УСЛОВИЯ СТАРТА. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА
УСЛОВИЯ СТАРТА. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА
А теперь — о стартовых условиях интеллектуально-психологического порядка.
Не нуждается в особых пояснениях широко известное положение марксизма: капиталистический строй, утвердившись на Земле, породил и своего «могильщика», пролетариат. И при капитализме возникла такая социально-экономическая прослойка — интеллигенция, первоначально поставленная на службу капиталистическим порядкам. Рабочий класс стал той исторической силой, которая проложила человечеству путь в коммунистическую эру. Показателен, однако, следующий нюанс. Буржуазия, совершая свои антифеодальные революции, заботилась о себе как о классе, о своем классовом благополучии.
Ликвидируя эксплуататорский класс буржуазии, пролетариат внешне шел тем же путем, действовал в своих классовых интересах. Классовые интересы, разумеется, наивно было бы сбрасывать со счетов, но историческая миссия рабочего класса сложнее и внутренне величественнее, чем у какого бы то ни было другого:
РАБОЧИЙ КЛАСС ПРИШЕЛ К ВЛАСТИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УСТУПИТЬ МЕСТО НА ИСТОРИЧЕСКОЙ АРЕНЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ, КЛАССУ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ.
Мы привыкли к определению интеллигенции как «прослойки», а не как класса, и это справедливо по отношению к прошлому. Известно, однако, что ныне наука, пронизывающая все стороны нашего бытия, стала непосредственной производительной силой, что возникла мощная интеллектуальная индустрия, и уже поэтому интеллигенция перестала быть «прослойкой». Она вполне определила себя «по отношению… к средствам производства», по своей «роли в общественной организации труда» среди рабочих и крестьян, а это и есть, по Ленину, признаки класса.[6] Производственный процесс при коммунизме, по выражению Маркса, «является поприщем практического применения сил, экспериментальной наукой, материально-творческой и предметно-воплощающей наукой»,[7] — то есть, весь он осуществляется работниками умственного труда, интеллигенцией.
Сняв социальные преграды для широчайшего распространения технических и научных знаний, достижений культуры, рабочий класс тем самым подготовил свое собственное, а также крестьянства, постепенное перерастание в класс интеллигенции, которому в дальнейшем суждено быть — во веки веков! — единственным классом человеческого общества. Но «единственный класс» — это и есть бесклассовое, то есть коммунистическое, общество.
М. Горький еще в дореволюционное время писал: «Научная, техническая — вообще квалифицированная интеллигенция, с моей точки зрения, революционна по существу своему…» Он называл интеллигенцию — научную и рабочую — «ломовой лошадью, запряженной в тяжкий воз истории России».[8] Разумеется, эти высказывания пролетарского писателя не следует трактовать внеисторично, не следует распространять произвольно на разные исторические периоды. Но безусловно, что сейчас лидирующим революционным классом (это дальнейшая конкретизация эволюции), классом, возникшим в канун космической эры, стала интеллигенция, многообразная деятельность которой изменяет и определяет судьбы стран и народов.
В интересующем нас плане ситуация эта вполне логична и закономерна. Да, такова логика исторического процесса и таково объективное стартовое условие: осваивать космическое пространство, строить новую жизнь могут только высоко и разносторонне образованные люди, обогащенные всеми достижениями науки и культуры человечества. И эмоционально развитые, конечно, — это две стороны одной медали: интеллигентность предполагает и умственное и духовное богатство, а что может дать духовная щедрость, обостренное чувство прекрасного в космическом далеке — едва ли нужно объяснять.
Любопытна и такая внешняя аналогия. Человеческие коллективы имели бесклассовую структуру на заре истории, когда враждебные им природные силы планеты требовали от них единства, коллективных усилий в борьбе со стихиями.
И человечество вновь объединяется, ликвидируя всяческие классы, перед лицом космоса. Оно остается как бы один на один с природой — единое, цельное, лишенное сколько-нибудь серьезных антагонистических противоречий; они, эти противоречия, навсегда останутся в прошлом.
Вполне также естественно, что при переходе к новому своему состоянию человечество освобождается от религиозной мифологии, от идеи бога как реального правящего миром существа. Проблема эта, кстати сказать, не проста и имеет, как всякая сложная проблема, различные аспекты. К сожалению, она весьма и весьма запутана атеистической литературой с ее почти неизбежным заголовком-вопросом «Существует ли бог?» и с ее неизменным отрицательным ответом в тексте.
Вопреки этим ответам, бог существовал и существует по сей день; бог — реальный исторический и социальный феномен, и это единственное справедливое заключение, к которому может прийти действительно диалектически мыслящий исследователь. В религиозной мифологии — и исторически это вполне объяснимо — бог занял не принадлежащее ему место, ибо не бог создал человека, а человек создал бога. Но — создал. И после того, как идея бога охватила массы, он стал объективной реальностью, влияющей на ход исторических событий, на человеческие судьбы, на народные судьбы, — примеров тому сколько угодно, и именно поэтому нет нужды их приводить.
Мир человеческой донаучной фантазии, мир идеальных явлений, реально существующих и реально взаимодействующих с явлениями материальными уже как производное от науки, — этот мир изучен нами все еще недостаточно. Имеет это отношение и к идее бога. Из общей картины природы бог, как ее начало и ее сущность, был изъят наукой, — материалистические, атеистические по духу своему учения возникли давно.
Но время наше характерно, в частности, тем, что идея бога начинает отрицаться теологами, «боговедами», — они, специалисты по боговедению, ныне сами убедились, что бог — не более чем образ, созданный человеческой фантазией, и что человечеству он теперь уже не нужен. Я имею в виду «безрелигиозное христианство» западноевропейских теологов и теологическое направление «смерть бога» американских специалистов по боговедению.
Внешне столь парадоксальную позицию теологов просто объяснить достижениями естествознания, некоторыми социологическими идеями, получившими общее признание, и т. п.
Но небездоказательна и такая мысль: возникновение идеи бога — это отнюдь не выражение слабости человека перед окружающим миром, а интуитивно угаданное ощущение могущества человека. Совсем не исключено, что в боге-творце наш очень далекий предок угадал свое будущее, угадал сегодняшнее наше состояние и наши возможности.
На мой взгляд, уход идеи бога в историю, в прошлое, в учениях даже боговедческих, объясняется, в частности, тем, что человечество достигло богоподобного могущества, и самообман ему больше не нужен. Во всяком случае, религиозный самообман и космическая эпоха исключают друг друга.
В заключение — несколько слов об интимных сторонах бытия, о любви.
Но тут я не могу удержаться, чтобы не рассказать об одном курьезе. Более десяти лет тому назад, при подготовке к печати XXV тома БСЭ, который начинается словом «Лесничий», а заканчивается словом «Магнит», в самый разгар редакционной работы кто-то из сотрудников заметил, что в словнике пропущена статья «Любовь».
Ввиду чрезвычайности происшествия крупные силы были немедленно брошены на изучение зарубежных энциклопедий, и выяснилось, что, за редким исключением, все они публикуют такую статью. Стало быть, неудобно уклоняться от этой темы и советскому справочнику.
Статья была заказана крупному психологу и написана им умно, взволнованно, с хорошим тактом. Дальнейшая ее судьба складывалась двояко. Во-первых, статья «подстольно» ходила в списках по редакциям, и ее с интересом читал, как говорится, и стар и млад. Во-вторых, статья медленно ползла вверх по начальственной лесенке, и каждая следующая ступенька все труднее давалась ей… В конце концов — так я это себе представляю — вопрос был поставлен ребром: «А типична ли любовь для советского человека?» Судя по результатам — ответ был дан отрицательный. «Любовь» — «зарезали».
Право же, я не стал бы сейчас вспоминать о такой нелепости, если бы проблема эта не имела важного значения.
Все уже теперь оказалось бы предельно просто, будь мир грядущего действительно миром кнопок и пилюль, как это порою себе представляют, или миром суперрационалистов из неких фантастических романов… Прощай, Земля?.. А в чем, собственно, дело? Глотается таблетка «антилюбвина» и — никаких тебе эмоций, никаких тебе желаний. Это в первом случае. А во втором и «антилюбвина» не требуется. Милый вернется из космоса через пятьдесят лет?.. Прекрасно! Дождусь, рожу ему двух детей, как положено всякой здоровой женщине, и… гуд бай, очевидно.
Ну, а если мир будущего — это мир таких «нетерпеливых» людей, как Шекспир и Веласкес, уже в восемнадцать лет официально вступивших в брак?.. Если это — мир Гете и Пушкина?.. Вообще — мир людей высокого эмоционального накала и в то же время сурового реализма, строгой логики в творчестве?
К сожалению, в этой статье мне самому незамедлительно придется перейти от эмоций к логике, и «утешаю» я себя лишь тем, что в действительности нет между ними незаполнимых пропастей.
Уже давненько многими авторами подмечено, что не было еще такого случая (официально подтвержденного, разумеется), чтобы молодожены не знали, что им делать. В наши дни просвещению юных умов способствует, между прочим, и Большая Советская Энциклопедия, постеснявшаяся любви, но зато подробно описавшая половые органы.
И получается уродливая картина. Человеческие отношения, сохраняя свою естественную первооснову, эволюционировали от инстинктивно-физиологического влечения к богатому и сложному миру чувств, к чувству любви, очень тонкому и трудному чувству, что, в общем, не секрет. А мы, начиная со школы, обучаем детей половому примитиву, ни слова не говоря о человеческой стороне взаимоотношений, о чувствах, об эволюции чувств, которые предшествуют и сопутствуют интимным отношениям… В этом плане наше «воспитание» детей ничем, по сути, не отличается от того, которое получало подрастающее поколение и при первобытнообщинном строе.
На первый взгляд может показаться, что все эти проблемы воспитания, проблемы любви, важные и интересные сами по себе, все-таки никак не связаны с темой статьи… Прошу извинить за сухость слога, но развитое чувство любви и развитая теория любви — это тоже одно из важнейших стартовых УСЛОВИЙ.
Как и ко всему, о чем я здесь пишу, к любви не подойдешь с однозначным выводом. Что без любви не было бы и проблемы роста народонаселения — факт самоочевидный. Но любопытно, что развитие этого чувства в историческом аспекте привело не только к эмансипации женщин (во всяком случае, как одна из причин: пока любовь подменялась династической или торговой сделкой, о какой эмансипации могла идти речь?), но и к сокращению рождаемости. Последнее лишь внешне парадоксально. Любовь к женщине-другу, заменяющая изначальное влечение к самке, ограничивает бездумное проявление инстинкта, заставляет заботиться о любимой, думать о ее здоровье, о предупреждении слишком раннего изнашивания от многочисленных родов или абортов, и в этом — тоже одна из причин сокращения рождаемости в развитых странах, хотя это и не главная причина.
Мне вспоминается сейчас, что в древнеегипетской литературе «возлюбленный» и «брат», «возлюбленная» и «сестра» — суть синонимы, и в этом есть нечто великолепное, как бы завещанное нам представителями одной из самых ранних цивилизаций. В самом деле, с позиций «старта» чрезвычайно важно следующее; в космос, на другие планеты, нельзя посылать наделенных врожденным инстинктом, но лишенных развитого чувства любви и дружбы самок и самцов. Дело не только в космических вариациях на темы «женщина в море» или «закон зимовки», популярные еще в недавнем прошлом в литературе. Элементарная забота самца о самке, борьба за самку — это инстинктивное стремление к самопродолжению в детях, и все. Любовь преобразует эти изначальные импульсы в заботу о человеке, в борьбу за человека, и спаянный такой заботой коллектив семей неизмеримо сильнее сборища самцов и самок. Сила его — важное слагаемое в том единоборстве и с неведомым природным окружением, и с самим собою тоже, которое предстоит человеку при освоении космоса.
Вот почему можно говорить о космическом значении любовной лирики без всяких кавычек — ведь именно искусству, поэтам принадлежит важная роль в формировании, в развитии чувства любви.
А к «странным» совпадениям мы можем теперь добавить и такое — высокое развитие эмоциональной стороны любви у людей, из единичного ставшее типичным.
Несколько слов о «теории любви», о психологическом анализе ее, что ли.
Если свобода — это осознанная необходимость, то и свобода в человеческих взаимоотношениях, особенно в условиях длительной изоляции, предполагает знание закономерностей чувства любви. Разумеется, это важно не только где-то в космическом далеке. Не менее важно это и в привычных земных условиях. Ведь это факт, что многие наши критические рассуждения о «распущенности», о скорых разводах оказываются морализацией впустую, ибо ведутся на до-научном уровне, без знаний эволюции любовного чувства.
Пока брак был сделкой, сговором родителей, подлинная любовь имела чаще всего неофициальный характер, оказывалась монополией любовников. Показательно, что в прекрасной книге Стендаля «О любви» любовь в семье даже не анализируется, и дело тут не в его личной биографии.
Одна из особенностей нашего времени — это как раз любовь в браке. Ничем, кроме чувства, не связанные любовники при неполадках просто расходились, Поскольку статистика такого рода расставаний, как нетрудно догадаться, никогда не велась, то мы по сей день весьма и весьма преувеличиваем прочность любовных уз в прошлом. Первооснова поведения любовников и молодых супругов — одна и та же, но супруги связаны не только чувством, и потому сложнее и заметнее последствия разладов.
А первооснова поведения, повторяю, одна; забота Жизни о самопродолжении, и «заботится» она об этом чрезвычайно активно.
Люди, вышедшие из юношеского возраста, отлично знают, что влюбленные женщины хорошеют. Очень это мило с их стороны, не правда ли?.. Но ведь это и первая ловушка, хитро поставленная Жизнью.
То, что происходит в дальнейшем, Стендаль определил словом «кристаллизация». Вспомним, в чем тут дело. Небольшой городок Зальцбург в Австрии. Соляные копи. В насыщенный соляной раствор бросается обыкновенная, без листьев, ветка дерева. И там, в соляном растворе, начинается процесс кристаллизации; соль оседает на ветке, и постепенно она превращается в прекрасное произведение искусства; украшенная кристаллической бахромой, живыми алмазами, она становится совершенно непохожей на себя самое; обычное превращается в прекрасное…
Нечто подобное происходит и в душе человека. Видя действительные достоинства женщины (мужчины), мужчина (женщина) их преувеличивает, разукрашивает собственной фантазией и вдруг обнаруживает, что любимая (любимый) — необыкновенная, исключительная, красивая и самая обаятельная…
С точки зрения естественно-исторической это очень любопытно; влюбленный творит из живого человека идеальное явление, создает идеальный образ, носится с ним, любит его, помещая, впрочем, в конкретную бренную оболочку.
Ну а с точки зрения сугубо биологической это опять хитроумная ловушка, опять тонко «придумано»: ведь именно на этой стадии люди «безумно любят», «теряют голову» и, как следствие, при взаимности вступают в брак.
Вступают в брак, заводят детей, выполняя не осознанное ими неукоснительное требование Жизни, — и тогда кончается невольный самообман. Достижение желаемого, будничное течение бытия прекращают «кристаллизацию», и изумительные кристаллы постепенно опадают с «зальцбургской ветки», начинается декристаллизация: прекрасное становится обычным. И тогда супруги как бы заново открывают друг друга, и далеко не всегда открытия радуют их… По этой непростой причине и случаются многочисленные разводы вскоре после свадьбы.
Ну а если семья сохранится, то новые психологические испытания подстерегут ее где-то на рубеже седьмого-десятого года совместной жизни, когда притупится острота чувств, когда привычной станет близость. Это пора кризиса, пора сложных переживаний, «романов» на стороне, разводов, но и не только разводов, конечно. Ежели любовь-страсть, удерживавшая людей в течение ряда лет вместе, эволюционирует в любовь-дружбу, то можно дожить и до «золотой свадьбы»…
Все только что сказанное мною взято как бы с поверхности, но ведь и этого не знают молодые люди, и не знают или забывают моралисты, рассуждающие о нравах.
Трудно утверждать это сегодня, но очень вероятно, что при комплектовании больших космических экипажей или отряда колонистов космопсихологи будут учитывать и такое — стадию любви супругов и, подозреваю, отнюдь не отдадут предпочтения молодоженам.
И уж во всяком случае и мужчины и женщины, отправляющиеся в дальние странствия, будут знать все, что нужно, об объективных закономерностях эволюции любви и смогут тогда, наверное, предотвращать большую часть назревающих кризисов. Согласитесь, что это немаловажно и что воспитанию чувств, культуре чувств нужно уже теперь уделять неизмеримо больше внимания, чем мы уделяем.