ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И НЕДОЧЕЛОВЕЧЕСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И НЕДОЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Закон Совершенных — Квинтэссенция Свободы — Торжество Псевдоморали — Счастье Нации — Рабы и Рабовладельцы — Древнейшая Наука — Спиноза и Вейнингер — Предопределение Сильных — Бисекс и Унисекс — Право Сильного и Право Интеллектуала — Гениальные Посредственности — Реальный Закон — Преступный Человек — Государство и Банда

Совершенные не нуждаются в законах, потому что они сами, во всех своих ипостасях, суть высшее проявление единственного и единственно правильного закона. Их модели поведения можно сопоставить систему уравнений описывающих связь между всеми видами взаимодействий, воплощение той самой "единой теории поля", над которой бесплодно бьются физики. С одной стороны, все сходятся во мнении что такая система должна быть проста, как и все гениальное, и как мне кажется она вряд ли будет намного сложнее системы уравнений Максвелла и гораздо проще системы нелинейных уравнений Эйнштейна. Но никто из тех кто реально знаком с ситуацией в современных фундаментальных науках, не заявит вам, что мы стоим недалеко от формулирования подобного уравнения, хотя порой кажется что оно вот, рядом, подойди и бери! Точно такая же ситуация с управляемым «термоядом». Можно не сомневаться, что "единая теория поля" если и приобретет в обозримом будущем завершенные формы, то решающий вклад здесь внесет один человек в момент который бывает раз в жизни, причем у единичных экземпляров. Остальные только потом увидят как оказывается все было просто, и долго будут задавать недоуменные вопросы, удивляясь почему люди раньше не додумались до столь очевидных вещей! Такая система уравнений будет верхом совершенства и создатель ее также будет совершенен. Эти две вещи можно принять без всяких оговорок. О физике в данном контексте приятно говорить. Как и о философах. Вот где науки! В античные, да и в средневековые времена, не делали никакой разницы между физиком и философом, да и самого термина «физик» не существовало. А вот о законах юридических ничего подобного не скажешь. Многие ли даже по-настоящему образованные люди, смогут так, сразу, назвать хотя бы десять всемирно известных юристов XIX–XX века? Притом, что с другими науками или, скажем, с музыкой, спортом, живописью, подобных проблем не возникнет. В чем дело? Почему юристы-законотворцы и теоретики права не оставили аналогичного следа в мировой цивилизации? Ответ здесь может быть только один: все современные законы несовершенны, ибо изначально разрабатываются под несовершенное общество. Совершенный человек за такое дело не возьмется, точнее он может взяться, но появись такой идеальный закон, кому он будет нужен? Его не приложишь к миру дебилов и дегенератов и именно поэтому совершенные очень редко участвуют в их создании, особенно в последние две тысячи лет, хотя имена древних законоведов известны даже продвинутому школьнику, а законы ими созданные, как правило максимально долго держались в обществе и способствовали прогрессу. Совершенные во всех своих проявлениях являются носителями и выражением совершенного закона который и есть квинтэссенция настоящей свободы. Такой закон не нуждается в записи и уж тем более нет необходимости в сворах цепных псов призванных стоять на его страже. Ведь если закон нельзя нарушить в принципе, то какой смысл его как-то охранять? Это то же самое, что поставить сверхсовременную противоугонную сигнализацию на луноход, или, допустим, на американский «Вояджер». Мы же не следим, за соблюдением законов Ньютона или Кеплера. Они выполняются «автоматически» (при соответствующих краевых условиях), а механизмы созданные без их учета, работать не будут, чего только стоят потуги по созданию отдельными субпассионариями вечных двигателей. Вы думаете они в прошлом? Как бы не так! Патентные бюро ежегодно заваливаются десятками тысяч подобных проектов. То же самое происходит и с современными законодательными системами, находящимися в прямом противоречии с самими собой. И вот тут возникает поле для деятельности адвокатов, открывается необозримый простор для коррупции прокуроров и судей и не успеваешь оглянуться, как еще вчерашний преступник, взятый с поличным за серию тяжких преступлений, выходит на свободу, радостно махая ручкой в видеокамеры, или просто показывая оттопыренный средний палец. Одновременно усиливается полицейский беспредел, ибо бороться с правонарушениями «законными» способами становится попросту невозможно. Адвокаты, юристы, а подчас и «преступники», оказываются интеллектуально несравненно выше «копов», выбивающихся в свою профессию из весьма специфического социально-психологического контингента, которому, по большому счету, и идти-то больше некуда.[50] Здесь, кстати, кроются причины патологической злости всех работников карательных органов. Отто Вейнингер прямо называл их «мужчинами-мегерами». Т. е. «закон», точнее то что им называют, отходит даже не на второй, а как минимум на третий план. Попугаи кричат что пусть лучше будет очень плохой закон чем никакого. Это великолепно! Как раз то что мы имеем сейчас! Торжество упадочнической псевдоморали. Это из цикла "лучше пусть муж будет алкоголиком и дегенератом, чем его не будет вообще" или "пусть дети будут олигофренами и наркоманами, чем жить без детей". А древние, между прочим, считали, что лучше один день прожить свободным, чем пятьдесят лет стоя на коленях. Кто сейчас такое скажет? Как круто все поменялось! Жизнь поставлена с ног на голову. Счастье нации, и в более общем случае всей нашей расы, состоит в неуклонном увеличении абсолютных и относительных показателей красоты, силы и интеллекта индивидов входящих в нее. Все остальное — бред и фикция выдуманная представителями недочеловечества и сводящая жизнь не к достижению личного счастья вектор которого у совершенных всегда действует в том же направлении что и вектор счастья нации в целом, а к попыткам найти мазохическое удовлетворение в несчастии, которое порождает грязный суеверный страх, местечковые суеверия и подлинное мракобесие. Именно такие и издают зловоние как физическое, так и культурное, политическое, моральное и т. д. И именно такие всегда удачно вписываются в любой закон, в любую ублюдочную идеологию.[51] Сегодня они коммунисты, завтра — либералы, послезавтра — монархисты, а через два дня пацифисты или еще невесть кто. А все потому, что законы пишутся такими как они. Абсолютная сила не нуждается в охране, а потому и закон стал нужен тогда, когда люди в массе своей утратили совершенство, и прежде всего тогда когда появились слабые.

Всем известный вопрос: "что возникло раньше курица или яйцо", на который ответа якобы не существует, можно спроецировать в другую плоскость, а именно: кто появился раньше — раб или рабовладелец? Это вопросы одного логического ряда. Попробуйте ответить! На первый взгляд кажется, что раб появился раньше, после чего на него просто заявили свои права, отождествив с одним из прирученных животных. Старые индийские и шумерские тексты наталкивают именно на такую мысль. С другой стороны, если нашлись те, кто такие права заявили, то опять-таки уместно предположить, что потенциальные рабовладельцы уже давно созрели. Вообще история не дает нам хоть сколь-либо точный ответ на вопрос при каких обстоятельствах появились первые слабые, во всяком случае среди белых, а поэтому невозможно даже приблизительно оценить время появления первых слабых. Сила и красота, как мы уже говорили, развивались одновременно, может быть сила несколько опережала, что вполне логично. Слабые наверняка тоже рождались, но быстро исчезали, причем уже на том этапе их быстрому исчезновению могли способствовать искусственным путем. Много ведется споров на тему какая самая древняя профессия, но никогда никто не говорит о том, какая самая древняя наука. А самая древняя наука — евгеника. Она возникла еще до того как появился первый интеллектуал. Когда люди начали осуществлять евгенические мероприятия из рук природы было вырвано ее самое священное оружие. Может быть такой интеллектуал и стал неожиданным, но столь желанным и весомым ее продуктом. Только в XIX веке интеллектуалы сподобятся выделить евгенику как отдельную науку, притом что евгеническая практика была свойственна всем сильным социумам и историки это всегда знали. Когда евгенические практики прекращались общество деградировало.

Зло, как мы уже знаем, есть действие или комплекс действий ведущий к утрате силы, красоты и интеллекта. И эра Зла началась тогда, когда появился первый слабый. Нельзя точно определить его судьбу, но одно бесспорно: слабые стали размножаться, в чем, наверное, не было ничего плохого, но одновременно они сначала бессознательно, а затем и сознательно становились носителями чуждой упадочнической псевдоморали и системы ценностей, главным императивом которых было разрушение через смешение. Слабость — всегда разрушение, а эпоха зла и эпоха слабости начались в один и тот же миг. Слабость может быть не просто разрушением, но действием подготавливающим разрушение. Здесь мы подходим к труднообъяснимому парадоксу. По всей видимости, разрушительные инстинкты несовершенного должны быть направлены на самого себя, однако подобное происходит крайне редко. Защитная функция, даже у такого субъекта, оказывается выше и он переносит свой разрушительный потенциал на все с чем ему доводится соприкасаться. Первые интеллектуалы весьма долго не могли понять данный расклад. Исторического опыта на было. Когда же данные вещи были полностью уяснены, появился закон. Поначалу он был простым и неписаным и устанавливал базовые понятия: собственности и семьи.

Исследователи до сих пор пытаются установить, что именно дало столь грандиозный скачок в развитии белой расы, да и вообще всего человечества. Часть считает, что таковым было "укрощение огня", другие отдают предпочтение внедрению орудий труда. Но по всей видимости и то и другое было позже, ибо в обоих случаях нужен был ум выше среднего, нужен был первый интеллект. А для появления интеллектуала требовалось определенное качество сообщества, где он должен был появиться, а обеспечить качество могли те самые мероприятия которые позже станут известны как евгенические. И первым из них было запрещение сексуальных контактов между близкими родственниками. Сейчас к этому пришли практически все народы, как именно — не имеет значения, но как пришли белые теперь догадаться очень просто. Они видели что в результате подобных браков появляются слабые. Нет, они конечно были несравненно качественнее нынешних слабых, но все таки их уровень был ниже уровня высших (средних тогда не было, были первые и последние). Когда слабые вырастали и входили в фертильный возраст, их тянуло к таким же слабым и это заметили. Здесь и интеллект-то не нужен. Поэтому сильными был нанесен ответный удар: близкородственные браки запрещались раз и навсегда. Что стало с теми слабыми неясно, но то что теперь раса была гарантирована от вырождения не подлежит сомнению. Т. е. мы видим, что как только появились первые несовершенные (пусть и по стандартам того общества) тут же потребовалась принудительная регламентация норм отношений, т. е. то что мы называем законом.

Спросите у честного (такие тоже есть) работника юстиции: "что есть отсутствие закона" и он вам ответит, что отсутствие закона есть произвол и беззаконие. Наверное «работник» будет прав, ибо он всего лишь продукт неудачной системы. Но столь очевидный как казалось бы факт, нисколько не повышает качество закона как инструмента. Закон, как и все что делается людьми и для людей, в оптимальном случае должен повышать качество общества. Но какой из современных законов подходит под такое определение? Ведь если мы получаем при отсутствии закона произвол и беззаконие, то резонно предположить, что в обществе постоянно присутствует контингент носителей подобных разрушительных начал, для которых данный закон должен выполнять сдерживающую функцию.

"On peut sortir de la legalite pour rentrer dans le droit" — "Возможно уйти от законности, чтобы вернуться к праву" — говаривали бонапартисты когда были сильными. Сильные имеют все права, при том, что лучшие это те, у кого есть и сила, и красота, и интеллект. Из двух людей прав тот, кто физически сильнее и главное их право в том, что они могут им (правом) пользоваться. Они законодательная, исполнительная и судебная власть в одном лице, как и должно быть. Человечество наглядно доказало такой постулат личным опытом общения с животными миром, с которым люди теперь могут делать всё что угодно. Одновременно, индивиды наделенные только силой не имеют ни малейшего понятия об обязанностях, а если они утрачивают базисные инстинкты, то почти всегда и очень быстро становятся жертвой либо интеллектуалов, либо просто слабых. Типичный пример — большинство апостолов. Право сильного — самое простое право, это право делать то что сильный захочет, его право — его сила. В XVII веке Спиноза доведет связку "право — сила" казалось бы до полного абсурда, но именно такой абсурд в современном предельно выродившемся обществе торжествует повсеместно, а свобода ограничивается лишь тем что позволяет делать закон. Этот "мечтательный еврей из Амстердама", отлученный впоследствии как от синагоги, так и от христианской церкви, является творцом еще одной "истины в последней инстанции". Оказывается, что "свобода — есть осознанная необходимость". Спиноза, правда, не дает ответ на вопрос "осознанная необходимость чего?" Отто Вейнингер относительно него сделал следующее замечание: "Строго говоря, для самого Спинозы не существовало никаких проблем. В этом смысле он проявил себя истинным евреем. В противном случае он не выбрал бы "математического метода", который рассчитан на то, чтобы представить все простым и очевидным. Система Спинозы была великолепной цитаделью, за которой он сам защищался, ибо никто в такой степени не избегал думать о себе самом, как Спиноза. Вот почему эта система могла служить средством успокоения и умиротворения для человека, который дольше и мучительнее всех других людей думал о своей собственной сущности". Вейнингер под «человеком» имел ввиду Гёте.

Интеллектуалы тоже имеют все права, но право интеллектуала несколько шире чем право обычного сильного. Здесь нет никакого противоречия и при том что как сильные, так и интеллектуалы, имеют все права, право интеллектуала действительно шире, так как и возможности интеллектуала выше. Неизвестно, что бы сейчас представляли из себя сильные, если бы не было нас, интеллектуалов. И если сейчас индивид наделенный исключительно физической силой, в основном представляет внешне свинообразное существо, от которого исходит специфический амбре представляющий букет пота, табака, алкоголя и лежалого сала, то можно только вообразить что он являл тогда. Мы же создаем для них оболочку, в которой сильные, при наличии встречного желания с их стороны, могут выглядеть относительно привлекательно и не так сильно искушаться своим неполным совершенством. Однако создание оболочек для массива сильных, как и любой другой выборки, все же не является некой спланированной сверхзадачей интеллектуалов и все перекосы в таком деле — всего лишь последствия отсутствия четко продуманной системы в данном аспекте нашего взаимодействия. Если исключить огромный массив тех кто не обладает ни силой, ни красотой, ни интеллектом, т. е. то самое «недочеловечество» о котором мы говорили и еще не раз будем говорить, то именно такие простые сильные люди, из которых при нормальной системе можно было бы играючи "делать гвозди", — как говаривал известный поэт, — и являются главным резервом откуда пополняются ряды алкоголиков и просто "пропащих людей". А все потому, что для сильных белых степень свободы уменьшается практически ежедневно и ежечасно. Женское начало торжествует. Образ сильного не культивируется, а главный принцип американского образа жизни "я такой какой я вам нужен" настойчиво внедряется в сознание эволюционирующей части человечества. Эволюция не предполагает изначальный план. Она не детерминирована, ибо она не есть продут рабского замысла. Вот почему клерикалы так ненавидят Дарвина.

Детерминированный план предполагает только дегенерация и выполнение плана — полное исчезновение дегенератов. Главные качества сильных — доблесть и хладнокровие — сейчас в основном «реализуются» в компьютерных играх; в реальной жизни выражение сильных качеств неизбежно приводит к контактам с карательными органами. У сильного есть три пути: в действующую (т. е. в воюющую) армию, в карательные органы и в криминальный мир. Тут же отметим, что последние два пути ведут к закономерному исходу: сильные неизбежно начинают уничтожать сильных. Но ни смерть от пути полицейского, ни смерть от пули «преступника», не может считаться нормальной для сильного. Тем более ненормальной есть смерть от алкоголя, наркотиков или одного из бесчисленных "неизлечимых заболеваний". Реальная и почетная смерть для сильного — только в бою. Так умирали Гектор, Леонид, Спартак, Юлиан, Святослав, Цвингли, Нельсон, Михаэль Виттман и многие-многие другие. Старый сильный смотрится смешно, ибо сила неизбежно уходит с молодостью. И что у него остается? Ведь как плохо кончали все сильные, превращаясь в финале своей жизни в обрюзгших глупых мнительных стариков, которые более всего тяготились воспоминаниями молодости. Если б мы могли дать им возможность вернуться на 40–50 лет назад и принять участие в последнем бою своей жизни! В любом качестве. Какой восхитительный подарок был бы им сделан! Смерть они встретили бы так, как встречают самый светлый миг, бессознательно чувствуя что он будет лишь однажды и уже никогда, никогда, никогда не повторится. Это было бы их действительное рождение, их реальная инкарнация. Сильными рождаются и вырастают, но современные условия обитания подавляющего большинства белых никак не формируют у сильных видения путей, пойти по которым они намечены предопределением. Предопределение не абсолютно однозначно как почему-то многие считают. Предопределение всегда дает возможность сделать шаг назад и остановиться, но двинуться вперед уже будет невозможно. Назад — сколько угодно, до полного превращения в кучу грязи, но вперед — никогда. Предопределение — один шанс и сам индивид является в нем ставкой и залогом. Многие изучающие древнеарийскую, античную и средневековую литературу порой не понимают мотивации героев, которые, будучи изначально обреченными, тем не менее доводят свои действия до конца. А двигателем здесь опять-таки является предопределение. Сильные герои предпочитают достойную смерть в близкой или дальней перспективе, превращению в обывателя. Они не поддаются никаким искушениям. И вот такой потенциально сильный индивид в наши дни ежедневно и ежечасно слышит из телеэкранов что все люди одинаковы и равны от рождения (!), что врагов нет и не предвидится, что даже омерзительные существа которых он видит повсеместно — всего лишь жертвы безжалостного общества и неправильного воспитания.

Предопределение — есть то единственное, что не оставляет сильным никаких посторонних выборов. Либо они становятся сильными т. е. тем к чему предопределены, либо исчезают из числа людей, превращаясь в старую, неживую и смердящую плоть. Юный сильный уже чувствуют внутреннюю разрастающуюся мощь, но в качестве "мужского идеала" ему миллионными тиражами преподносятся сопливые бисексуальные дяди, одетые в «унисекс», кожа которых натёрта антибактерицидным спрэйем, волосы напомажены, а ногти отшлифованы и накрашены. В руках у дядей кожаные папки или барсетки. Дяди сидят в автомобилях. Дяди скалятся ослепительно белыми фарфоровыми зубками — последним достижением мировой стоматологии. Дяди употребляют протеиновую пищу и посещают фитнес-центры. Дяди рельефно накачены. Дяди лояльны любому режиму. Они участвуют в выборах и голосуют за кого надо. Дяди делают карьеру. Правда, сильный еще не знает, что деланье карьеры обслуги буржуа и повышение своего качества как подстилки, — а именно это путь большинства, — есть всего лишь прохождение по всем ступеням социальных и личных унижений. Посмотрите на самые популярные мужские профессии. Какое у них лицо? Чтобы ответить на этот вопрос представьте себе к примеру Ахилла, Гектора, Гракхов, Мария, Вёльсунгов или Фридриха Барбароссу в роли банковских клерков, менеджеров в офисе или агентов по распространению ширпотреба, делающих деньги из воды и строящих иезуитские улыбки своим «коллегам» (слово-то какое отвратительное! И совсем не к лицу сильным). Не получается? Мне доводилось наблюдать сильных волею судьбы выброшенных на подобные роли, но долго они в них не удерживались. Мало кто задумывался, что появись эти люди сейчас, они имели бы весьма мало шансов оказаться в рамках закона. Вообще, все ныне происходящее напоминает ролевую игру, а такие игры — изначально дело слабых. Посмотрите одновременно на размножающиеся без счета фитнес-центры, массажные салоны, оцените бесконечный ассортимент средств для наращивания мышц тем или иным (но главное — максимально быстрым) путем, или ускорения роста волос на тех местах где их не должно быть и выведения там, где их, на взгляд «потребителя», избыток. Американский мужчина 90-х годов тратил на косметические и фитнес услуги больше чем американская женщина. Европейцы, по-видимому, догонят их в ближайшие годы. Культ слабого бисексуального женоподобного оборотня стал альфой и омегой всех СМИ, одновременно с показом белых девиц танцующих с "прекрасными черными парнями". Город, как сосредоточение большого количества индивидов на малой территории, так же вносит свой неслабый взнос в дело деградации сильных: город всегда слаб. И чем больше город, тем он слабее. Обратите внимание какое рекордно низкое количество гениев рождалось в столицах. Буквально единицы! И сильные в городе, как и во всякой толпе, становятся слабее. Рим слабел тем быстрее, чем больше народа в нем становилось. То же можно сказать и про столицы других империй. Может быть американцы, зная в лице своих интеллектуалов подобные вещи и перенесли столицу из Нью-Йорка в Вашингтон, который, впрочем, также начал быстро расти. Слабые всегда тянутся к столицам, т. е. туда где потенциально больше слабых. Вспомним, что никто, абсолютно никто из национальных героев, а они однозначно были элитой среди сильных, не вышел из столиц. Никто. И никогда не выйдет. Сильные рождались в маленьких местах и только этим можно объяснить, что в средние века Европа устояла против натиска арабов, монголов и турок, ибо жизнь вследствие факта деградации городов в поздний античный период, перешла в локальные поместья, где на сильных не действовала толпа. Сильному нужен простор. Городская теснота его ослабляет. Все мировые «сухопутные» империи начинались на бескрайних просторах. Из гор, в свою очередь, не вышло ничего. Сильные, первыми возникнув, первыми и вырождаются, что представляются очевидным: сильные современным действующим "экономическим моделям" не нужны. Ни при каком раскладе. И если Спиноза исследовал взаимосвязь силы и права, то мы подробнее остановимся на отношении интеллекта к праву.

Во время современного тотального идеологического разброда в рядах интеллектуалов, не говоря о бессознательных массах, власть предержащие структуры и информационные средства на них работающие, усиленно продвигают возникший еще во времена Рима постулат о некой "абсолютности закона", пусть и нелепого, забыв, видимо, что в Риме говаривали не только "Dura lex sed lex", но и "Voluntas populi suprema lex est" — т. е. воля бессознательных масс и есть высочайший закон. В Риме закон изначально (в царский период) действительно являлся квинтэссенцией воли бессознательных масс и именно поэтому Рим устоял даже тогда, когда казалось бы всё сходилось против него. Только поэтому он и стал великим. Любопытно, что эти два вполне адекватных Риму той эпохи тезиса, начали афишироваться как раз в императорский период, т. е. во время упадка. Причины здесь вполне стандартны и полностью аналогичны тем, по которым идолопоклонство перед законом превалирует и сейчас: полный отрыв правящего класса от собственных бессознательных масс, а именно на таком взаимодействии и строились все буржуазные западные государства. Сегодня самые мощные страны Запада находятся в сверхшатком равновесии и есть десятки причин грозящих взорвать их изнутри в любой момент. Поэтому для правящего слоя закон, по сути дела не имеющий никакого значения, является молитвой примитивного туземца рекомендуемой к ежедневному многоразовому повторению бессознательным массам. Шпенглер описывая последние годы республиканского Рима дает весьма наглядную картину проясняющую приход как "божественных цезарей", так и принятие культа «богочеловека» из Палестины: "Я считаю символами первостепенного значения то, что в Риме, где около 60 г. до н. э. триумвир Красс был первым спекулянтом по недвижимому имуществу, римский народ чье имя красовалось на всех надписях, перед кем трепетали далекие галлы, греки, парфяне, сирийцы, ютился в невообразимой нищете по мелким наемным квартирам многоэтажных домов, в мрачных предместьях, и относился совершенно равнодушно или с каким-то спортивным интересом к успехам военных завоеваний; что многие знатные роды из старинной аристократии, потомки победителей кельтов, самнитов и Ганнибала, принуждены были оставить свои родовые дома и переселится в убогие наемные квартиры, так как не принимали участие в дикой спекуляции; что вдоль Аппиевой дороги высились вызывающие еще и теперь удивление надгробные памятники финансовым тузам Рима, а тела покойников из народа вместе с трупами животных и отбросами огромного города бросались в отвратительную общую могилу, пока наконец при Августе, чтобы избежать заразы, засыпали это место, где впоследствии Меценат устроил свои знаменитые сады; что в опустевших Афинах, живших доходами с приезжих и пожертвованиями богатых иностранцев (вроде иудейского царя Ирода), невежественная толпа слишком быстро разбогатевших римлян зевала на произведения перикловой эпохи, которые она так же мало понимала, как теперешние американские посетители Сикстинской капеллы гений Микеланджело, в тех Афинах, откуда предварительно были вывезены или проданы по бешеным ценам все удобопереносимые предметы и взамен их высились колоссальные и претенциозные римские постройки рядом с глубокими и скромными творениями древнего времени. Для того кто научился видеть, в этих вещах, которые историку следует не хвалить и не порицать, а морфологически оценивать, непосредственно вскрывается идея эпохи" [Все цитаты О. Шпенглера из книги "Закат Европы"]. Как все знакомо! Нет, конечно убогость жизненного уровня тогдашних римлян кажется таковой в сравнении с жизненным уровнем немца времен самого Шпенглера; по сравнению с уровнем обывателя ординарного города любой восточной деспотии он был просто сверхвысоким. Именно тогда в Риме и появляются выдающиеся законоведы и самым великим без сомнения был Цицерон. Ни у кого другого не просматривается такого отчетливого видения опасности стремительной деградации Рима. И то что Цицерон был ликвидирован по смехотворному обвинению в стране которая считается родиной юриспруденции, говорит о многом.

Ясно, что только совершенные интеллектуалы могут писать законы которые будут реально соблюдаться и обеспечивать прогресс, причем для их соблюдения не потребуются злобные отряды садистов-карателей известных нам под вывеской "правоохранительные структуры". Интеллектуалы создали первые законы, они создадут и последние, после чего писанные законы окажутся ненужными.

Взяв уголовный кодекс любой «цивилизованной» страны очень легко убедиться, что под его действие потенциально попадает практически каждый индивид. Более того, если бы всякое правонарушение попадающее под действие закона становилось бы известным и «виновные» заключались под стражу, государства в кратчайшие сроки превратились бы в гигантские зоны и непонятно только кто бы эти зоны охранял?

Мы видим, как полицейские структуры, несмотря на постоянное совершенство средств используемых в "борьбе с преступностью", не могут победить ее раз и навсегда. Мало того, она растет и тенденций к замедлению роста не видно нигде. Можно совершенно однозначно заявить, что даже если будет введена смертная казнь за все, абсолютно все виды правонарушений, причем мы допустим что следственные органы и суды будут действовать полностью в рамках закона, не будут подвержены коррупции, следственным ошибкам и тому подобным вещам, то и в таком случае преступность не удастся искоренить в принципе, ибо столь сверхмощный удар будет нанесен по ложной цели. Ну хорошо, прекратятся нарушения по существующим статьям. Но тут же возникнут принципиально новые виды преступлений, которые не будут охвачены действующим законодательством. Можно вспомнить, что во всех без исключения учебных звеньях готовящих кадры карательных структур, во всех странах, вне зависимости от формы общественного устройства, будущих «роботов-полицейских» и прочих церберов закона приучают смотреть на любого человека как на потенциального преступника, что как ни странно, полностью оправдано! Действительно, при современном законодательстве, любой человек — потенциальный преступник. Здесь сталкиваются законы «человеческие» (точнее — недочеловеческие) и природные законы. Совершенный человек в нынешних условиях есть не потенциальный, но как правило реальный преступник, с позиции любого законодательства. Несовершенный — преступник с точки зрения законов природы. Придется вводить новые статьи и ликвидировать очередные партии «преступников». И так далее и так далее. В любом случае, «структуры» без работы не останутся. Я далек от мысли что будут ликвидированы все. Наверное кто-то и останется. Но на что будет похоже государство после "искоренения преступности"? Что останется от экономики, науки, сельского хозяйства, культуры? И кто останется? Лучшие? Не смешите меня! Совершенные? Как бы не так! Совершенные в наибольшей степени склонны к нарушению недочеловеческого законодательства, потому что их мышление согласуется с ним в наименьшей степени. Они-то и пойдут в расход первыми, как не раз бывало. Высший сорт. Затем пойдет первый. Затем — второй. Эти верхние слои будут ликвидированы полностью. Сколько их в процентном отношении? Мало. Совсем мало. 5-10 % — не более. А что надо чтобы превратить пусть и самую передовую нацию в стадо безмозглых баранов? Отобрать и изолировать элиту, которая, как ни крути, а больше десяти процентов нигде не насчитывает. А вот низшие уцелеют в наибольшей степени. Может практически полностью. Ведь именно рабы менее всего склонны нарушать закон и именно им свойственно подражать своим хозяевам, т. е. государству. Кто знаком с историей рабовладения, знает, что ни одно восстанье рабов не преследовало цели отменить рабство как общественный институт. Выражалось недовольство лишь конкретным моментом. Особняком стоит восстанье Спартака, но Спартак не был прирожденным рабом, хотя в его войске преобладали рабы. Может поэтому он и проиграл. Итак, рабы. Вот кто будет доносить на совершенных! Им будут ретиво помогать интеллигентишки, но уцелеть им не удастся, их психика не настолько «бычья» как у бессознательных масс, поэтому в самом оптимальном варианте, покричав и повизжав, интеллигентики пойдут в расход четвертыми, ибо они хоть и безопасны, но абсолютно бесполезны. Все это мы уже проходили, здесь лишь рассматривается "идеальный вариант". Да, вот еще. Нужно сказать несколько слов и о самих «структурах». Понятно, что многие будут стремиться в них попасть, чтобы по возможности оградить себя от действия столь идеального законодательства. Но и здесь вариант не гарантированный, а после того как «преступность» будет ликвидирована и работы вроде бы станет не хватать, неизбежно начнется разбор полетов внутри структуры и в ней пойдут те же самые процессы которые шли в «обществе». Это тоже было, а практика показывает, что подобные "глобальные операции" очень быстро становятся неуправляемыми. Вспомним времена якобинского террора, время сталинских чисток, период китайской культурной революции. Например во время Великой Чистки 1937-38 года, была уничтожена практически половина офицерского состава HКВД и 80 % его высших руководителей. Но ни якобинцы, ни Сталин, ни Мао, в принципе не рассчитывали на такой поворот, допуская, что все удастся удержать под контролем. А вот Ленина подобный расклад устраивал. Он запускал механизм террора не имея ни малейшего представления о времени его окончания и реальных масштабах. Ленин твердо знал, что чем больше такой террор будет продолжаться, тем меньше шансов уцелеть будет у лучших. Это и было его программой. Ленин поэтому и критиковал народовольцев (в число которых входил его брат-шизофреник) и эсеров практиковавших индивидуальный и мелкосерийный террор. Ленину было смешно. Лысый картавый карлик, сифилитик и импотент с извращенными наклонностями, понимал, что ни кучка народовольцев, ни еще меньшая кучка эсеров, не уничтожит всю элиту, без чего, как он справедливо считал, установление партийной диктатуры невозможно. Поэтому и сама программа РСДРП была разработана таким образом, чтобы привлечь к себе максимальное количество подонков всех мастей, ибо к тому времени Ленин уже ознакомился с трудами Ле Бона и вынес оттуда главную мысль: толпа может разрушить все, а управлять ей легче всего. Захватив власть, Ленин не имел никаких сомнений в способе её удержания. Террор и только террор! Имея в своем подчинении сотню тысяч дегенератов,[52] он объявил, что они могут делать абсолютно всё, т. е. отменил закон, который и возник изначально для сдерживания дегенератов.

Процесс пошел и пошел очень быстро. Большой террор прекратился в 1921 году только по причине практически полного истребления элиты, после чего он грозил перекинуться на остатки пролетариата, что не входило в планы советских вождей, ведь именно в пролетариате они видели ту ударную силу которая должна будет "пощупать коммунистическим штыком буржуазную Европу". Сталин, по мере продвижения к вершинам власти, вынужден был ликвидировать почти всех ленинцев. Многие за это готовы простить ему все, но тут дело не в каком-то особом гении этой рябой "гениальной посредственности". Любой кто поставил бы цель мобилизовать страну для выполнение тех задач которые желал осуществить Сталин, должен был бы действовать аналогичным способом. Иначе ничего бы не вышло. Мы привели этот пример из истории как демонстрацию того что получается когда отбросы общества получают право не соблюдать никаких законов, существующих только для них. Ведь не найдись сила способная приостановить террор, масса бы просто самоуничтожилась. Вот, собственно, главный показатель необходимости закона в современном обществе. Отмените его и начнется то что было в самые веселые дни красного террора. Ленин применил метод обратный тому, что мы рассматривали выше: вместо введения "идеальных сверхмер", он, напротив, отменил какие-либо сдерживающие преграды для массы. И Россия превратилась в государство смерти. За свою смелую находку Ленин заплатил жизнью. Попытка поставить массу и партократию в рамки закона очень быстро привела к фактическому оттеснению его от власти, инсультам, параличам и изоляции в селе Горки, находящемся на 101-ом километре от Москвы. С тех пор в советской карательной практике существует традиция: высылать злостных алкоголиков и проституток на 101-ый километр от крупных городов. Ленин умер, но дело его живет!

Закон начинается везде где есть сильные и слабые, и в качестве еще одного примера можно привести Советскую Армию эпохи разложения коммунистического строя. Чрезвычайно низкий уровень дисциплины, обусловленный как архаичностью уставов, так и полным отсутствием влияния на армейскую среду интеллектуалов, привел к повсеместному появлению т. н. "неуставных взаимоотношений". Но все неуставные отношения в любой структуре начинаются там, где устав перестает соответствовать требованиям сегодняшнего дня и не может обеспечить нормальное функционирование системы. Тогда социум устанавливает свои законы, которые, какими бы абсурдными они не казались на первый взгляд, все же выглядят весьма логичными и справедливыми (sic!). Это легко доказывается тем общеизвестным фактом, что солдаты-первогодки достигнув второго года службы начинают обращаться с новобранцами так же, как в свое время обращались с ними. И здесь нет места объяснениям вроде интеллигентских брюзжаний о "вымещении накопившейся злобы" и тому подобному неофрейдовскому бреду. Подавляющее число людей хотят одновременно подчинять и подчиняться. В каждом садисте живет мазохист, в каждом мазохисте — садист. Это те самые фроммовские "анальные садисты", хотя с таким же успехом можно назвать их и "анальными мазохистами". Конечно, попадаются и считанные экземпляры нормальных, но они не делают общей погоды. А полную приемлемость сложившихся неуставных отношений для управления этой молодой (а посему слабоуправляемой) толпой подтверждают и сами офицеры, признавая, что без «неуставняка» армия превратилась бы в совершенно неорганизованное стадо. А так, налицо самоорганизующаяся иерархическая система и нет смысла давать приказы всем. Достаточно отдать их только стоящим наверху пирамиды «дедам» и не беспокоится за выполнение. Поэтому замена существующих гарнизонных уставов созданных в 30-е годы на реально действующий, хоть и ни кем не писанный устав, — единственно правильный выход в подобной ситуации. Тем более практика показывает, что интеллектуалы, составляющие десятые доли процента от общего числа подлежащих призыву в качестве рядового состава, практически всегда обходят воинскую повинность тем или иным способом.[53] Так что никаких отрицательных последствий ни для кого нет. Изредка бывают случаи что тот или иной индивид дорвется до оружия и положит двоих-троих, а иногда и большее количество сослуживцев ограничивающих его свободу. Но, как говорится, лес рубят — щепки летят, хотя сами по себе подобные инциденты исключительно показательны. Ведь если бы каждый знал что ущемляя свободу другого, этот другой может его в любой момент уничтожить, взаимоотношения в армии были бы совсем иными, но здесь мы имеем дело с редчайшими исключениями, показывающими как мало все таки сильных.[54] Ну и совершенно ясно, что при принятии естественного армейского закона станет бессмысленно вести разговор о неуставных отношениях. Они превратятся в уставные, т. е. в закон который будет реально соблюдаться.

В этом и смысл любого закона: он соблюдается когда соответствует представлениям сильных.

Из всего вышесказанного совершенно очевидна бесполезность т. н. "борьбы с преступностью" которую пытаются вести карательные структуры. Ведь в итоге все сводится к лишению индивида свободы и это считается единственной адекватной профилактической мерой, которая теоретически должна способствовать снижению преступности. Однако давно доказано и во всяком случае для юристов не является секретом, что свирепость законов никак не связана с уровнем преступности. Иногда прослеживается слабая корреляция между количеством отдельных видов преступлений и тяжестью наказаний за них, что никак не дает право экстраполировать ее на все уголовное законодательство. Преступления совершают два типа людей. Во-первых — прирожденные преступники. Неверно думать что они вообще не оглядываются на закон, но их регулярные ходки за колючий орнамент в окружении которого они в значительной своей массе проводят большую часть жизни, дает повод говорить, что закон, как некое пугало, не является для них преградой. "Но нас не испугает ни пуля, ни тюрьма", — как поется в одной популярной песенке. Другая группа — рядовые граждане или «фраера». Ну попадет такой за решетку за какое-нибудь мелкое преступление и что дальше? Вы думаете он будет раскаиваться? 98 % процентов осужденных никогда не раскаивается за свои деяния! Можно предположить, что эта цифра еще выше. А если и раскаиваются, то рефреном раскаяния становятся не обтекаемые угрызения совести, но глубокое сожаление о том что время проведенное в заключении и все отрицательные последствия пребывания там, никак не окупают выгод в результате пусть и умышленного преступления. Если мы теоретически и допустим факт полнейшего «покаяния» хотя бы перед самим собой, то совершенно однозначно можно утверждать: будущим сдерживающим императивом закрывающим путь к новым преступлениям станет страх вновь оказаться в заключении, а не моральные преграды к совершению преступления. Т. е. человека будет постоянно сдерживать страх. А в таком случае он никак не может называться не только совершенным, но и просто сильным. Он стал абсолютным рабом закона который для него написал неведомо кто, причем этот «кто» вполне мог не иметь ни силы, ни интеллекта, и по всем своим параметрам, как ценным с точки зрения совершенных, так и не имеющим для них никакого значения, уступать ему. Вот так вот сильные становятся слабыми. Страх оказывается сильнее их. Поэтому уж если вы и хотите найти сильных среди обитателей "исправительных учреждений", то ищите среди тех, кто совершил много ходок, пусть даже и не длительных. Человек, который не побоялся много раз нарушить закон, сильнее чем тот кто «оступился» однажды, а потом всю жизнь подавлял в себе желание совершить новое преступление. Подавление инстинктов основное свойство рабов. Заметим, что здесь полностью опущен моральный аспект проблемы преступности, мы даже не вводили градацию преступлений по степени грязи, хотя констатируем: высококачественный индивид никогда не совершит низкого или грязного преступления.

Да, вот интересный вопрос: а что было бы если б власть захватил человек много раз сидевший? К сожалению подобных примеров практически нет, но тот единственный что сразу приходит на ум, достоин целых монографий. Речь, само собой, пойдет о кавказском криминальном авторитете Кобе Джугашвили (клички «Сосо», «Бесошвили», «Чижиков», "Салин", «Гуталин» и т. п.), который до революции промышлял грабежами банков. Нас будет интересовать его психология именно как человека не боявшегося нарушить закон. Говорят (и приводят вполне стройные доказательства), что Коба сотрудничал с царской охранкой. Может и сотрудничал, но в данном случае это мало что меняет. Точнее — ничего не меняет, так как он был психологически тем самым "преступным человеком". Коба помогал революционерам живя в России, а не издавая как Ленин потрясающие по глупости и полному непониманию ситуации брошюрки и газетёнки торча в Швейцарии; он не просиживал десятки тысяч золотых рублей в дорогих ресторанах как делали урицкие, володарские, троцкие и литвиновы-валлахи. Он не вынашивал идеи постройки золотых сортиров и обмена всех картин Третьяковской галереи на мощи Карла Маркса. Может поэтому он и подчинил себе "эту страну", ибо знал ее лучше их. Во время гражданской войны Коба лично ездил по фронтам, налаживая взаимодействие армий и спасая шкуры ленинских "народных комиссаров", которые трусливо и безвылазно сидели в Кремле (кроме председателя реввоенсовета Троцкого). Так они и будут там сидеть, пока самого Ленина не положат засыхать в специально оборудованном террариуме на Красной площади, а других, по прошествии того или иного промежутка времени, отправят на Лубянку находящуюся в пяти минутах езды от кремлевских кабинетов, где каждый из них получит свою пулю в затылок причем многие не забудут перед ликвидацией признаться в собачьей верности Кобе, который теперь станет "великим вождем" и "корифеем всех наук".