1. Аргумент против материализма
1. Аргумент против материализма
В предыдущей главе меня интересовал скорее объяснительный вопрос: «Можно ли объяснить сознание физическими теориями?», нежели онтологический вопрос: «Является ли само сознание физическим?» Но два этих вопроса тесно связаны, и в этой главе я извлеку онтологические следствия из аргументов предыдущей главы. В частности, отсутствие логической супервентности напрямую имплицирует ложность материализма: в мире имеются такие черты, которые не являются физическими. Главный аргумент в пользу этого тезиса выглядит следующим образом:
1. В нашем мире существует сознательный опыт.
2. Имеется логически возможный мир, физически идентичный нашему, в котором отсутствуют позитивные факты о сознании из нашего мира.
3. Поэтому факты о сознании — дополнительные факты нашего мира, обособленные от физических фактов.
4. Значит, материализм ложен.
Если физически идентичный зомбийный мир логически возможен, то из этого следует, что присутствие сознания — дополнительный факт о нашем мире, не гарантируемый одними лишь физическими фактами. Характер нашего мира не исчерпывается тем его характером, который основан на физических фактах; у него есть и добавочный характер, связанный с наличием сознания. Говоря словами Льюиса (Lewis 1990), сознание несет феноменальную информацию. Физические факты не вполне определяют способ существования нашего мира; факты сознания довершают дело.
Сходный вывод можно извлечь из логической возможности мира с инвертированным сознательным опытом. Такой мир физически идентичен нашему, но некоторые факты о сознательном опыте нашего мира отсутствуют в нем. Отсюда вытекает, что факты о сознательном опыте в нашем мире выходят за пределы физических фактов и что материализм ложен.
В любом случае, если сознание не является чем-то логически супервентным на физическом, материализм оказывается ложным. Отсутствие логической супервентности означает, что какой-то позитивный факт о нашем мире отсутствует в физически идентичном мире, так что он является фактом, выходящим за пределы физических фактов. Как и в главе 2, я трактую материализм как учение о том, что физические факты о нашем мире исчерпывают все факты в том смысле, что любой позитивный факт вытекает из физических фактов. Если зомбийные или инвертированные миры возможны, то физические факты не влекут за собой все позитивные факты о нашем мире, и материализм оказывается ложным.
Здесь можно воспользоваться образом, предложенным Крипке. При творении мира, обеспечив наличие всех физических фактов, Бог должен был сделать и еще что-то. Он должен был обеспечить наличие фактов о сознании. Возможность зомбийных миров и инвертированных миров показывает, что у него был выбор. Мир мог бы оказаться лишенным сознательного опыта или мог бы содержать другой опыт даже при идентичности всех физических фактов. Для того чтобы факты о сознании были такими, какие они есть, мир должен был получить и иные черты.
Дуализм какого рода?
Крах материализма ведет к какой-то из разновидностей дуализма: у мира есть как физические, так и нефизические черты. Отсутствие логической супервентности означает, что опыт фундаментально отличается от каких бы то ни было физических характеристик. Есть, однако, много видов дуализма, и важно понимать, куда именно ведет нас данный аргумент.
Аргументы из предыдущей главы устанавливают, что сознание не является чем-то логически супервентным на физическом, но это не значит, что оно вообще не супервентно. Сознательный опыт, похоже, систематически зависит от физических структур в известных нам случаях, и ничто из упомянутых выше аргументов не говорит об обратном. К примеру, они не уменьшают правдоподобность того, что при воспроизведении моей физической структуры каким-то существом в нашем мире воспроизводился бы и мой сознательный опыт. Поэтому можно по-прежнему говорить о правдоподобности того, что мое сознание является естественно супервентным на физическом. И я буду развивать именно эту позицию — естественной супервентности при отсутствии логической супервентности.
Указанные аргументы не ведут нас к дуализму декартовского типа, допускающему особую ментальную субстанцию, оказывающую влияние на физические процессы. Наиболее достоверные данные современной науки говорят нам о том, что физический мир более или менее каузально замкнут: любое физическое событие имеет физическую достаточную причину. Если так, то не остается места для того, чтобы ментальное «привидение в машине» могло выполнять какую-то дополнительную каузальную работу. Небольшая брешь может открываться наличием квантовой неопределенности, но в дальнейшем я покажу, что она, похоже, не может быть использована для наделения нефизического духа какой-то каузальной ролью. В любом случае все аргументы предыдущей главы оставляют вероятной возможность объяснения физических событий в физических терминах, и поэтому шаг к картезианскому дуализму был бы неоправданным.
Дуализм же, о котором пойдет здесь речь, — это разновидность дуализма свойств: сознательный опыт предполагает такие свойства индивида, которые не могут быть выведены из физических свойств данного индивида, хотя и могут закономерно зависеть от этих свойств. Сознание — это такая черта мира, которая выходит за пределы его физических черт. Это не означает, что оно есть особая «субстанция»; вопрос о том, при каких условиях можно было бы говорить о субстанциальном дуализме, кажется мне очень туманным. Всё, что мы знаем, — так это то, что в нашем мире существуют свойства индивидов — феноменальные свойства, — которые являются онтологически независимыми от физических свойств.
Существует и более слабая разновидность дуализма свойств, с которой не следует смешивать ту позицию, о которой мы сейчас говорим. Иногда утверждается, что дуализм свойств имеется везде, где свойства сами по себе не являются физическими или не могут быть напрямую редуцированы к таким свойствам. В этом смысле даже биологическая приспособленность не является физическим свойством. Но такой «дуализм» очень слаб. В свойствах, подобных приспособленности, нет ничего фундаментально нового в онтологическом плане, поскольку они все же логически супервентны на микрофизических свойствах. Эта разновидность дуализма свойств полностью совместима с материализмом. Отстаиваемый же мной дуализм свойств предполагает наличие фундаментально новых черт мира. Поскольку эти свойства логически не супервентны даже на микрофизических свойствах, они нефизичны в гораздо более сильном смысле. Говоря о дуализме свойств и о нефизических свойствах, я имею в виду это более сильное воззрение и этот более сильный смысл нефизичности.
Остается, впрочем, вероятным, что, хотя сознание не может быть выведено из некоей физической основы, оно порождается ею. И позиция, к которой мы пришли, состоит в том, что сознание возникает из физического субстрата благодаря определенным контингентным законам природы, которые сами по себе не являются следствием физических законов. Этого взгляда неявно придерживаются многие из тех, кто считает себя материалистами. Нередко можно услышать такую фразу: «Конечно, я материалист; ментальное уж точно порождается мозгом». Здесь должно было бы настораживать само присутствие слова «порождается». К примеру, обычно мы не говорим «обучение порождается мозгом» — а если бы мы сказали так, то мы употребили бы слово «порождается» в темпоральном смысле. Более естественным было бы, скорее, сказать, что обучение есть процесс в мозге. Сам факт, что ментальное должно порождаться мозгом, указывает на то, что здесь случается что-то, выходящее за пределы физических фактов[82].
Кто-то подумает, что это воззрение должно быть сочтено скорее материалистическим, чем дуалистическим, так как оно говорит о сильной закономерной зависимости феноменальных фактов от физических фактов и оставляет физическое автономной областью. Разумеется, нет большого смысла спорить о названии, хотя мне кажется, что существование дополнительных контингентных фактов, выходящих за пределы физических фактов, достаточно существенно модифицирует общепринятые материалистические взгляды, чтобы заслуживать иного обозначения. И если для материализма требуется лишь закономерная связь всех фактов с физическими фактами, то он и впрямь окажется весьма размытым учением.
Но хотя это воззрение и является разновидностью дуализма, в нем нет ничего антинаучного или сверхъестественного. Лучше всего его можно мыслить следующим образом. Физика постулирует в мире множество фундаментальных параметров: пространство-время, масса-энергия, заряд, спин и т. д. Она также признает существование множества фундаментальных законов, определяющих отношения между этими фундаментальными параметрами. Фундаментальные параметры не могут быть объяснены в терминах еще более фундаментальных параметров, а фундаментальные законы не могут быть объяснены в терминах еще более фундаментальных законов; они должны трактоваться просто как изначальные. После же установления фундаментальных законов и распределения фундаментальных параметров из них вытекает почти всё в мире. Именно поэтому о фундаментальной теории физического иногда говорят как о «теории всего». Однако тот факт, что сознание не супервентно на физических параметрах, показывает нам, что теория физического не в полной мере является теорией всего. Чтобы сознание оказалось в области фундаментальной теории, мы должны ввести новые фундаментальные свойства и законы.
В книге «Мечты об окончательной теории» физик Стивен Вайнберг (Weinberg 1992) отмечает, что характерной чертой фундаментальной теории физического является то, что она протягивает объяснительную цепь до самых вершин, в конечном счете объясняя всё. Однако он вынужден признать, что подобная теория может и не объяснить сознание. Он говорит, что в лучшем случае мы можем объяснить «объективные корреляты» сознания. «Это может и не быть объяснением сознания, хотя и быть чем-то близким к нему» (с. 45). Но, разумеется, недостаточно близким. Такая теория не объясняет всё, что происходит в мире. Чтобы не впасть в непоследовательность, мы должны признать, что подлинно окончательная теория нуждается в некоем дополнительном компоненте.
И здесь есть два пути. Не исключено, что мы могли бы признать сам опыт одним из фундаментальных параметров мира наряду с пространством — временем, спином, зарядом и т. п. Иными словами, какие-то феноменальные свойства будут признаны нами в качестве базовых свойств. Альтернативный вариант состоит в допущении какого-то другого класса новых фундаментальных свойств, из которых извлекаются феноменальные свойства. Приведенные ранее аргументы показали, что физические свойства не могут быть этими свойствами, но, быть может, речь идет о новой разновидности нефизических свойств, на которых логически супервентны феноменальные свойства. Подобные свойства относились бы к опыту так же, как базовые физические свойства относятся к таким нефундаментальным свойствам, как температура. Мы могли бы назвать эти свойства протофеноменалъными свойствами, так как, хотя они сами по себе и не феноменальны, феноменальное может быть их совокупным результатом. Конечно, очень трудно вообразить, на что могло бы походить протофеноменальное свойство, но мы не можем исключать возможности их существования. Тем не менее по большей части я буду говорить так, будто эти фундаментальные свойства феноменальны уже сами по себе.
Там, где имеются новые фундаментальные свойства, имеются и новые фундаментальные законы. В данном случае фундаментальные законы будут психофизическими законами, специфицирующими то, каким образом феноменальные (или протофеноменальные) свойства зависят от физических свойств. Эти законы не будут пересекаться с физическими законами; физические законы уже формируют замкнутую систему. Они будут супервентностными законами, говорящими нам о том, как опыт порождается физическими процессами. Мы видели, что зависимость опыта от физического не может быть извлечена из физических законов, так что любая окончательная теория должна включать в себя законы подобного рода.
Разумеется, на этой стадии у нас может быть лишь самое отдаленное представление о том, на что будет похожа соответствующая фундаментальная теория или какими будут эти фундаментальные психофизические законы. Но не лишено резонов мнение, что подобная теория существует. Имеется серьезное основание полагать, что между физическими процессами и сознательным опытом есть некое закономерное отношение, а любое закономерное отношение должно базироваться на фундаментальных законах. Пример физики показывает нам, что фундаментальные законы, как правило, просты и элегантны; и мы должны ожидать того же от фундаментальных законов в теории сознания. После того как мы сопроводим фундаментальную теорию физического фундаментальной теорией сознания, мы сможем действительно получить теорию всего. При наличии базовых физических и психофизических законов, а также распределения фундаментальных свойств, мы можем ожидать того, что из них будут вытекать все факты о мире. Разработка подобной теории не будет простым делом, но ее осуществление должно быть в принципе возможным.
Происходящее здесь с сознанием в известном смысле аналогично тому, что случилось с электромагнетизмом в девятнадцатом столетии. Была предпринята попытка объяснить электромагнитные феномены в терминах уже известных физических законов, с использованием механических принципов и т. п., но она не привела к успеху. Оказалось, что для объяснения феноменов электромагнетизма надо признать фундаментальность таких параметров, как электромагнитный заряд и электромагнитные силы, и Максвелл ввел новые фундаментальные законы электромагнетизма. Только так могли быть объяснены эти феномены. Так же и для объяснения сознания недостаточно параметров и законов теории физического. Для теории сознания нужны новые фундаментальные параметры и законы.
Эта концепция полностью совместима с современным научным мировоззрением, и она является в полной мере натуралистической. Согласно данной концепции, мир по-прежнему являет собой сеть фундаментальных свойств, соотнесенных базовыми законами, и всё в конечном счете должно объясняться в этих терминах. Происходит лишь расширение набора свойств и законов, подобно тому как это было и в случае Максвелла. Более того, ничто в этой концепции не противоречит каким-либо элементам теории физического; скорее можно говорить о дополнении последней. Теория физического — это теория физических процессов, а психофизическая теория говорит нам о том, как эти процессы порождают сознание.
Чтобы выразить дух той позиции, которую я отстаиваю, я именую ее натуралистическим дуализмом. Натуралистический он потому, что здесь предполагается, что всё обусловлено сетью базовых свойств и законов, и потому, что он совместим со всеми результатами современной науки. И подобно натуралистическим теориям в других сферах, это воззрение допускает объяснение сознания в терминах базовых естественных законов. Сознание не обязано быть каким-то уж особо трансцендентальным; это просто один из естественных феноменов. Происходит лишь расширение нашей картины природы. Иногда «натурализм» считают синонимом «материализма», но мне кажется, что приверженность натуралистическому пониманию мира может остаться даже в случае краха материализма. (Если читатель сомневается в этом, я могу указать на остальные части книги как на подтверждение сказанного.) Кто-то мог бы усмотреть в названии этой позиции некую иронию, но важнее всего то, что оно передает главный посыл: одобрение дуализма может и не сопровождаться разговорами о тайнах.
Сторонники подобного дуализма могут быть по своим настроениям в известном отношении ближе к материалистам, чем к дуалистам иного рода. Отчасти это связано с тем, что они не допускают каких-либо элементов трансцендентального, а также с их приверженностью к естественным объяснениям и идее физического причинения поведения. Наоборот, отрицая привидение в машине, эта позиция избегает самых неправдоподобных элементов традиционных дуалистических воззрений. Часто можно услышать, что успехи когнитивной науки и нейронауки дискредитируют дуализм, но не все виды дуализма в равной степени затрагиваются этим обстоятельством. Все эти успехи основаны на физических объяснениях поведения и других физических феноменов и поэтому не позволяют отделить материализм от натуралистического дуализма.
Два финальных замечания. Кто-то может все еще удивляться, почему, если опыт фундаментален, его нельзя считать физическим свойством. В конце концов, разве физика как раз и не является наукой о подлинно фундаментальном? Ответ: конечно, если мы определим физику подобным образом, опыт и в самом деле можно будет счесть физическим свойством, и супервентностные законы окажутся законами физики. Но при более естественном толковании «физики» и «физического» опыт не будет таковым. Опыт не является фундаментальным свойством такого рода, в котором нуждается физика при построении теории внешнего мира; физика составляет замкнутую и непротиворечивую теорию даже и без опыта. Если признать возможность зомбийного мира, то становится очевидной избыточность опыта для физики в ее обычном понимании. Более естественно поэтому рассматривать опыт в качестве фундаментального нефизического свойства, а психофизические законы — как фундаментальные законы природы, не являющиеся законами физики. Впрочем, если суть этого воззрения ясна, то терминологические споры не будут иметь большого значения.
Я должен также заметить, что, хотя я называю это воззрение дуализмом, возможна ситуация, когда оно может предстать в качестве некоей разновидности монизма. Физическое и феноменальное могут оказаться двумя разными аспектами одного охватывающего их рода, подобно тому как двумя аспектами одного-единственного рода являются материя и энергия. Ничто из сказанного мной не исключает такой возможности, и в действительности я питаю определенную симпатию к этой идее. Но даже если какой-то монизм и окажется истинным, он не может быть материалистическим монизмом. Он должен быть чем-то более широким.
Возражения
В связи с аргументом против материализма, приведенным в начале этой главы, можно высказать целый ряд возражений. Некоторые из них атакуют вторую посылку — отрицание логической супервентности. Я рассматривал такие возражения в предыдущей главе. Здесь я буду иметь дело с возражениями относительно перехода от отсутствия логической супервентности к ложности материализма. Самые серьезные возражения такого рода связаны с отсылкой к апостериорной необходимости. Я обсужу их в следующем параграфе. Пока же поговорим о менее серьезных возражениях.
Иногда доказывают, что сознание могло бы быть эмерджентным свойством в том смысле, который все же совместим с материализмом. В недавних работах о сложных системах и искусственной жизни нередко утверждается, что, хотя эмерджентные свойства нельзя предсказать из низкоуровневых свойств, они тем не менее имеют физическую природу. В качестве примеров можно привести эмерджентное появление самоорганизации в биологических системах или эмерджентное возникновение некоего подобия стай при симуляции птиц на основе набора простых правил (Langton 1990; Reynolds 1987). Однако такие эмерджентные свойства не могут рассматриваться в качестве аналогии сознания. Интерес подобным случаям придает то, что соответствующие свойства не являются очевидными следствиями низкоуровневых законов; но они все же логически супервентны на низкоуровневых фактах. При наличии всех физических фактов об изменении во времени такого рода систем из них можно напрямую вывести факт о том, что в них происходит процесс самоорганизации. И именно этого можно было бы ожидать, учитывая то обстоятельство, что такие свойства, как самоорганизация или образование стай, являются свойствами, имеющими непосредственное отношение к функциям и структуре.
Если сознание — эмерджентное свойство, оно эмерджентно в гораздо более сильном смысле. Согласно более сильному понятию эмерджентности, использовавшемуся британскими эмерджентистами (к примеру, Броудом (Broad 1925)), эмерджентные свойства не могут быть предсказаны даже при наличии всей совокупности низкоуровневых физических фактов. И не лишено оснований утверждение (которое и высказывали британские эмерджентисты), что сознательный опыт эмерджентен в этом смысле. Однако подобную эмерджентность лучше всего истолковать в качестве одной из разновидностей дуализма свойств. В отличие от тех более «невинных» примеров эмерджентности, эта ее сильная разновидность требует новых фундаментальных законов для появления эмерджентных свойств.
Другое возражение состоит в том, что сознание и физическое могли бы оказаться двумя аспектами одной и той же вещи, подобно тому как Утренняя звезда и Вечерняя звезда являются двумя аспектами Венеры. Если это так, то в известном смысле сознание было бы физическим. Но опять-таки мы должны спросить: вытекает ли феноменальный аспект из физического аспекта? Если да, то это разновидность материализма, но тогда мы возвращаемся к аргументам из главы 3. Если нет, то феноменальный аспект привносит дополнительную контингентность в мир, выходящую за рамки физического аспекта, и дуальность этих аспектов дает нам некий дуализм свойств. Не исключено, что может оказаться так, что дуальность физического и феноменального может быть подведена под более широкий монизм, но он не будет монизмом одного лишь физического.
Намек на третье возражение можно найти у Серла (Searle 1992). Как и я, Серл считает, что сознание всего лишь естественно супервентно на физическом. Он допускает логическую возможность зомбийных копий, полагая, что сознание лишь каузально порождается состояниями мозга. Он, однако, отрицает, что эта позиция являет собой разновидность дуализма, даже если говорить только о дуализме свойств. Могло бы показаться, что речь идет лишь о терминологическом разногласии, но Серл настаивает, что онтологический статус сознания не отличается от онтологического статуса таких физических свойств, как текучесть, так что это разногласие имеет не только терминологический характер. Аргумент Серла в пользу недуалистичности этого взгляда состоит в том, что аналогичная картина наблюдается и в других случаях: к примеру, Н2O каузально порождает текучесть, но никто не является дуалистом в вопросе о текучести.
Кажется, однако, очевидным, что это ложная аналогия. При наличии всех микрофизических фактов о конкретной совокупности Н2O логически невозможным оказывается то, что эти факты могли бы иметься в наличии при отсутствии текучести. Понятие нетекучей копии массы текучей Н2O попросту некогерентно. Из этого следует, что отношение между микрофизическими фактами и текучестью является гораздо более тесным, чем простое каузальное отношение. Микрофизические характеристики не каузально порождают текучесть, а конституируют ее. Это полностью отличается от того, что происходит в случае сознания, так что аналогия не проходит. Сознание обладает онтологической новизной в гораздо более существенном смысле, чем тот, в котором ей обладает текучесть[83].
Наконец, кто-то мог бы подумать, что выдвигаемый мной аргумент в пользу дуализма напоминает аргумент, выдвигавшийся Декартом. Декарт доказывал, что он мог бы вообразить свой ум существующим отдельно от своего тела, и поэтому его ум не мог быть тождествен телу. Такого рода аргументация, по общему мнению, ошибочна: на основании одного того, что кто-то может вообразить нетождественность А и В, не следует, что они нетождественны (вспомним об Утренней и Вечерней звезде). Не могла бы сходная ошибка допускаться и в моем аргументе? Зомбийный мир показывает лишь представимость того, что некто мог бы находиться в каком-то физическом состоянии при отсутствии сознания, но он не показывает нетождественность такого состояния и сознания.
Подобное возражение, однако, основано на неверном понимании данного аргумента. Существенно важным является то, что мой аргумент касается не вопроса о тождестве, а вопроса о супервентности. Его вид не таков: «Можно вообразить физическое состояние Р без сознания, поэтому сознание не является физическим состоянием Р». Скорее он таков: «Можно вообразить наличие всех физических фактов при отсутствии фактов о сознании, и поэтому физические факты не исчерпывают всех фактов». Это совершенно другой тип аргумента. В общем, модальные аргументы в пользу дуализма, выраженные в терминах тождества, менее убедительны, чем модальные аргументы, выраженные в терминах супервентности; и это одна из причин того, что я всюду формулировал их в терминах супервентности и полностью избегал рассуждений о тождестве. Мне кажется, что проблемы, связанные с супервентностью, являются здесь наиболее фундаментальными.
И тем не менее можно было бы попробовать ответить на этот аргумент, прибегая к стратегии, аналогичной той, которая применяется при ответе Декарту. К примеру, можно было бы заметить, что моя стратегия все же опирается на заключения от представимости к возможности, которые можно попытаться оспорить. В следующем параграфе я рассмотрю стратегии, которые можно было бы использовать для этой цели.