Борьба против вульгаризации исторического материализма

Борьба против вульгаризации

исторического материализма

Содержание теоретической деятельности Меринга, ее сильные и слабые стороны, во многом определялись особенностями начавшегося в 70 – 80-х годах XIX в. процесса распространения марксизма «вширь». С одной стороны, результатом этого процесса явился идеологический поход буржуазии против диалектического и исторического материализма. Эпигонские идеалистические философские течения, возникшие на рубеже XIX – XX вв., – неокантианство, неогегельянство, махизм – были направлены против философских основ марксизма, против естественнонаучного материализма и научного социализма. С другой стороны, в той или иной мере происходило снижение уровня теоретической деятельности ряда лидеров немецкой социал-демократии. Они проявляли преимущественный интерес к политической, экономической и социологической теориям Маркса. Философская же сторона марксизма недооценивалась и игнорировалась. Эта мировоззренческая слабость ведущих социал-демократических теоретиков во главе с Каутским помешала им увидеть опасность ревизионизма в области философии, и прежде всего опасность неокантианской ревизии марксизма. Каутский, например, как уже отмечалось выше, считал, что экономические и исторические взгляды Маркса и Энгельса вполне совместимы с неокантианством. По его собственному признанию, он понимал марксизм не как философию, но как науку, основанную на опыте, особое понимание общества. На страницах «Die Neue Zeit» защита марксистской философии против неокантианской ревизии была предпринята лишь Плехановым и Мерингом.

Среди теоретиков германской социал-демократии Меринг был единственным, кто понял огромное значение философского мировоззрения для освободительной борьбы рабочего класса. В противоположность распространенным во II Интернационале суждениям о «свободе философской совести», о философии как о «чистой науке» он постоянно подчеркивал, что только материалистическое понимание природы и общества может стать теорией революционного пролетариата, идейным руководством в его практической деятельности.

Восприняв марксизм в единстве его теории и практики, Меринг сосредоточил свои усилия прежде всего на защите, пропаганде и конкретном применении материалистического понимания истории. Преимущественный интерес Меринга к проблемам исторического материализма объяснялся рядом причин как объективного, так и субъективного характера. В 90-х годах ревизионизм стремился опровергнуть прежде всего марксистское учение о закономерностях исторического развития. Буржуазная профессура искажала историческую теорию Маркса, изображая ее в виде вульгарно-механистической концепции «экономического материализма», отрицающей роль идей и значение субъективного фактора. Энгельс в письмах об историческом материализме выдвинул задачу углубления и конкретизации марксистского понимания форм общественного развития, проблемы взаимодействия общественного бытия и общественного сознания. Суть этой проблемы не только извращалась критиками марксизма, но и упрощенно толковалась многими молодыми теоретиками партии. По свидетельству Энгельса, именно Меринг одним из первых приступил к действительной реализации этой задачи. Необходимо при этом отметить, что история – в широком смысле – всегда, с юношеских лет, была для Меринга главной сферой исследовательских интересов.

Открытие материалистического понимания истории Меринг считал величайшей революцией в общественных науках. Заслуги Маркса перед историей он сравнивал с заслугами Дарвина перед естествознанием. По словам Меринга, именно Маркс и Энгельс оказались способны «к тому тонкому и глубокому анализу диалектического взаимодействия условий исторического развития, который фактически стяжал им значение мыслителей, создающих эпоху в истории мысли» [31, с. 29].

Меринг доказывал закономерность возникновения исторического материализма в середине XIX в., когда упростилась запутанная ранее картина социально-экономических отношений и появилась возможность вскрыть движущие силы истории.

Меринг не создал специальных теоретических работ, посвященных материалистическому пониманию истории. Исключение составляет лишь полемическая статья «Об историческом материализме», опубликованная в 1893 г. в качестве приложения к первому изданию «Легенды о Лессинге». Однако все работы Меринга – от фундаментальных исторических исследований до злободневных политических статей – проникнуты основными принципами исторического материализма. Творческое, самостоятельное применение этих принципов к истории немецкого рабочего движения, прусского государства и немецкой литературы составляет его непреходящую научную заслугу[49].

Главным в историческом материализме Меринг считал положение об определяющей роли способа производства материальных благ в общественном развитии и зависимости надстроечной сферы от экономических отношений; учение о закономерности исторического процесса; признание классовой борьбы движущей силой развития во всех антагонистических общественно-экономических формациях, и особенно при капитализме; обоснование исторической миссии пролетариата и объективной необходимости социалистической революции; учение о классовом характере государства и права и партийности идеологии.

Исторический материализм характеризовался Мерингом не только как научная теория, но и как метод научного исследования, чуждый произвольности и шаблону. «Исторический материализм, – подчеркивал он, – не составляет замкнутой системы, которую венчает безусловная истина. Он составляет научный метод, годный для исследования процесса развития человечества» [30, с. 37]. Меринг постоянно настаивал на необходимости творческого применения марксистского метода, результаты которого проверяются общественной практикой, он предостерегал от догматизма. Если бы ученики Маркса, отмечал Меринг, просто повторяли слова своего учителя, защищали добытые посредством его метода результаты как навеки нерушимые положения, они просто не имели бы никакого отношения к Марксу. Ибо «в тех случаях, когда материалистическим пониманием истории злоупотребляли шаблонным образом, – а такие случаи бывали, – оно вело к такому же извращению истины, как и всякий другой шаблон в философии истории» [там же, с. 77]. Сам Меринг стремился применить марксистскую методологию к новым, не исследованным Марксом и Энгельсом (во всяком случае, детально) областям, подтвердить ее результативность новыми историческими фактами. При этом преимущественное внимание он уделял проблеме соотношения экономической и духовной жизни общества.

Уже в статье «Об историческом материализме», полемизируя с представителями философского идеализма[50], Меринг доказывал зависимость технических изобретений и великих открытий от экономических потребностей определенной эпохи, ставил задачу раскрыть источники их возникновения. Приводя в качестве примеров изобретение книгопечатания и пороха, открытие Америки, он делал вывод, что «допущение, будто какое-нибудь изобретение могло быть сделано в какую-нибудь другую эпоху и обусловило бы, в таком случае, другое течение исторических событий, есть пустая игра фантазии» [там же, с. 46]. Нельзя отрицать великих заслуг отдельных личностей, пояснял Меринг, но эти заслуги объясняются в первую очередь тем, что они сознавали сильнее и глубже всех других представителей своего времени современные экономические потребности и средства, ведущие к их удовлетворению.

Не только государство и право, подчеркивал Меринг, но и философия, на «независимости» и «самостоятельности» которой особенно спекулируют идеалисты, возникает из потребности известного народа и известного времени, имеет свои глубочайшие корни в процессе экономического производства этого народа и этого времени [см. там же, с. 146].

Выясняя характер надстроечных явлений, Меринг исследовал в 90-х годах также и проблемы морали. В статьях «Существует ли единая этика», «Этика и классовая борьба», «Этика, этика… без конца» он касался проблем происхождения морали, доказывал, что нравственные понятия отражают в конечном счете экономическую борьбу классов [см. 26, с. 167].

Исследование истории для Меринга не самоцель. Он считал, что изучение прошлого помогает понять настоящее и указывает перспективы будущего. Не случайно он обращался к наиболее острым и актуальным для современности проблемам немецкой истории, давая бой крупнейшим историкам-идеалистам и разоблачая созданные ими мифы. В «Легенде о Лессинге» Меринг поставил одной из своих задач разрушение монархической и националистической «прусской легенды», лежавшей в основе официальной концепции исторического развития Германии. Историко-материалистический метод исследования дал Мерингу возможность вскрыть подлинный классовый характер политики Гогенцоллернов, объяснить национальное объединение страны потребностями капиталистического развития, а не волей и действиями отдельных лиц.

В этой книге (а также в «Истории Германии») Меринг характеризовал государство как классовую организацию. Показывая происхождение прусского государства и прослеживая его развитие, он разоблачил легенду прусских историков о его якобы надклассовом характере. Энгельс писал Мерингу в этой связи: «Вашей большой заслугой является то, что Вы расчистили дорогу в этой навозной куче прусской истории и показали истинную связь вещей» [1, т. 39, с. 56]. Энгельс отмечал также актуальность применения Мерингом сравнительно-исторического метода к изучению национальной истории: «При изучении немецкой истории, которая представляет собой одно сплошное убожество, я всегда убеждался, что лишь сравнение с соответствующими периодами истории Франции дает правильный масштаб, ибо там происходило как раз противоположное тому, что у нас» [там же, с. 85].

«Истинная связь вещей» прослеживалась Мерингом и при характеристике немецкой классической литературы, немецкого Просвещения – главного героя его многочисленных литературно-исторических сочинений. Продолжив работу, начатую Марксом и Энгельсом, Меринг осуществил марксистский анализ истории немецкой литературы XVIII – XIX вв. Творчество Клопштока, Винкельмана, Гердера, Шиллера, Гёте было оценено им как идейно-художественное выражение освободительных устремлений молодой немецкой буржуазии. Исходя из тезиса, что о каждой исторической эпохе (и соответствующей ей идеологической надстройке) следует судить не по басням и сказкам, а по ее экономике, Меринг показал, что классическая литература XVIII в. явилась продуктом начавшейся борьбы за эмансипацию немецкой буржуазии. Для Лессинга, которого теоретики пруссачества пытались превратить в идеолога просвещенного абсолютизма, литература была трибуной борьбы за буржуазно-гуманистические идеалы, против религиозного мракобесия. В своей книге Меринг демонстрировал глубокую социально-политическую обусловленность литературного творчества и его роль в формировании общественного сознания. Трагедии Лессинга глубоко воздействовали на современников именно в силу своего социального пафоса.

На примере истории немецкой литературы Меринг прослеживал ее классовый, партийный характер. Немецкая буржуазия, перестав во второй половине XIX в. быть прогрессивным классом, не смогла сохранить интеллектуальные связи с классическим немецким Просвещением. В силу законов исторического развития это драгоценное наследие стало боевым арсеналом пролетариата. Книга о Лессинге заканчивается постановкой важнейшего вопроса об идейном наследовании рабочим классом прогрессивных традиций буржуазной культуры.

«Легенда о Лессинге» была высоко оценена Энгельсом как образец творческого применения историко-материалистического метода[51]. Еще когда книга печаталась по частям в «Die Neue Zeit», он писал Бебелю: «Отрадно видеть, что материалистическое понимание истории, после того как оно в течение 20 лет, как правило, оставалось в работах молодых членов партии только трескучей фразой, наконец начинает применяться надлежащим образом – в качестве путеводной нити при изучении истории» [1, т. 38, с. 268 – 269]. Вместе с тем Энгельс очень тактично (даже в форме самокритики), но весьма принципиально по существу указывал на недостатки, присущие методологии Меринга. Речь шла о недостаточно глубоком понимании взаимодействия базиса и надстройки. В письме к Мерингу по поводу его книги Энгельс отметил, что существо дела изложено великолепно. Однако, писал Энгельс, «упущен еще только один момент, который, правда, и в работах Маркса, и моих, как правило, недостаточно подчеркивался, и в этом отношении вина в равной мере ложится на всех нас. А именно – главный упор мы делали, и должны были делать, сначала на выведении политических, правовых и прочих идеологических представлений и обусловленных ими действий из экономических фактов, лежащих в их основе. При этом из-за содержания мы тогда пренебрегали вопросом о форме: какими путями идет образование этих представлений и т.п.» [1, т. 39, с. 82].

Следует подчеркнуть, что в общетеоретическом плане суть проблемы понималась Мерингом совершенно правильно. Начиная со статьи «Об историческом материализме» и во всех последующих своих марксистских трудах он постоянно подчеркивал недопустимость отождествления исторической теории Маркса с фаталистической концепцией исторического развития. Возражая буржуазному социологу П. Барту, Меринг подчеркивал, что марксизм отнюдь не отвергает силу и значение идей, не отвергает роли таких идеальных двигательных сил, как честолюбие, месть, философия и право и т.д. Марксизм, писал Меринг, «только утверждает, что эти двигательные силы определяются в конечном счете другими, экономическими силами» [30, с. 53]. Когда представитель анархо-индивидуальной оппозиции «молодых» П. Эрнст выступил с критикой «Легенды о Лессинге», обвиняя ее автора в непосредственном выведении классической немецкой литературы из экономики, Меринг категорически отверг это обвинение. «Пауль Эрнст рассуждает метафизически, но не диалектически, если причину и следствие он понимает как два застывших противоположных полюса и совершенно забывает их взаимодействие. Когда же исторический материализм оспаривал, что отдельное историческое явление, как только оно возникает благодаря другим, в конечном счете, экономическим причинам, в свою очередь воздействует на свое окружение, и даже на свои собственные причины?» [69, с. 175]. Однако Энгельс справедливо фиксирует слабость Меринга в показе тех опосредованных путей, какими экономическое развитие оказывает свое влияние на идеологические области – через политические, юридические и моральные идеи. При анализе конкретной исторической эпохи Меринг не смог в полной мере вскрыть того сложного взаимодействия явлений общественной жизни, с учетом которого только и может происходить выведение идеологических образований из экономических условий[52]. Это обстоятельство наложило на исторические исследования Меринга печать известного схематизма. Программа, выдвинутая Энгельсом в 90-х годах, была полностью реализована только на новом этапе исторического развития, в трудах Ленина и его учеников.

Но Меринг, безусловно, был далек от «экономического материализма и вульгарного социологизма»[53]. Он первым дал отпор Бернштейну, который усмотрел в письмах Энгельса об историческом материализме противоречие с детерминизмом Маркса. Меринг писал, что Бернштейн «хочет перекрестить материалистическое понимание истории в экономическое понимание ее» [31, с. 14], что он не понимает диалектического характера исторических процессов. Возражая Бернштейну, Меринг снова и снова повторял, что марксизму отнюдь не свойственно отрицание роли идей. Отражая процесс общественного развития, идеи приобретают огромную силу обратного воздействия на него. Бернштейн, противопоставляя признание исторической необходимости признанию активной роли идеологических факторов, рассуждает схоластически; материализм отождествляется им с механистически понимаемым детерминизмом. Меринг разъяснял в этой связи, что само по себе признание детерминизма еще не определяет принадлежности философа к определенному лагерю. Суть спора между материализмом и идеализмом не в отношении к детерминизму, а в решении основного вопроса философии. В 90-х годах в серии статей «Некоторые замечания о теории и практике марксизма», публиковавшейся в 1899 г. в «Die Neue Zeit», равно как и в других выступлениях, Меринг доказывал измену бернштейнианцев основным положениям марксистской теории, и прежде всего историческому материализму.