Научный лексикон

Научный лексикон

Во всех научных системах существует набор ключевых слов, которые служат для передачи информации, и если человек не очень хорошо знает эти слова, у него возникают сложности с самой наукой. Я знавал одного светилу науки, который перестал понимать новое в своей науке из-за того, что он не разобрался в ее терминологии с самого начала. Он не знал, что в точности означает термин «британская единица измерения количества теплоты» или что-то вроде того; следовательно, позже, когда он решал обширную и сложную задачу, в его голове всплыла какая-то величина, весьма нечетко; у него все перепуталось и смешалось с другими данными. И это произошло только потому, что он не понял значения этого термина в самом начале.

Как при изучении семафорных знаков, азбуки Морзе, детского лепета, так и при освоении какого-либо особенно специального предмета вы должны быть хорошо знакомы с его терминологией.

Тогда ваше понимание предмета увеличится. В противном случае вашему пониманию будут препятствовать эти везде путающиеся и никак не вяжущиеся друг с другом слова. Если вы имеете туманное представление о существовании некоего слова, но все же не до конца понимаете, что это слово означает, то у вас все равно ничего не складывается. Таким образом, непонимание слова ведет к непониманию самого предмета, и это — реальная основа изначального замешательства при познавании разума Человеком.

Для описания различных частей разума было придумано столько разных слов, что человек был бы ошеломлен, даже если бы он всего лишь только составил для них всех каталог. Для примера возьмем огромное количество накопленных материалов и технологию психоанализа. Непреодолимо тяжелые материалы, большинство из которых являются просто описательными; некоторые из них, терминология действий, состоит из таких слов как «ид», «эго», «альтер-эго», «цензор» и тому подобное. Многие из этих слов выделены, и каждое означает что-то свое.

Но тем лечащим врачам, которые начали постигать эту науку, не приходилось досконально изучать науки точные; другими словами, у них не было образца точных наук. Что касается гуманитарных наук, то из-за того что их не считают точными и четкими, в них вроде бы можно как угодно беззаботно относиться к словам, — я их не критикую, — но это просто означает, что у вас существует меньше возможностей разбираться в языке.

Когда они начинали изучать Фрейда, с ними происходили интересные вещи — один человек понимал слово «ид» так, а другой — совершенно иначе. И «альтер-эго» означало то одно, то другое. Путаница в этих терминах, практически сама по себе, стала в конечном счете путаницей в самом психоанализе.

В действительности психоанализ так же легко понять, заверяю вас, как и японский язык. Японский — это детский лепет: очень, очень трудно читать и очень, очень легко говорить. Если вы можете представить себе такой язык, в котором каждый раз, когда вы говорите, поясняется, где подлежащее, где сказуемое, где дополнение, тогда вы сможете представить язык, подобный детскому лепету. В нем отсутствуют различные виды и спряжения глаголов. Очень несовершенный язык. Однако для того чтобы общаться с японцами, нужно просто знать значения конкретных слов; тогда, если вы в точности знаете значения этих слов, то, когда входит японец и говорит вам: «Желаете чашечку чаю?», вы не вскакиваете немедленно, так как вы подумали, что он сказал: «Окрашено». У вас есть лишь предпосылки к общению.

И в точности так же обстоит дело и с языком психоанализа: большие трудности, присущие пониманию такого предмета как психоанализ, стали уже не такими непреодолимыми после того, как автор рассмотрел его как систему кодов, предназначенных для передачи определенных значений. Поэтому после этого проблема выяснения того, существует ли соответствующее явление или нет, не возникла. Эта проблема превратилась просто в проблему слов, обозначающих какую-либо конкретную точную вещь. И если эти слова для всех означали именно это, то тогда все говорили о психоанализе, а если они не означали именно это для каждого, то тогда разговор шел не о психоанализе. Кто знает, о чем они говорили? Знаете ли, потом они стали обсуждать учение Юнга, а затем, знаете ли, они обсуждали учение Адлера; и разница между этими различными учениями совершенно ничтожна, без преуменьшения. Но языковые трудности затем привели к тому, что многие практикующие в этой области стали испытывать проблемы в теории, так как эту теорию они в любом случае не поняли.

Я помню, как однажды я изучал игороти, примитивный восточный язык, в течение одной ночи. Я зажег керосиновую лампу и взял список слов, составленный одним старым миссионером в холмах Лусона: язык игороти был очень простым. Этот миссионер составил транскрипцию, грамматическую систему и список основных слов вместе с правилами их употребления. И я помню, как я сидел под москитной сеткой, а прямо над ней жужжали жаждущие крови москиты; я изучал этот язык, состоящий из трехсот слов, просто запоминая эти слова и их значения. А на следующий день я начал упорядочивать их для себя и учиться у людей, и через очень короткое время я уже говорил на игороти.

Дело здесь в том, что язык изучать не сложно, если вы понимаете, что изучаете язык.