Интерпретация философии Г.Фреге и Л.Витгенштейна в метафизическом направлении аналитической философии
Интерпретация философии Г.Фреге и Л.Витгенштейна в метафизическом направлении аналитической философии
Третье направление в развитии аналитической философии мы связываем с возрождением традиционно философской проблематики, когда философа интересует не только лингвистические факты и объекты, но также проблемы мира, познания и т.д., отношение языка к миру, мышлению. Язык рассматривается как одно из важнейших средств решения метафизических проблем. Поэтому фундаментальными дисциплинами вновь становятся онтология и эпистемология, а философия языка отодвигается на периферию философского знания.
Возрождение метафизической проблематики в аналитической философии вызвало наиболее радикальную переоценку наследия Л.Витгенштейна. Оно заставило по-иному взглянуть на "Трактат" и "Философские исследования", обнаружить в них метафизическую проблематику и выдвинуть на первый план представления Л.Витгенштейна о природе философии, потребовало по-новому взглянуть на трактовку языка и логики, на их роль в философии.
В центре современных дискуссий находится группа вопросов, связанных с механизмом работы языка (что такое правило, что значит следовать правилу, что определяет стандарты, правила употребления языка и т.д.). Эту группу вопросов коротко именуют проблемой "следования правилу".
Г.П.Бейкер и П.Хакер видят в подходе к этой проблеме выражение концепции языка, которая стала стержнем всей поздней философии Витгенштейна. С их точки зрения, философия Л.Витгенштейна противостоит как современным "философам языка", так и натурализации философии. Главное значение Л.Витгенштейна для аналитической философии они видят в том, что Витгенштейн был в авангарде критики философского анализа в стиле Дж.Мура и Б.Рассела, а также логического позитивизма. "Этот критический удар является самым важным, так как базисная рамка мышления, которую Витгенштейн пытался разрушить, все еще разделяется современными философами языка"[153].
В чем же Г.Бейкер и П.Хакер видят изменения в концепции языка? Предметом изучения Л.Витгенштейна становится "социальная" природа языка. "Язык есть социальная практика, состоящая из тесно связанных "языковых игр", которые вместе образуют форму жизни"[154].
Попытка Л.Витгенштейна раскрыть социальную природу языка приводит, по мнению Бейкера и Хакера, к изменению приоритетов основных понятий, через которые раскрывается природа языка: значения, понимания, объяснения значения. "Философия языка", подчеркивают Бейкер и Хакер, главное внимание уделяет значению, определяя его либо через верификационные критерии, либо через определение истинностных условий, либо через способность выполнять речевой акт. Л.Витгенштейн меняет традиционное соотношение значения и понимания. "Философское рассмотрение значения должно быть приспособлено для анализа понимания, объяснения и коммуникации. Значение есть коррелят понимания"[155]. Понимание не является ни ментальным состоянием (как считают в традиции Фреге, Рассела), ни ментальным процессом (как считают последователи Хомского). Л.Витгенштейн дает новую трактовку понимания, рассматривая его скорее как способность, аналогичную владению техникой. Отсюда понятие способности служит предпосылкой объяснения природы лингвистического понимания.
Природу понимания можно увидеть через его проявления, т.е. если мы можем ответить на вопрос: "Что это значит?" или "Что вы понимаете под этим?" Ответы на эти вопросы покажут, обладаем ли мы способностью понимать языковые выражения. Лингвистическое понимание, отмечают Бейкер и Хакер, может проявить себя двумя способами. Во-первых, можно увидеть, каким образом человек использует выражения или как он реагирует на использование выражения другими. Во-вторых, понимание проявляется при корректном объяснении значения выражения. "Значение выражения есть то, что мы поняли, когда мы поняли выражение"[156]. Таким образом, понимание тесно связано со способностью объяснить нечто.
Объяснение значения обеспечивает стандарт для корректного использования выражений. "Нормативная роль объяснений в нашей практике является центральной для витгенштейновской философии языка. Но она почти полностью игнорируется конкурирующими между собой современными философами. Преследуемые идеалом исчисления, правил значения, семантикой для естественного языка, они лишают свои собственные "определения значения" некоторого актуального нормативного статуса, таким образом лишаясь вообще возможности иметь объяснения для понятий"[157].
Объяснения значений являются не теоретическими конструкциями, а правилами для применения выражений. Здесь встает сложная проблема "следования правилу", ведь объяснение не предписывает применения правила. Витгенштейн видит ее решение в обращении к принятой практике применения правил.
По мнению Г.Бейкера и П.Хакера, тема "следования правилу" (§ 143 - § 242 "Философских исследований") является ключом ко всей поздней философии Л.Витгенштейна. Концепция правил языка как нормативной практики является темой, на которой завязана вся философия Витгенштейна. Так известный аргумент против возможности индивидуального языка (проблема индивидуального языка) обычно рассматривается как самостоятельная теория. Однако цель аргумента, по мнению Бейкера и Хакера, состоит в том, чтобы прояснить природу символизма и направлен аргумент против теорий языка логического эмпиризма. Согласно последнему основания языка конституируются через индивидуальное приписывание значений примитивным выражениям путем ментального определения, "Витгенштейновский аргумент является атакой на такого рода теории"[158].
Л.Витгенштейн показал, что использование языка для выражения ментальных состояний или ощущений паразитирует на предварительном овладении теми частями языка, которые связаны с общим (интерсубъективным) и физическим.
Поскольку сам аргумент против возможности индивидуального языка может быть понят только в рамках более широкой концепции "следования правилу", то все, что подводит к этой теме и является результатом ее применения, создает единство работы Витгенштейна. Вокруг этой темы группируются философские исследования в логике, математике, психологии, языке и мышлении. "Хотя эти исследования не объединены как конституэты научной теории, они являются элементами единого видения мира, связанные вместе общим духом. Поэтому не удивительно, что это осталось непонятым, а также отрицается философами, которые рассматривают свой предмет как расширение науки, как поиск теорий языка, теорий мышления, теорий онтологии"[159], т.е. теми философами, которые придерживаются натуралистической ориентации и современными "философами языка".
Наконец, следует отметить, что и постаналитическая тенденция опирается на философию Л.Витгенштейна. С точки зрения Р.Рорти, идеи Витгенштейна составляют фундамент совершенно новой философии, которая придет на смену аналитической. Ее отличие состоит в том, что она отказывается от поиска истины, т.е. эпистемология исключается из философии. Образ философии, ориентированной на теорию познания, Рорти характеризует как картезианско-кантовский. "Аналитическая философия является новым вариантом кантианства; она отличается прежде всего тем, что представление понимается не как ментальное, а как языковая деятельность; и не трансцендентальная критика, а философия языка принимается за дисциплину, которая обеспечивает основания познания. Подчеркивание ею роли языка в действительности не изменяет картезианско-кантовской проблематики и не способствует новому пониманию философии"[160].
Сегодня, по мнению Рорти, можно говорить о первых шагах "революции" (в куновском смысле) в философии, сделанных Л.Витгенштейном, М.Хайдеггером и Дж.Дьюи. Все они уже в первых своих работах предприняли попытки найти новые возможности философии. Витгенштейн пытался сформулировать новую теорию отображения, порывающую с традиционным ментализмом; Хайдеггер - найти новые философские категории, не относящиеся ни к науке, ни к эпистемологии, которые не имели бы отношения к картезианским поискам достоверности. Дьюи пытался дать натуралистическую версию исторического видения Гегеля. В поздних работах они разрывали с кантовской традицией. Рорти утверждает, что он принял от них не только общую установку, но и методологию, методологию "терапии". Вместо создания новых альтернативных эпистемологий они стремились к тому, чтобы вызвать у читателя желание ставить вопросы о мотивации самого философствования. Они устраняли эпистемологию и метафизику как возможные дисциплины. Рорти рассматривает новые явления в развитии аналитической философии 80-х годов с точки зрения этой антикартезианской и антикантовской революции. "Предлагаемая терапия снимает любые конструктивные усилия аналитического философа, систематические исследования которого я ставлю под сомнение"[161]. Под критику Р.Рорти попадают У.Селларс, Д.Дэвидсон, У.Куайн, Г.Райл, Т.Кун, Х.Патнем, которых он считает систематическими философами. Так ни Куайн, ни Селларс, по мнению Рорти, не дадут новой лучшей эпистемологии; самое большее, они покажут, как вещь может быть представлена, когда нет необходимости в самоограничении рамками требований в обосновании. Критика этими философами эмпиристской эпистемологии оценивается Рорти как отмирание фундаменталистской теории познания. Появилась надежда, говорит он, что эта пустота, образовавшаяся после устранения эпистемологии, уже вновь не будет заполнена: "Наша культура превращается в такую культуру, в которой потребность в ограничении философии больше не чувствуется"[162]. Рорти при этом осознает, что оспаривая необходимость фундамента знания, который обеспечил бы основания наук, он тем самым ставит под угрозу идею философии как хранительницы рациональности.
Сегодня трудно себе представить, что философия может существовать без эпистемологии, настолько тесно самосознание философии связано с кантовской трактовкой. Поэтому Рорти стремится разрушить классическое представление о человеке как познающем субъекте. Здесь Рорти вводит понятие герменевтики, как его использовал Х.-Г.Гадамер, заменивший познание понятием "обучения". "Обучающая философия", по Рорти, направлена против нормальной философии, т.е. систематической философии с эпистемологией в своей основе.
Философия сохраняется как культурная и интеллектуальная деятельность, как межпарадигматический дискурс. Роль "обучающей философии" усматривается в том, чтобы помочь избавиться от самообмана, в котором мы находимся, когда полагаем, будто наше самопознание достигается посредством знания объективных фактов. Для преодоления позитивизма, говорит Рорти, требуется не теоретико-познавательное различие трансцендентальной и эмпирической позиции, а кантовское различие между человеком как эмпирическим Я и как моральным субъектом.
Научное рассуждение может пониматься двояким образом: либо как успешный поиск объективной истины, либо как рассуждение вместе с другим. В первом случае не ставятся вопросы о моральном выборе, они устраняются молчаливой установкой на поиск истины. Второе понимание предполагает эти вопросы. Всегда предполагалось, что ответы на эти вопросы должны даваться с помощью "метафизического" или "трансцендентального" рассуждения. Но попытка ответить на вопрос об оправдании знания с помощью некоторого привилегированного описания есть особый обман философов - стремление на место морального решения поставить псевдопознание. Уже Кант показал, что познание научной истины не дает ответа на вопрос о цели и оправданности нашего познания. Наше моральное право на познание природы еще должно быть обосновано. Дело не в том, что может быть найдена новая форма систематической философии без теории познания. "Моральный поиск философов должен быть направлен на продолжение западноевропейского диалога"[163].
Итак, в аналитической философии нет единого, общего образа философии ни Г.Фреге, ни Л.Витгенштейна. Интерпретация их концепций зависит от трактовки самой аналитической философии. Сегодня трудно сказать, какое из ее направлений окажется более жизнеспособным, будет ли в дальнейшем ассоциироваться с аналитической философией лишь одно из них, или все они в конечном счете выделятся в совершенно различные течения, или аналитическая философия вообще сойдет со сцены. Спор о наследии Г.Фреге и Л.Витгенштейна стал одной из форм дискуссии о перспективах развития аналитической философии.
Влияние Л.Витгенштейна на аналитическую философию 80-х годов чрезвычайно сильно и многопланово. В последние годы, в связи с новыми публикациями из наследия Л.Витгенштейна значительно расширяется и углубляется представление о его творчестве. В то же время отношение к его наследию остается противоречивым. В аналитической философии идет борьба между натурализацией философии и защитой ее особого статуса, между языковым и неязыковым подходами к философским проблемам. В условиях этой борьбы каждая сторона пытается опереться на авторитет Л.Витгенштейна.
В наследии Г.Фреге сегодня на первый план выдвинулись его идеи в области философии языка. Тем не менее освоение логического наследия продолжается и в наши дни. С одной стороны, действительно отмечается определенная дискредитация формальных методов анализа. Но, с другой стороны, в аналитической философии возобновляются споры о соотношении формы и содержания языковых выражений, споры о природе логики.
Итак, Г.Фреге или Л.Витгенштейн? Это, по сути, вопрос о перспективе развития аналитической философии.