11. Преданность без доверия, богооставленность, безбожие
11. Преданность без доверия, богооставленность, безбожие
— При утрате самобытия упрямство и преданность соединяются в сознании отверженности Богом, которое знает, что перед лицом трансценденции оно ничтожно. Это — отчаяние преданности, лишенной доверия. Человек в своем отношении к трансценденции чувствует не только трепет, но и безнадежность. Он чувствует, что навечно поражен и разбит, и нет ему помощи. Он весь есть только страх перед лицом всепоглощающего могущества. Преданность, которая ведь заключала еще в себе доверие, потеряна им в безраздельной зависимости. Напротив, утверждающее себя самобытие в ужасе видит перед собой жуткий образ враждебной ему и неодолимой трансценденции.
В богооставленности нет упрямства. В ней есть сознание отдаленности божества, как безверие, неспособное ни упрямствовать, ни предаваться. Оно — не бессознательное состояние, предшествующее пробуждению в пограничных ситуациях, оно есть, скорее, то сознательное состояние, которое знало упрямство и преданность, но утратило их. Если оно не есть безразличие, в котором я уже, собственно, ничего более не хочу, не могу радоваться и не умею страдать, потому что для меня нет более ничего всерьез ценного, — то оно — пустота, ожидающая, что трансценденция придет к ней. Богооставленность может усилиться и обратиться в сознание: Бог умер. Это уже не упрямство, но ужас (Entsetzen), который, как и упрямство, скрывает в себе возможность — тогда как только тупое, безразличное прозябание, ни о чем не спрашивающее и не отчаивающееся, растрачивает все возможности.
Упрямство прекращается там, где человек мог бы действительно и бесспорно существовать без Бога. Сообщают, что: «В Скандинавии при обращении ее в христианство встречали людей, которые ни во что не веровали, но полагались на свою силу». Если бы это известие могло быть справедливо в буквальном его смысле, оно содержало бы характеристику неосознанного существования, живущего без предвидения и рефлексии, одним лишь настоящим мгновением, не зная еще упрямства, ибо не зная пограничной ситуации, и однако — существования в дикой независимости, которое, более всякого другого таит в себе возможность упрямства, то есть страстного искания Бога.