Проблема познаваемости мира

Проблема познаваемости мира

В произведениях 70 – 80-х годов, и прежде всего в книге «Анти-Дюринг», Энгельс неоднократно возвращался к мало изученному тогда марксистами вопросу о познаваемости мира. В те годы эти проблемы имели серьезное теоретическое значение, широко дискутировались в естественнонаучной и философской литературе. Споры шли в основном между сторонниками идеализма и агностицизма в гносеологии и защитниками вульгарно-материалистической трактовки познания как зеркального отражения мира в сознании (примером может служить дюринговская концепция зеркального воспроизведения, согласно которой между реальностью и ее восприятием в мысли существует однозначное, прямое и полное соответствие).

Принципиальная, по мнению Энгельса, ошибка Дюринга заключалась в отрицании относительного характера истины, истинного знания. Энгельс исходил из того, что заимствованное из обыденных суждений противопоставление «либо истина, либо заблуждение», свойственное Дюрингу, – атрибут антидиалектического мышления, который отойдет в прошлое вместе с метафизическим мировоззрением. Современный материализм, напротив, должен исходить из диалектического единства относительной истины (приблизительно верного представления о действительности) и истины абсолютной (полного, окончательного знания о ней), из признания объективного характера обоих видов истины. Относительная истина неполна, приблизительна, подлежит в дальнейшем расширению, уточнению, совершенствованию; но она отнюдь не отделена от абсолютной истины какой-то непереходимой границей и делается все более к ней причастной. Энгельс отмечал, что в науке «окончательные истины в последней инстанции становятся… с течением времени удивительно редкими»[397].

Опровергая гносеологическую «робинзонаду» Дюринга, Энгельс подчеркнул, что познание человечества не может быть чисто индивидуальным. Истина добывается рядом поколений через преодоление «относительных заблуждений»[398], причем каждое последующее продвигается в познании дальше, как бы стоя на плечах своих предшественников, аккумулируя их опыт. При этом возникает своеобразное диалектическое противоречие между «суверенностью» познания, его абсолютной истинностью, то есть самой способностью человечества адекватно познать мир в целом, и «несуверенностью», то есть ограниченностью возможностей познания и их реализации конкретно-историческими условиями бытия каждого отдельного поколения, общества, класса, индивидуума[399]. Утверждая, что человечество достигает значительных успехов в познании мира по мере включения в познавательную деятельность новых поколений[400], Энгельс напоминает, что при этом та ступень познания, на которой мы находимся теперь, столь же мало окончательна, как все предшествующие[401]. Но мысль о диалектическом соотношении относительной и абсолютной истины еще не была сформулирована Энгельсом в достаточно четкой форме: не были высказаны положения о соотношении абсолютности и неотменяемости тех или иных утверждений науки и сформулированных ею закономерностей, о различии в понимании абсолютной истины как полного и абсолютно точного знания о действительности и как неотъемлемого компонента относительного знания о мире. Эти идеи развивал впоследствии Ленин, анализируя различные соотношения между относительной и абсолютной истинами.

Серьезное внимание обратил Энгельс на вопрос об источниках познания. Он исходил из того, что и естественнонаучное и философско-историческое знание рождается не из чистого мышления, не из логических построений всеобщей схематики, а из действительного мира, из опыта, «из практических отношений»[402] и потребностей. Подчеркивая значение практики в процессе познания как источника наших знаний, Энгельс напоминал, что даже такая абстрактная наука, как математика, родилась все-таки из «практических потребностей людей»[403] и что вообще успехи естествознания и техники служат тем самым свидетельством того, что только практика делает возможным и доступным подлинную реализацию знаний.

Понятно, «одного только познания… недостаточно для того, чтобы подчинить общественные силы господству общества. Для этого необходимо прежде всего общественное действие»[404]. Не следует никогда упускать из виду, что «фактически каждое мысленное отображение мировой системы остается ограниченным, объективно – историческими условиями, субъективно – физическими и духовными особенностями его автора»[405]. Однако процесс познания неуклонно прогрессирует, преодолевая в единстве с практикой и на ее основе препятствия, с которыми сталкивается. Так, в отношении астрономии и космологии Энгельс преисполнен оптимистической уверенности в будущем этих наук: «…даже в применении к космическим проблемам мы хотя и наталкиваемся на недостатки и пробелы, обусловленные несовершенством наших познавательных средств, но нигде не встречаемся с теоретически непреодолимыми препятствиями»[406].

Ряд важных мыслей высказал Энгельс в «Анти-Дюринге» о практике как критерии истинности наших знаний. В том общем историческом движении через противоположности, которое в познании происходит с заблуждениями и с истинами, переходящими при определенных конкретных условиях друг в друга, практика служит критерием истины, и она же определяет в значительной мере сами эти условия. И практика действует в критериальной функции далеко не всегда непосредственно: одно дело – проверка истинности основанных на соответствующих познаниях действий («проверка пудинга» состоит в том, что его просто съедают), и другое дело – проверка истинности социальных теорий (где как критерий функционирует коллективно-историческая практика в виде деятельности преследующих определенные интересы масс и ставящих соответствующие цели партий). Особенная ситуация имеет место в случае идеализированных математических и вообще теоретических абстракций, где проверка происходит косвенно, через ряд посредствующих звеньев, где применяют дедуктивные средства выведения из теоретических гипотез тех конкретных следствий, которые уже поддаются чувственно-практической проверке, иногда хотя бы приблизительной. Так поступает Энгельс, например, в вопросе об истинности и реальных прообразах дифференциального и интегрального исчислений[407], где об истинности теории математического анализа судят по успеху приложения его к решению разнообразных классов практических задач.