Право. Диалектика свободы и необходимости

Право.

Диалектика свободы и необходимости

Каждая общественно-экономическая формация предполагает не только свои формы и виды насилия, но и свои формы и виды свободы и равенства. В условиях первобытнообщинного строя относительным равенством и свободой пользовались только члены общины, а на иноплеменников, как правило, распространялось абсолютное насилие. В античном обществе абсолютное насилие сохраняется, но оно распространяется уже по классовому признаку – по отношению к рабам (которые в своем подавляющем большинстве являлись военнопленными, т.е. теми же иноплеменниками) [см. 1, т. 20, с. 105]. Равенство всех людей все еще «представлялось античному человеку не только безумным, но и преступным…» [там же, с. 636]. В свою очередь среди свободных граждан рабовладельческого общества равенство начинает дифференцироваться на политическое и экономическое. Если первое лежало на поверхности, создавая в периоды господства рабовладельческой демократии иллюзию полного равенства среди всех свободных граждан, то второе исподволь продолжало углублять дифференциацию общества даже в эти периоды, экономически подчиняя одни слои свободных граждан другим, экономически более влиятельным.

Гражданское право возникает как продукт разрешения противоречия между сохраняющимся формальным политическим равенством и возникающим действительным экономическим неравенством среди свободных граждан античного римского общества. Наряду с уголовным правом оно было призвано регулировать применение средств принуждения во взаимоотношениях между политически равноправными свободными гражданами.

С возникновением в Европе феодальных отношений и благодаря формированию государственных образований, замечает Энгельс, зарождаются элементы межгосударственных правовых отношений, призванных в этой области хотя бы в какой-то степени регулировать и контролировать механизм насилия и принуждения. Однако лишь буржуазные производственные отношения формально регламентировали посредством правовых норм соотношение равенства и принуждения, возложив на каждую из этих сторон свою функцию в общественных отношениях в соответствии с потребностями общественного производства в условиях господства частной собственности.

Наконец, в условиях коммунистического общества, предсказывает Энгельс, будет достигнуто действительное и полное экономическое равенство между людьми именно потому, что в условиях неизмеримо возросшего уровня развития производства станут совершенно излишни не только классы вообще, не говоря уже о классах взаимно-антагонистических, но и деление граждан по национальным и государственным признакам. Всякая опирающаяся на насилие политическая диктатура как господство одной части общества над другой полностью отпадет, навсегда отойдет в прошлое.

Но будет ли это означать, что полное социальное равенство граждан коммунистического общества будет носить абсолютный характер и что совершенно исчезнут всякие формы общественного регулирования, всякие формы общественного авторитета?

Говоря о содержании пролетарского требования равенства, которое «сводится к требованию уничтожения классов» [там же, с. 108], Энгельс подчеркивает, что «всякое требование равенства, идущее дальше этого, неизбежно приводит к нелепости», которая была характерна и для писаний Дюринга насчет будущего [см. там же]. Более подробно эту мысль о неизбежности определенных регламентированных форм принуждения Энгельс поясняет в работе «Об авторитете» (см. выше § 2 главы 11 настоящей книги) в связи с критикой в адрес анархистов.

В «Критике Готской программы», написанной за год до начала работы Энгельса над «Анти-Дюрингом», Маркс указывает конкретно, какая именно сфера права должна в первую очередь отмереть на высшей фазе коммунистического общества, и он именует ее «буржуазным правом» [см. 1, т. 19, с. 20]. Маркс имеет в виду прежде всего совокупность юридических норм, направленных при социализме на поддержание системы распределения по труду, что фактически не обеспечивает полного экономического равенства между трудящимися. Сохранение экономического неравенства приводит в конечном итоге к сохранению и уголовного права (оно исторически было первой и определяющей во всей системе правовых отношений формой права, поскольку именно через него карательными средствами проводились и защищались политические интересы господствующего класса). Неизбежность уголовного права на первой фазе коммунизма вызывается тем, что в условиях распределения по труду есть необходимость насилия по отношению к преступным элементам, нарушающим нормальное течение жизни в экономике и других сферах социалистического общества.

Отмирание уголовного права вместе с политической формой сознания не означает отмирания всех других административных норм, сохранение, возникновение и дальнейшее развитие которых будет диктоваться в первую очередь непосредственными потребностями развития и планирования производства, обслуживания, воспитания, обучения и т.д. Административные функции, регулирующие социальные отношения и контролирующие их выполнение, могут быть эффективно и регулярно действующими лишь тогда, когда они конституированы в определенную совокупность общественных норм. Следует еще раз подчеркнуть, что отношения между людьми и соответствующие им нормы в целом приобретают в коммунистическом обществе качественно иное содержание, чем в условиях классово-антагонистических формаций.

Наряду с анализом диалектических отношений между экономическими, политическими и правовыми факторами Энгельс исследует и то, как с ними соотносятся моральные нормы. В «Анти-Дюринге» получили яркое освещение взгляды Маркса и Энгельса на мораль как на элемент идеологической надстройки общества, исторически изменяющейся в зависимости от характера производственных и классовых отношений в обществе.

К анализу содержания и роли насилия, а также морали в развитии общества примыкает в «Анти-Дюринге» проблема соотношения свободы и необходимости, которая является одной из центральных в марксистской философии. К анализу этой проблемы в ее разных аспектах и моментах Маркс и Энгельс возвращались неоднократно [см. 8]. Еще в домарксовской философии и социологии эти вопросы, решаясь по-разному, занимали важное место, что объясняется огромным их значением для практики общественной жизни людей. Само понятие свободы коренным образом не раз менялось в ходе исторического развития общества и общественного сознания. Эти изменения, так же как и изменения в понимании равенства, были в конечном итоге отражением соответствующих изменений уровня и характера развития общественного производства, ибо «люди завоевывали себе свободу всякий раз постольку, поскольку это диктовалось им и допускалось не их идеалом человека, а существующими производительными силами» [1, т. 3, с. 433].

Особое значение в процессе теоретического становления понятия свободы имеют взгляды таких предшественников марксизма, как Руссо, Фейербах и Гегель. Для Гегеля «свобода есть познание необходимости». «Слепа необходимость, – цитирует Гегеля Энгельс, – лишь поскольку она не понята» [1, т. 20, с. 116; ср. 4, т. 1, с. 323]. От абстрактного понимания свободы, метафизически обособленного как от соответствующих форм необходимости, так и от исторических условий, Гегель сделал важный методологический шаг к ее конкретному пониманию. Но происхождение и сущность самой свободы, как и необходимости, понимались им идеалистически.

Принимая рациональное ядро гегелевского положения о свободе как познанной необходимости, Энгельс дает этому положению принципиально новое, глубоко материалистическое обоснование, во-первых, связывая содержание необходимости и свободы не с телеологическим развитием «абсолютного духа» и способностью его к «игре» присущих ему сил, но с объективными каузальными законами естественного и социального развития, а во-вторых, включая в понятие свободы тезис о практической реализации людьми обретенных ими возможностей. «Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей. Это относится, – далее развивает свою мысль Энгельс, – как к законам внешней природы, так и к законам, управляющим телесным и духовным бытием самого человека… Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела… Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы… господстве над нами самими и над внешней природой; она поэтому является необходимым продуктом исторического развития» [1, т. 20, с. 116]. Более детально процесс становления свободы как начала овладения человеком силами природы был исследован Энгельсом в отдельной статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» [см. там же, с. 486].

На первый взгляд кажется, что достаточно приобрести знание объективных законов, чтобы обрести по отношению к ним свободу действия. Но диалектика здесь такова, что «чем свободнее суждение человека по отношению к определенному вопросу, с тем большей необходимостью будет определяться содержание этого суждения; тогда как неуверенность, имеющая в своей основе незнание и выбирающая как будто произвольно между многими различными и противоречащими друг другу возможными решениями, тем самым доказывает свою несвободу, свою подчиненность тому предмету, который она как раз и должна была бы подчинить себе» [там же, с. 116].

Энгельс подчеркивает, что само по себе знание объективных законов оказывается хотя и необходимым, но недостаточным условием для претворения свободы в жизнь. Ведь свобода обретает реальный смысл только тогда, когда человек, опираясь на свои знания, подчиняет своим интересам соответствующие объекты, связи и отношения действительности. Такое подчинение может быть осуществлено только в ходе практической деятельности, опирающейся на достигнутый уровень развития производительных сил и познания законов природы и общества. В свою очередь, практика как социальный процесс определяется в основном не автономной субъективной волей и деятельностью отдельных индивидуумов, а существующей общественной системой, которая детерминирует характер интересов и целей отдельных людей и коллективов.

Степень реализации и характер свободы человека зависят, таким образом, не только от общего уровня знания им законов природы и достигнутого в данную эпоху уровня развития производительных сил, но и от типа социально-экономических отношений, в рамках которых люди за нее борются. Поэтому подлинная свобода человека, не ограниченная узостью классовых рамок, указывает Энгельс, наступит лишь в коммунистическом обществе, «где впервые можно будет говорить о действительной человеческой свободе, о жизни в гармонии с познанными законами природы» [там же, с. 117]. Только коммунистические отношения создадут условия, позволяющие совершить «скачок человечества из царства необходимости в царство свободы» [там же, с. 295]. Решить такую задачу – «историческое призвание современного пролетариата» [там же]. А исследование условий и закономерностей этого переворота есть «задача научного социализма» [там же]. Таково диалектико-материалистическое решение проблемы свободы и необходимости, обоснованное в «Анти-Дюринге».