Философия и конкретные науки: марксистское решение проблемы
Философия и конкретные науки: марксистское решение проблемы
Утверждение в естествознании нового – диалектического – взгляда на природу не могло быть результатом одного лишь внутринаучного развития отдельных частных научных дисциплин, таких, как физика, химия, биология. Решение этой задачи с необходимостью предполагало борьбу мировоззрений – борьбу, в которой неизбежно должна была принять участие и философия. Осознание этого обстоятельства поставило Энгельса перед необходимостью детально проанализировать характер отношений между философией и частными науками и выработать такую форму их взаимодействия, которая адекватно выражала бы тенденции развития познания и социально-исторической практики.
В сфере познания окружающего человека материального мира вся предшествующая марксизму философия выступала как натурфилософия, то есть умозрительное постижение природы. Натурфилософия рассматривала себя в качестве «науки наук». Поэтому, допуская и даже одобряя экспериментальные исследования различных явлений, она рассматривала свои полученные спекулятивным путем выкладки как более высокую по отношению к ним форму знания. Исторически многие конкретные науки зарождались в недрах натурфилософии, а затем отпочковывались от нее в специализированные отрасли знания. Стимулируя поворот человеческого ума от теологии и схоластики к осмыслению объективной реальности материального мира, натурфилософия сыграла прогрессивную роль для своего времени. Но к середине XIX века, когда конкретные науки превратились в развитые системы познания природной действительности, дальнейшее существование традиционной натурфилософии стало явным анахронизмом. Из формы взаимосвязи (точнее, не расчлененного еще единства) философии и естествознания она превратилась в тормоз на пути развития того и другого.
Однако наука первой половины XIX века еще не определила в сколько-нибудь ясной и отчетливой форме свои отношения с натурфилософией. В свою очередь и философия, как материалистическая, так и идеалистическая, не отказалась полностью от претензий на построение универсальной системы знания, выражающей истину в последней инстанции. Между тем каждая новая попытка возрождения натурфилософии, обновления метафизики становилась все более одиозным предприятием, вырождалась в высокопарное пустозвонство, что, в частности, наглядно показал пример Е. Дюринга.
Своеобразный способ решения накопившихся противоречий в отношениях между философией и наукой, в частности естествознанием, предложил в 30-е годы XIX века позитивизм. С точки зрения его основателей, наука должна быть «сама себе философией». Исходя из этого, они выступили с проповедью полного отказа от постановки и решения философских проблем вообще. Однако, критикуя великие натурфилософские системы, позитивизм тем не менее воспринял от них метафизический способ мышления, полагающий вещи вне всеобщей связи, изменения, развития, что плохо соответствовало духу естествознания, вставшего перед необходимостью исторического понимания природы.
Ограничив познание задачей «экономного» описания наблюдаемых явлений, позитивизм стал препятствием на пути теоретизации естествознания. И это тогда, когда процесс обобщения новейших открытий в области астрономии, физики, химии, биологии и других наук уже привел к созданию фундаментальных теорий, что в свою очередь породило объективную потребность в анализе мировоззренческих предпосылок и методологии естествознания, – потребность, которую позитивизм не был в состоянии хоть в какой-то степени удовлетворить. В итоге противоречие между наукой и философией не только сохранилось, но и продолжало углубляться, что, естественно, весьма отрицательно сказалось на их дальнейшем развитии.
В этой сложной, в известном смысле кризисной ситуации марксизм предлагает принципиально новую модель отношений между философией и конкретными науками, прежде всего естественными. Наиболее глубоко она была обоснована в ходе работы над «Диалектикой природы».
Выработка собственного решения тех или иных проблем была для основоположников марксизма вместе с тем и преодолением, «снятием» концепций, выдвинутых в ходе предшествующего развития теоретической мысли и социальной практики. Поэтому в «Диалектике природы» мы находим детальный анализ как различных точек зрения на роль философии в изучении природы, так и различных типов ее связи с естествознанием.
Уже в самом раннем фрагменте «Диалектики природы» («Бюхнер») Энгельс говорит о существовании двух противоположных подходов к проблеме отношения философии и науки. С одной стороны, спекулятивной натурфилософии, представленной в лучших своих образцах французским материализмом XVIII века и диалектическими идеями Гегеля, с другой стороны, «плоско-материалистического популяризаторства» Бюхнера, Фогта, Молешотта и др., для которых характерны «брань по адресу философии» и претензии на применение естественнонаучных теорий к обществу[590], то есть, по сути дела, претензии на то, чтобы рассматривать естествознание в качестве универсальной сферы познания.
Первоначальный замысел критики вульгарного материализма по этим вопросам в ходе работы Энгельса постепенно сместился в сторону анализа стихийного материализма естествоиспытателей, иногда сближавшихся с представителями вульгарного материализма в своем редукционистско-механистическом пафосе отрицания «абстрактной метафизики» вообще, иногда же относившихся к философии, так сказать, нейтрально.
В качестве примера разработки мировоззренческих проблем на основе естественнонаучного материализма Энгельс особенно внимательно разбирает воззрения Э. Геккеля, одного из крупнейших ученых XIX века. Во многих местах «Диалектики природы» проводится сопоставление альтернативных позиций Гегеля и Геккеля по одним и тем же вопросам. Этот способ анализа оказывается плодотворным эвристическим приемом: снятие крайностей в их сопоставлении и прямом столкновении стимулировало выработку собственно марксистского понимания этих проблем[591].
Любопытно, что в данном контексте Энгельс совсем не говорит о позитивизме как о направлении, хотя в других случаях его основатели и видные теоретики (в частности, Конт и Спенсер) упоминаются. Однако в ходе анализа мировоззрения естествоиспытателей, в частности их попыток отрешиться от философской проблематики, стать вне ее, он, по существу, подвергает критике и многие элементы позитивистской программы, прежде всего ее пресловутый лозунг «наука сама себе философия».
Само развитие исследований толкает ученых на путь теоретических обобщений, неизбежно перерастающих в обобщения философского характера. Пытаясь «освободиться» от философии на словах, они все равно вынуждены пользоваться ее категориальным аппаратом; тем самым, даже не желая этого, «они все-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой скверной, и те, кто больше всех ругает философию, являются рабами как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений»[592]. Предотвратить такое «рабство» можно лишь одним путем – путем изучения и освоения лучших образцов философской мысли, прежде всего диалектической. Это, по мнению Энгельса, не только способствует формированию теоретического мышления у естествоиспытателей, но и качественно меняет тот интеллектуальный горизонт, который определяет характер их творческого поиска, расширяя и углубляя его, придавая ему историческое измерение.
Пренебрежительное отношение к философии, отмечал Энгельс, оказывает отрицательное влияние не только на общее мировоззрение ученых и на ряд аспектов их практической деятельности. Их стихийный материализм пасует при столкновении с феноменами, требующими основательного философского анализа и мировоззренческой оценки.
Например, отдельные натуралисты, в конце XIX века столкнувшиеся с необъяснимыми средствами тогдашней науки фактами (гипнозом и т.п.), оказались в плену различных иррационально-религиозных представлений. Это произошло, в частности, с известными английскими учеными – биологом А. Уоллесом и физиком У. Круксом. Направление, которое, «чванясь тем, что оно пользуется только опытом, относится к мышлению с глубочайшим презрением и, действительно, дальше всего ушло по части оскудения мысли»[593], – писал в этой связи Энгельс. Отвергая философию, оно неизбежно впадает в самую крайнюю степень фантазерства, легковерия и суеверия.
Решение методологических и мировоззренческих задач, которые встали перед научным познанием в переломный момент его развития, с точки зрения Энгельса, требует активной работы теории, направленной не просто на отдельные науки и изучаемые ими ограниченные области окружающего нас мира, но и на реконструкцию целостного образа последнего, позволяющую выявить исходные модели и всеобщие принципы научного мышления той или иной эпохи. Ни в рамках стихийно сложившегося мировоззрения естествоиспытателей, которое чаще всего носит теоретически не оформленный характер, ни в рамках плоской философии вульгарных материалистов и позитивистов такую работу проделать невозможно. Остаются теоретические построения натурфилософии, особенно ее последние, наиболее развитые системы. Не удивительно, что Энгельс в этой связи постоянно обращается к той грандиозной попытке воссоздания целостного образа природы, которая была предпринята Гегелем.
Еще в конце 50-х годов Энгельс пишет Марксу о своем намерении вновь перечитать Гегеля, с тем чтобы посмотреть, «не предвидел ли старик» что-либо из того, что происходит ныне в естествознании. «Не подлежит сомнению, – добавляет он, – что если бы ему пришлось писать „Философию природы“ теперь, то доказательства (диалектического характера природы. – Ред.) слетались бы к нему со всех сторон. Впрочем, об успехах, достигнутых в естествознании за последние тридцать лет (т.е. примерно с 1830 года, когда вышло последнее прижизненное издание „Философии природы“ Гегеля. – Ред.), никто не имеет никакого понятия»[594].
В «Диалектике природы» отмечается огромная теоретическая заслуга гегелевской философии в разработке диалектического метода мышления. С точки зрения Энгельса, этот метод представляет большой интерес для естествознания, разрабатывающего историческое понимание природы и ищущего адекватных этой задаче форм теоретического мышления. Но, как постоянно указывает он в своих философских работах, использование гегелевской диалектики предполагает самую решительную критику ее идеалистической формы, переосмысление гегелевского метода на основе философского материализма. Исторически эта задача уже была решена в рамках выработанного Марксом и Энгельсом материалистического понимания истории. Теперь ее предстояло решить на материале естествознания.
С одной стороны, отмечает Энгельс, «именно диалектика является для современного естествознания наиболее важной формой мышления, ибо только она представляет аналог и тем самым метод объяснения для происходящих в природе процессов развития, для всеобщих связей природы, для переходов от одной области исследования к другой»[595]. С другой стороны, «возврат к диалектике (Энгельс пишет о „возврате“, имея в виду, что исторически первоначальной формой воззрения на природу была диалектика древнегреческих философов. – Ред.) совершается бессознательно, поэтому противоречиво и медленно»[596]. И хотя фактически уже во многих областях науки естествознание приступило к раскрытию и анализу объективной диалектики природы, субъективно оно еще во многом находится во власти старого миропонимания, старых установок и стереотипов мышления.
«…Традиция, – отмечает в этой связи Энгельс, – является могучей силой не только в католической церкви, но и в естествознании»[597]. Марксистская философия, выступающая наиболее развитой в теоретическом отношении формой философского осознания рождающихся в естествознании (как и в социальной науке) новой методологии и мировоззрения, должна помочь ученым преодолеть консерватизм и догматизм сложившихся взглядов. Ее программа – соединение естествознания с рационально истолкованной, демистифицированной диалектикой. Однако реализация этой программы, подчеркивает Энгельс, не может осуществляться на основе того типа отношений между философией и естествознанием, который был характерен для натурфилософской традиции. Речь должна идти не о том, чтобы спекулятивное мышление диктовало естествоиспытателям свои законы, а о диалоге между философией и естествознанием как равноправными партнерами. При этом каждая из сторон реализует в общем деле развития познания свои специфические функции. Частные науки полностью берут на себя исследование различных фрагментов действительности (скажем, биология – исследование жизни, химия – изучение взаимных превращений веществ, сопровождающихся изменением их атомно-молекулярного состава, и т.п.). Со своей стороны, философия компенсирует неизбежную мировоззренческую узость, порождаемую специализацией. По отношению к любой частной научной дисциплине она выступает представителем исторического опыта познания, взятого в его целостности, во всем объеме его содержательного развития. Будучи высшей формой теоретической рефлексии научного мышления, формой его самосознания, философия не ограничена рамками какой-либо отдельной положительной науки, а анализирует научное познание в его всеобщих закономерностях.
В контексте такого понимания взаимоотношений философии и естествознания Энгельс коренным образом переосмысливает гегелевскую концепцию статуса диалектики в системе человеческого познания. Постижение диалектики природы, как и диалектики общественного развития, перестает быть делом одной философии, как это было у Гегеля, и становится общим делом всех отраслей знания вместе и каждой в отдельности. Тем самым диалектика выступает у Энгельса уже не в качестве обособленной сугубо философской теории, а в качестве особой дисциплины, содержание которой задается как бы «вертикальным срезом» всей развивающейся системы знания в целом.
Рассматривая проблему взаимосвязи философии и конкретных наук в исторической перспективе, Энгельс выдвигает предположение о дальнейшем перераспределении функций и сфер компетенции между ними: диалектика, по мысли Энгельса, будет «рассредоточена» по всему естествознанию и исторической науке и в этом смысле прекратит свое автономное, самостоятельное существование[598], в результате чего специализированное философское познание ограничится чистым учением о мышлении. Эта идея, высказанная в «Диалектике природы» еще в 1874 году, в дальнейшем в различных вариантах повторяется и в других его работах.
Данный тезис является дискуссионным и может быть по-разному истолкован. Тем не менее он никоим образом не является позитивистским, на чем склонны настаивать некоторые авторы. В отличие от позитивистов, стремившихся отсечь науку от философской традиции и видевших в философии лишь совокупность «псевдопроблем», Энгельс нацеливал ученых на освоение результатов многовековой работы философской мысли. И если Энгельс действительно считал, что философии как особой форме интеллектуальной деятельности суждено передать значительную часть своих функций конкретным отраслям знания, то он делал это отнюдь не из убеждения в ее бессмысленности, а потому, что, с его точки зрения, естествознание и исторические науки по мере возрастания уровня их теоретичности сами все более и более становились «философскими» по составу проблем и характеру своего мышления.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.