, этносы были слишком старыми, а старички хоть и склонны к догматизму, но каждый к своему личному.

Но на Ближнем Востоке был резерв, который неизбежно должен был рано или поздно дать о себе знать. Он аккумулировался в кочевых народах Аравийского полуострова и нужна была только искра чтобы произошел грандиозный взрыв с непредсказуемыми последствиями. Такой искрой стал ислам, концептуально базирующийся на Библии, но адаптированный Мухаммедом для человека с восточной психологией. Неправильно будет объяснять фанатизм мусульманских завоевателей обещанием им вечной райской жизни в случае смерти в бою, нет, мусульмане были не первыми кто додумался до подобного метода охмурения бессознательных масс. Молниеносное распространение ислама, неразрывно взаимосвязанное с удачными походами арабов, коренилось как в проницательности самого Пророка, так и в психологии людей которые подобно проживающим там рептилиям, пресмыкающимся и насекомым, могут казаться совершенно неподвижными, даже мертвыми, но при надлежащем стечении обстоятельств моментально нанести решающий удар.

История ислама, как политической доктрины, начинается с бегства Мухаммеда в Медину в 622 году. Пройдет 8 лет и он туда вернется. Вместе с созданной им армией. Мухаммед, видимо, хорошо проштудировал Новый Завет и не хотел повторять ошибок Иисуса, которого, впрочем, высоко ценил как пророка. Ослик и толпа кричащая "Осанна!" могут выглядеть весьма душеспасительно, но реальная боеспособная армия смотрится куда лучше. За год до входа в Мекку, он прощупал своим штыком Византийскую Империю, правда вынужден был отступить. Но лиха беда начала! В 632 году Мухаммед умирает, но дело его живет и развивается. Через четыре года мусульмане завоевывают Дамаск, идя в который обрели свое религиозное видение как сам Мухаммед, так и апостол Павел. К 641-му году вся Византийская Месопотамия лежит у ног народа про который лет двадцать до этого еще никто и не знал. Попытки захватить Афганистан не удались, хоть и предпринимались неоднократно, но об этой уникальной стране мы уже говорили. В 661 году арабы вторгаются в Индию, а течении последующих двадцати лет, двигаясь на Запад, выходят к Атлантическому Океану. Нет, не все шло так гладко, случались в Халифате гражданские войны, но вектор развития империи не менялся и был нацелен на бесконечное расширение.

А расширяться становилось все труднее и труднее. На севере — Византия и Кавказ. В Африке северное побережье завоевано, а Сахара интереса не представляет, тем более что там проживают племена не уступающие в агрессивности самим арабам. На Востоке — Индия, но ее центральные ландшафты не соответствуют арабскому национальному типу привыкшему к равнинной, пустынной или степной местности.

Поэтому принимается главное стратегическое направление — Европа. Туда ведут три пути: через Гибралтар, через Апеннины и через Босфор. Все они будут опробованы, но вначале выбирается наилегчайший — через Гибралтар. Арабы вышли к проливу в 710 году, где в крепости Сеута были встречены вестготским графом Юлианом отразившим их нападение. Граф был человеком смелым, но вот ни умом, ни элементарной сообразительностью не отличался. Он не только заключил с ними мир, но и договорился о совместном вторжении в Испанию, которое началось через год высадкой семитысячного отряда Тарика. Первое крупное сражение между ним и христианским королем Родериком было блестяще выиграно, особенно если учесть то обстоятельство, что численно Родерик превосходил Тарика в 10 раз. Теперь оккупация всего пиренейского полуострова была вопросом времени и завершилась через полгода. Только в горах Астурии сохранились независимые королевства, на которые арабы не обратили ни малейшего внимания, но из которых и выросло могущество будущей Испании, изгнавшей в 1492 году последних арабов туда откуда они пришли, а затем, — и Испанской Империи. Но на достигнутом носители зеленого знамени останавливаться не планировали. В 716 году они проводят экспедиционный рейд в южную Францию, а в 717-ом предпринимают осаду Константинополя — событие о котором необходимо рассказать подробнее.

Начло VIII века характеризовалось разладом и анархией во всей Византии. В год вторжения в Испанию, арабы впервые подошли к стенам Константинополя и опустошили практически весь юг Империи, армию которой сотрясали бесконечные мятежи, а императоры менялись чуть ли не через каждые два года. В 716 году арабы собирают миллионную армию и их вторжение достигает Пергама. До заветной цели остается один шаг и кажется нет ничего и никого кто бы смог помешать его сделать. Но арабам не предопределено взять Константинополь. Никогда. Столкновение первого и второго поколений заканчивается отступлением первого. Из тени в свет выходит генерал Лев Исавр, сметающий с престола дегенерата Феодосия III и провозглашающий себя императором Львом III. Законным ли был его шаг? Нет. Но что выше, — оплот цивилизации или закон? Лев не давал генеральных сражений, в его ситуации это было бессмысленно, да и не соответствовало византийскому духу. Первая массированная атака мусульман была отражена в августе 717 года. Арабы не унимаются. 1800 больших кораблей подвозят 100 тысяч новых солдат и все необходимое для длительной осады. Теперь они решают выморить столицу блокадой, но Лев действует подобно Фемистоклу, он нейтрализует арабский флот сжигая его греческим огнем.[43] Арабы, получив болезненный удар, успокаиваются до весны 718 г., когда и предпринимают очередной штурм. Лев отражает его, сжигает очередную партию арабского флота и сам контратакует блокадную армию арабов. Затем вступает в действие тактика которая позже будет так успешно использована Кутузовым против Наполеона — выматывающие сражения против армии лишенной стратегического резерва. В августе 718 года в халифат приплывает… 5 кораблей. Остальные навсегда остаются лежать на дне Мраморного моря и пролива Босфор. Домой тем или иным путем возвращается 30 тысяч человек, т. е. примерно один из тридцати. Летальность на уровне сталинских штрафбатов.

Все вышеописанные события происходили на задворках Европы, хотя вклад Льва Исавра, — великого человека[44] и великого полководца трудно переоценить. Через тринадцать лет, арабы, зализав раны, предпринимают массированное вторжение в сердце Европы — во Францию. Абд-Эль-Рахман собирает мобильную группировку из отборных берберских и мавританских всадников отличающихся своей ненасытной жестокостью, обходит Пиренеи слева и уже через несколько недель берет Бордо — главный город на юге Франции. Затем следуют стремительные броски к Пуатье и Туру. До Ла-Манша остается 200 километров, но их арабам пройти также не предопределено. За ними уже внимательно следят короли Эд и Карл, ненавидящие друг друга, но великолепно понимающие, что победи арабы и их время закончится навсегда, — как раз то чего так не хватает современным политиканам, благодаря действиям которых Европа чернеет и желтеет на глазах. Арабы, разгадав замысел Карла перерезать их растянутые коммуникации, решают дать большое сражение, сосредоточив все силы в района Пуатье. Легкой арабской коннице противостояла тяжелая кавалерия франков, слабо эффективная в атаке, но непробиваемая в обороне. Сражение произошедшее 4 октября 732 года представляло собой серию непрерывных атак арабов, разбивающихся о непроходимые фланги франков (для усиления обороны Карл приказал своим людям спешиться). Неожиданно обнаружилось что Абд-Эль-Рахман убит. Кто его убил так и останется неопределенным, не исключено что он получил предательский удар сзади, что полностью укладывается в традиционные восточные схемы действия. Среди арабов началась паника. Они лихорадочно отступали, бросив богатейшие обозы. Белые их даже не преследовали. Как говорится, всему свое время. Главное что они остановлены и больше никогда, никогда не будут наступать.[45] Пройдет пару лет, Карл получивший за свою судьбоносную победу прозвище «Мартелл» ("Молот"), выбросит арабов за Пиренеи. А затем внук Мартелла — Карл Великий — начнет настоящее наступление, перенеся действия в Испанию и захватив на первом этапе Барселону.

5.

Но самые тупые и агрессивные захватчики из всех что вторгались в Европу, были остановлены не военным путем, а результатом исключительно удачного стечения обстоятельств. Речь идет о монголоидах, захвативших все известные тогда регионы земного шара кроме Западной Европы. Монголы не несли даже субкультуры, ибо, в отличии от персов или арабов, не имели ничего. Подобно пришедшим после них туркам, монголы занимались только убийствами, грабежами и разрушениями. После себя они на десятилетия оставляли пепелища, а последствия их оккупации, во всяком случае в Восточной Европе, ощущаются до сих пор, ибо покоренным цивилизованным европейским народам они несли свой раболепный уклад с неизменными атрибутами — кумовством, подхалимством, коварством, подлостью и безграничной жестокостью. Их цивилизация была рабской до мозга костей, вот почему у монголов не отмечено случаев личного героизма и вот почему их самая гигантская в истории Империя распалась как карточный домик. Рабов можно выдрессировать, можно сгруппировать в толпы, можно бросить на врага, который будет испуган их лицами, в сравнении с которыми христианские изображения инфернальных монстров с написанным на лбу числом «666» выглядят явно нарочито придуманными и отражающими белый взгляд на уродство, — а он всегда был недоразвит, — все-таки белые лучше воспроизводят красоту. А здесь — все реально. И если действия одного маньяка способны привести в ужас большой многомиллионный город и заставить беспомощно разводить руками опытных криминалистов, то можно только пытаться представить чувства охватывавшее жителей 10–15 тысячного городка, когда его окружала толпа в 40–50 тысяч маньяков. Но мы располагаем достаточным количеством примеров показывающих что и в самые критические мгновенья европейцы сохраняли хладнокровие и здесь многое определялось поведением вождей. Как кто-то метко сказал: "лучше иметь армию баранов во главе которой стоит лев, нежели армию львов возглавляемую бараном". И вторжение монголов более чем наглядно выявило где львы, а где бараны. Было воочию продемонстрировано до какой ручки дошла Русь за два с небольшим века впаривания христианской этики и морали. Все воевали со всеми. Как и в Европе. Но Европа уже была католической, а учитывая что христианство не приемлет компромиссов, тем более когда чувствует свою силу, никакой помощи «схизматики» ожидать не могли, даже от "духовно близких" византийцев, которые сами тряслись ожидая монгольского вторжения. Достоверно известно одно: Русь занимавшая самую большую площадь в Европе, была завоевана Ордой насчитывающей максимум 150 тысяч человек. Тремя годами позже монголы будут крушить христианские армии многократно превосходящие их собственные, но сопротивление будет организованным.

Любопытно, что пока на Днепре шел разгром Руси, до Европы долетали лишь отдельные слухи и встречать желтую чуму никто не готовился. Недавно отгремели два крестовых похода, Иерусалим временно был выторгован у турецкого султана, папы и феодалы в очередной раз схлестнулись в дележе богатств, — как награбленных, так и созданных бессознательными массами. А монголы готовились. Как шакалы, группируясь в стаи и постепенно приближаясь к своей слабой добыче окружая ее. Субутай, на которого умирающим Чингисханом была возложена миссия дойти до Океана, внимательнейшим образом изучал все нюансы политической жизни Европы.

Аттила, как мы знаем, начал вторжение в Восточную Империю в 441 году. Параноик Коба, вошедший в историю под кличкой «Сталин», в 1941 — ом. А Субутай — в 1241-ом. Первый цикл — 800 лет, второй — 700. Монголы были настолько уверены в победе "малой кровью и на чужой территории" что разделили свою орду на четыре группы наступающие в расходящихся направлениях, что по современным военным канонам является верхом идиотизма. Вы не поверите, но такими же четырьмя колоннами и в тех же направлениях планировал наступать в 1941-ом Сталин, обожавший Чингисхана и приказавший за две недели до вторжения вскрыть могилу Тамерлана, считавшего себя потомком Чингиза! Как тут не стать магом и оккультистом?

Столкнувшись с беспрецедентной агрессией, европейцы, как и в случаях с Аттилой и Кобой, устремились на Запад. Одновременно, лучшие готовились сражаться. Силезский князь Генрих собирает армию в 40 тысяч человек и занимает оборонительную позицию у Лигницы. На подмогу ему спешит чешский король Вацлав, ведя еще 50 тысяч. Два дня упорных боев и польско-немецкая армия отброшена на запад. Вацлав, не успев к моменту боя, идет на соединение с войсками набранными из немецкой знати. Монголы во главе с Хайду их не преследуют, а поворачивают в Венгрию для встречи с Субутаем. В считанные дни быстрая конница кочевников оказывается уже у Пешта (Буда и Пешт тогда были отдельными городами). Там его поджидает венгерский король Бела VI со стотысячной армией. Он, похоже, был наиболее здравомыслящим человеком из всех кто противостоял монголам. Бела понял что для победы над монголами их нужно упредить, нужно нанести удар первым, ибо главное их оружие — инициатива. Монголы, как люди с рабской психологией, почувствовав реальную силу останавливаются и начинают неспешное отступление, — впервые в своей истории. Но и Бела отогнав монголов на 150 километров от Пешта, решает что дело сделано и переходит к обороне, выстроив на укрепленном берегу лагерь окруженный телегами соединенными цепями. Монголы, чувствующие своим падшим инстинктом не только силу, но и слабость, понимают, что их час пробил. 11 апреля 1241 года, применяя некое подобие артиллерии полученное ими от китайцев, а также используя сосуды с горящей нефтью, они сжигают лагерь венгров и вызывают в рядах защитников невиданную панику. Народ устремляется в разные стороны, но монголы двумя фланговыми ударами окружают лагерь и за несколько часов уничтожают практически все венгерское войско.

Это был конец. Лучшие люди Европы, цвет первого поколения, был уничтожен в схватках с агрессивными ордами рабов, не имеющих ни малейшей самостоятельной ценности. Поразительно, но никакого адекватного возмездия здесь быть не могло, ибо правило "кровь за кровь" не универсально, ведь каждая кровь имеет свою ценность, в зависимости от ценности индивида в котором она течет. Европейцы по любому оказывались в проигрышном положении, ибо отдавали свои жизни, имеющие для них реальную ценность. Но выхода у них не было. Пока.

Теперь, осенью 1241 года, Субутай уже не скрывал своих планов. Его армии стояли на рубеже от Одера до Дуная. На зиму 1242 года намечался захват Австрии, Северной Италии и Германии. Европейцы предпринимали лихорадочные меры к спасению, но сами по-видимому мало верили в их успех.

Едва христианский мир отпраздновал рождество, как пришло известие о том что монголы перешли замерзший Дунай[46] и стремительно продвигаются к Вене и Венеции. Реальной защиты не было, но и тут в дело вмешалось предопределение.

В конце января гонцы принесли новость: за 10 тысяч километров к востоку от Вены, в Каракоруме, умер престарелый Угэдэй, — сын и наследник Чингисхана. Теперь уже было не до Европы, нужно было экстренно возвращаться и участвовать в дележе наследственной власти. У стен Вены и Венеции, давно приготовившихся к самому худшему, тумены разворачиваются и возвращаются в Орду, по пути ограбив Сербию, Далмацию и Болгарию.

Время было упущено. Монголы еще раз придут в Европу в 1259-ом году, но Ногай и Тулабуги не будут столь амбициозны. Сила оставляла монголов и их победы в Силезии были последними победами. И теперь очень немногие ханы будут умирать своей смертью. Европа в очередной раз спаслась.

Вторжение монголоидов всколыхнуло историческую память европейцев, точенее — их реминисценции, связанные с гуннским вторжением. Именно в это время обрабатываются и поэтизируются древние песни повествующие о свирепом гуннском короле Атли, о славных героях и фантастических женщинах. Страх и ожидание чего-то фатального всегда стимулировал у белых поэтический и музыкальный талант.

6.

Каждая новая волна завоевателей Европы была более опасной чем все предыдущие, причем не столько в плане военного превосходства, сколько в организации, амбициях и реальности перспектив. Опытная Персия была всего лишь колоссом на глиняных ногах, и легко развалилась после первых ударов Александра, хотя в интеллектуальном плане она была может быть самой опасной, ибо угрожала стране закладывавшей основы будущей европейской культуры. Карфаген и не помышлял о мощных колониальных захватах, ему был необходим только контроль на Средиземным морем, для чего казалось достаточным уничтожить Рим как государство. Гунны не имели никаких государственных инстинктов, арабы были реально опасны, с ними, как и с монголами, Европе просто повезло, они являлись первыми кто умел наладить качественную эксплуатацию завоеванных территорий. Этому арабов научили опять-таки персы, а монголов — китайцы, познакомив степных вождей с такой вещью как государственный аппарат. Ведь трагедия Руси заключалась не в самом факте опустошения ее территорий монголами, а в системе управления которую они насадили. Главным ноу-хау было использование местных вождей, которым вручали ярлык на правление и которые, в свою очередь, обязывались выплачивать установленную дань. Арабы, кстати, до этого не додумалась, во всяком случае в Испании, иначе там сейчас не сидела бы интеллигентная американская мушка-дрозофила Хуан Карлос де Бурбон. Созданная монголами система неизбежно вела к тому что на княжеских должностях оказывались люди с психологией близкой желтым. По мере ослабления Орды и усиления Руси князья становились все более и более самостоятельными и настал момент когда они прекратили платить дань, но эти князья уже были продуктом восточного влияния. Восток всегда чувствовал где сила, поэтому вместе со становлением русского централизованного государства шла конвергенция тюрко-монгольского элемента в славянский социум, который до сих пор виден достаточно отчетливо, хотя бы на примере главного божества первых лет "обалденно-демократической России" — Б.H. Ельцина, в лике которого антропологические черты характерные для монголоидных племен проступают несравненно более явственней, нежели у целого ряда современных азиатских диктаторов.

Правда не следует обольщаться неопытностью некоторых захватчиков Европы. Все они имели достаточно сил чтобы уничтожить государство или государства бывшие тогда передовыми, не оставив после себя ничего. Неопытным тоже иногда везет, а слабый может победить и более опытного. Все зависит от ситуации.

Прошло совсем немного времени после ухода монголов и на горизонте реально обозначился новый враг — турки — народ молодой и имеющий мощный государственный инстинкт. Он двигался в Европу не ордами, а государством, которое как бы вез с собой. Европейцы были с ними знакомы со времен Крестовых походов, причем к 1291-ому году были полностью вытеснены турками с Палестины. Теперь настала очередь турок, которые, так же как и арабы с монголами, на достигнутом останавливаться никак не планировали.

Турки не были особо фанатичными мусульманами, создается впечатление что религия для них была одним из цементирующих звеньев государства объединявшего этнически близкие племена, поэтому стремительный распад им не угрожал. К Европе они приближались медленно, временами, особенно при Тамерлане, казалось что и они стоят недалеко от полного крушения. Затем турки начали въедаться в нее как раковая опухоль, избрав в качестве первой жертвы Византийскую Империю. Православный мир оказался неспособен себя защитить. Русь стонала под монголами, Балканы и Византия к середине XV века оказываются по турками. 29 мая 1453 года пал Константинополь, этот второй Рим. 10 тысяч человек — вот всё что нашлось у восточных христиан для защиты своей цитадели. Генуэзцы им помогали, но до определенного момента, пока первые турки не прорвались за крепостную стену.

Так весь юго-восток Европы оказался под их властью. Одномоментные акты террора и грабежа времён гуннов или монголов, теперь уступили месту террору спланированному и поставленному на поток. Вырезание целых городов, угон всего населения в рабство, — вот они, будни турецкой оккупации. Европа, как обычно, реагировала медленно и реально спохватилась тогда, когда турки начали совершать рейды в Далмацию, на Апеннины, в Штирию, откуда, впрочем, их выбили немцы. Одновременно турки «выносят» со Средиземного моря венецианский флот.

Но все это было прелюдией. Встав в Европе обеими ногами, турки теперь собирались нанести удар в самое ее сердце. К 1526-ому году они оккупируют всю левобережную Венгрию и заключают тайный союз с Францией против Габсбургов. Я не знаю каким местом думали французы, но здесь ими двигала только ненависть. И как знать, может случилось бы так, что турки оказались бы у Парижа, вот только помочь Франции уже вряд ли бы кто-то смог. Но из Венгрии турок выбивают. Их марионетка Запольяи оказывается фигурой ничтожной.