Материалистическое понимание законов общественного развития. Роль насилия в истории

Материалистическое понимание

законов общественного развития.

Роль насилия в истории

Третий отдел «Анти-Дюринга» начинается с исторического очерка, в котором кратко рассмотрена предыстория научного социализма и вместе с тем сжато охарактеризован ряд этапов прогрессивной домарксистской философии истории. «Как всякая новая теория, социализм должен был исходить прежде всего из накопленного до него идейного материала…» [1, т. 20, с. 663]. Анализ предыстории марксизма в «Анти-Дюринге» не только составил классический образец применения метода исторического материализма к конкретному материалу, но в значительной мере содержит яркую обрисовку и его теории.

Характерной чертой прогрессивных домарксовских социологов и философов, в том числе французских мыслителей-материалистов XVIII в., было то, что все они «апеллировали к разуму как к единственному судье над всем существующим» [там же, с. 267]. Это неизбежно приводило их к идеалистическому пониманию причин и источников общественного развития. Следствием такого рода заблуждений было очередное разочарование в концепциях «разума», что в свою очередь создавало питательную почву для агностицизма в философии истории и социологии.

Создать подлинно научную теорию, способную действительно понять и указать путь к разрешению коренных социальных конфликтов, можно было не ранее, чем сами эти конфликты могли приобрести характер полной исторической зрелости и развитости, что превратило бы их во вполне познаваемые объекты исследования. Иными словами, научная зрелость создаваемых социологических теорий в большой степени зависит от уровня зрелости общественных отношений [см. там же, с. 269]. Такие условия стали складываться только тогда, когда возникли капиталистические отношения, обнажившие механизм экономических связей эксплуатации человека человеком и когда появился пролетариат как класс, заинтересованный в истинном познании закономерностей общественного развития. Энгельс тщательно выявляет эти объективные социальные условия, обеспечившие возможность создания подлинно научного философского учения об обществе, т.е. исторического материализма, с присущим ему истолкованием общественного производства как основного и определяющего фактора всего социального прогресса [см. там же, с. 278]. Тенденция развития общества, определяясь динамикой экономических отношений, и прежде всего противоречием между характером производства и формой собственности, такова, что «в этом противоречии… уже содержатся в зародыше все коллизии современности» [там же, с. 282].

Анализ материалистического понимания социальных закономерностей конкретизирован во втором отделе «Анти-Дюринга» – «Политическая экономия». Именно через предварительный анализ экономических закономерностей подводит автор «Анти-Дюринга» читателя к научному пониманию социальных отношений и тенденций их изменения, вызвавших появление и развитие социалистических учений.

Энгельс в «Анти-Дюринге» характеризует ряд вторичных общественных закономерностей – политических, правовых, этических и вообще ценностных, вскрывает зависимость эволюции военного дела от уровня и характера развития производства [там же, с. 175]. Важно отметить, что, анализируя взаимоотношение вооруженных сил и государства, Энгельс предсказывает тенденцию к нарастающему подчинению буржуазного государства порожденному им же и непомерно разрастающемуся милитаризму, который в свою очередь, поглотив все ресурсы государства, должен погибнуть «в силу диалектики своего собственного развития» [там же], ибо его рост в конце концов разрушает его же собственную экономическую капиталистическую основу, которая его питает.

Еще более важно то, что в «Анти-Дюринге» Энгельс, как и в написанном им дополнении «Биржа» к третьему тому «Капитала» [см. 1, т. 25, ч. II, с. 484 – 486], обращает внимание на наметившуюся в западноевропейском капитализме в последней трети XIX в. тенденцию к концентрации капитала, образованию и росту монополий и зарождению механизмов государственно-капиталистического ведения хозяйства. Рост этой тенденции еще более обостряет противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением, о чем столь резко свидетельствуют кризисы перепроизводства. Но как бы много экономических функций ни брало на себя капиталистическое государство, оно «опять-таки есть лишь организация, которую создает себе буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства от посягательств как рабочих, так и отдельных капиталистов» [1, т. 20, с. 290]. Буржуазная экономика подходит на грань социализма, но без пролетарской революции переступить эту грань невозможно. Необходимо установление общественной собственности на средства производства.

Подводя итог историческому развитию социальных и собственно социалистических теорий, Энгельс подчеркивает несовместимость и противоположность научного социализма какому бы то ни было спекулятивному конструированию и доктринерству [см. там же, с. 667 – 668]. Созданная Марксом научная методология и теория общественного развития позволили по-новому, без всякой спекулятивной предвзятости, осмыслить все основные качественные этапы развития человеческого общества. В подготовительных работах к «Анти-Дюрингу» Энгельс, в частности, детализирует характеристику особенностей рабовладельческой общественно-экономической формации, отличающую ее от других формаций классово-антагонистического типа. Но в центре теоретического внимания Энгельса остается проблематика капиталистического способа производства, ибо с ее анализом связаны вопросы осуществления социалистической революции. Исследование закономерностей развития ранних общественно-экономических формаций представляло собой более специальную задачу. К ней Энгельс обращается в своих заметках и набросках по истории древних германцев и других сочинениях.

В «Анти-Дюринге» уделено значительное внимание роли насилия в истории. Это было вызвано необходимостью критики так называемой теории насилия, которая у Дюринга являлась основополагающей как в социологии, так и в его экономических построениях. В данном случае Дюринг был не оригинален и следовал лишь общему для многих буржуазных историков и социологов шаблону, сохранившемуся, впрочем, и до наших дней. Разоблачение несостоятельности «теории насилия» вырастало, таким образом, в принципиальную задачу.

Энгельс указывает, что насилие – это важная составляющая исторического процесса и имеет место внутри любого классово-антагонистического общества, но выступает в различных видах и формах. Через насилие, опираясь на государственный аппарат принуждения, эксплуататоры пытаются замедлить прогрессивное развитие общества, а прогрессивные классы в качестве ответной меры вынуждены прибегать к революционному насилию, которое в переломные моменты истории играет решающую роль. Так, Маркс отмечает важнейшее значение в период французской революции насильственных действий народа, которые стерли феодальные руины с лица Франции, расчистив тем самым путь дальнейшему капиталистическому развитию. Энгельс приводит слова Маркса о насилии как повивальной бабке всякого старого общества, когда оно беременно новым [1, т. 20, с. 189].

Существование насилия в классовом обществе, следовательно, есть объективный факт, и он был хорошо известен всей домарксовской социологии. Но при этом роль насилия обычно в принципе преувеличивалась. «Представление, будто громкие политические деяния есть решающее в истории, является столь же древним, как и сама историография» [там же, с. 163]. В абсолютизации роли политических, а также правовых, моральных и прочих факторов и в непризнании, непонимании причин экономических выражался, как известно, идеализм буржуазной социологии. Дюринг в этом отношении ничем не отличался от многих других буржуазных социологов.

В методологическом плане содержание «теории насилия» Дюринга определялось его же пресловутой «аксиоматикой», в данном случае основанной на «постулате», что человеку от природы присуще стремление порабощать другого, более слабого [см. там же, с. 170]. Насилие, по Дюрингу, является причиной «хозяйственного положения», «экономической силы» [см. там же]. Все содержание политической экономии было сведено им к поверхностной «логической схеме» взаимоотношения двух людей, один из которых, пользуясь силой, принуждает другого заниматься хозяйственной деятельностью, обеспечивающей продуктами питания и прочими материальными благами их обоих. Эти «исходные отношения», в которых налицо еще и такой метафизический момент, как пресловутая «робинзонада», соответствующая индивидуалистически-«атомистическому» буржуазному сознанию, экстраполировались Дюрингом на все общество, и в итоге «теория насилия» фактически переносила его «с экономической почвы на почву морали и права, т.е. из области прочных материальных фактов в область более или менее шатких мнений и чувств» [там же, с. 160]. Происхождение насилия в обществе с такой точки зрения утрачивает социальный и приобретает биологический характер [см. там же, с. 189, 224].

Решающим шагом на пути научного исследования функции насилия в историческом развитии явилась марксистская теория, которая обосновала не только объективную неизбежность насилия в соответствующих условиях, но и вскрыла его подлинную материальную основу, характер и границы его действия. Эта материальная основа – экономические отношения, тогда как в рамках политических отношений основные формы классового насилия получают свою реализацию [см. там же, с. 164].

Маркс и Энгельс не только открыли, но и детально исследовали зависимость форм насилия от уровня развития производства. Эволюция способов насилия – от грубо физических в рабовладельческом обществе до экономического принуждения голодом при капитализме – находится в несомненной зависимости от экономики. Будет ли физическое насилие осуществляться посредством копья, а потом шпаги или посредством применения огнестрельного оружия вплоть до тяжелой артиллерии линейных кораблей – целиком зависит от уровня развития производительных сил. Какую именно цель преследует насилие – строительство пирамид или поддержание режима максимальной эксплуатации рабочих на современном капиталистическом предприятии, – также определяется в конечном итоге уровнем, характером и тенденциями развития производства, из которых вытекает вид социальных потребностей, ради каковых и совершается то или иное конкретное насилие.

Вся система эксплуататорского общества с неизбежностью пронизывается насилием. Но все его проявления являются реализацией соответствующих экономических требований: «…насилие только охраняет эксплуатацию, но не создает ее» [там же, с. 156 – 157], причем для охраны последней создается специальный аппарат насилия – государство.

Открытие законов развития общества дало Марксу и Энгельсу возможность выявить происхождение и функции государства, которое представляет собой не воплощение чьей-либо разумной доброй или, напротив, злой воли, а организацию, создаваемую правящим классом «для охраны общих внешних условий» [там же, с. 290] соответствующего способа производства. В статье «Роль насилия в истории», написанной позднее «Анти-Дюринга», Энгельс детально раскрывает механизм взаимодействия экономических отношений и производного от них политического принуждения посредством государственного аппарата на примере истории Германии XIX в. [см. 1, т. 21, с. 419 – 479].

Что касается возникновения и изменения форм производства и производственных отношений, лежащих в основе изменения форм принуждения, то эти процессы обусловливаются только экономическими причинами, и «насилие не играет при этом никакой роли. Ведь ясно, что институт частной собственности должен уже существовать, прежде чем грабитель может присвоить себе чужое добро, что, следовательно, насилие, хотя и может сменить владельца имущества, но не может создать частную собственность как таковую» [1, т. 20, с. 166]. В основе классового принуждения, таким образом, лежит, если быть более точным, экономическое неравенство. Но это означает, что не только насилие, но и добровольность, свобода и равенство, выступающие как явления, насилию и неравенству противоположные[6], также зависят от уровня и характера развития производства.

Итак, роль насилия в истории, в том числе политическая и революционная, в принципе вторична по отношению к экономическим потребностям, тенденциям и процессам. Если насилие противоречит экономической необходимости, долговечным оно не бывает. Таковым оно может стать лишь тогда, когда оно совпадает с насущными потребностями хозяйственной деятельности, в целом соответствуя уровню и задачам поддержания последней (например, в условиях древневосточных деспотий).

Критикуя Дюринга и за то, что в его концепции «все сводится к психологии, которая, к сожалению, оказывается еще гораздо более „отсталой“, чем политика» [там же, с. 647], Энгельс отмечает в то же время действительную роль социально-психологических механизмов, в частности традиций, которые широко и умело использовались правящей верхушкой в процессе ее возвышения над общинами и консолидации в господствующий класс. «Даже образование первобытной аристократии на почве общей собственности на землю – как это было у кельтов, германцев и в индийском Пенджабе – опирается вначале вовсе не на насилие, а на добровольное подчинение и привычку» [там же, с. 166]. Данный вывод Энгельса подтверждается новейшими исследованиями.

Опровержение Энгельсом концепции насилия как главной и решающей силы исторического процесса чрезвычайно важно в наши дни в идеологическо-политическом плане. В стратегической направленности полемики Энгельса против Дюринга содержатся методологические принципы очень актуальной на нынешнем этапе мирового революционного процесса критики марксистами анархизма и всякого иного ультра-«левого» экстремизма, абсолютизирующего насилие при игнорировании его производной, объективно экономически обусловленной функции.