Вопросы теории познания

Вопросы теории познания

В центре интересов Дицгена стояли вопросы материалистической теории познания. Он писал: «Монистическим наш взгляд может стать лишь благодаря материалистической теории познания» [8, с. 151]; «познание и есть предмет философии» [там же, с. 157]. Философская материалистическая теория познания ставит себе «целью изучить познание как таковое, т.е. исследовать метод познания» [там же]. Дицген рассматривал познание как диалектический процесс. При исследовании человеческого познания он, как подчеркивает Ленин, стоял на точке зрения его постоянного развития. «Ни одна вещь, – писал Дицген, – ни один атом не познаваем до конца. Каждая вещь неисчерпаема в своих тайнах, вечна и неразрушима. Тем не менее мы ежедневно ближе знакомимся с вещами и узнаем, что нет ничего такого, что недоступно нашему уму. Как неограничен человеческий дух в раскрытии тайны, как неисчерпаем он по богатству новых открытий, так неограниченно и во всей своей полноте познается им неисчерпаемое и непознаваемое как в частностях, так и в целом» [там же, с. 129].

Сомнения в близости философии Дицгена к философии Маркса, вытекающие из включения Дицгеном мышления в понятие материи, в значительной степени рассеиваются, когда мы обращаемся к его трактовке познания как отражения мира. Он предельно категоричен в различении образа и вещи. Человеческое познание не есть абсолютное совпадение мысли с объектом. Оно лишь художник, создающий относительно истинные образы реальных вещей. С точки зрения диалектики процесса отражения Дицген критиковал метафизическую трактовку отношения мышления к бытию: «Никогда не было сказано ни об истине, ни о познании ничего более бессмысленного, чем то, что о ней говорит ходячая логика уже целые тысячелетия: истина – это совпадение нашего познания с предметом последнего. Как может картина „совпадать“ со своей моделью? Приблизительно, да. Но какая картина не соответствует приблизительно своему предмету? Ведь всякий портрет более или менее похож. Но целиком и нераздельно похожий портрет – это неестественная мысль» [там же, с. 102].

Чтобы теория познания могла уяснить себе свой предмет, свой метод и задачу, говорил Дицген, «она должна более или менее отрешиться от характера специальной науки и заняться изучением всей природы в ее целом» [там же, с. 161]. Научное исследование познавательной способности и разработка метода познания должны быть подчинены задаче революционного преобразования общественных отношений. Метод познания универсальной природы сам должен быть универсальным, всеобщим; теория познания основывается на универсальных логических законах, отражающих наиболее общие законы универсума. Такой теорией познания может быть лишь диалектическая логика, а методом ее – диалектический метод, рассматривающий явления материального мира с точки зрения их универсальной связи и взаимообусловленности, в их движении и развитии через борьбу противоположностей. Материалистическая диалектика, по словам Дицгена, это – «центральное солнце, от которого исходит свет, озаривший нам не только экономию, но и все развитие культуры, и которое в конце концов осветит и всю науку в целом до „последних ее оснований“» [там же, с. 295].

Последовательно материалистическая теория познания может быть только научной. Соответственно теоретик познания должен выступать не как мудрец, а как специалист, памятуя о том, что «философия хочет быть наукой и не желает снова возвращаться ко временам древности и быть всеобщей мудростью» [там же, с. 157]. Логика, становясь научной, не перестает быть диалектической и универсальной. Этот вывод кажется особенно важным на фоне позитивистского плюрализма «логик», основывающихся не на универсальных законах бытия, а на произвольно выбранных правилах комбинации высказываний. Дицген выступал за такую логику, в которой истина рассматривается не как метафизическое совпадение мысли с действительностью, а как процесс ее идеального воспроизведения, ее отражения в сознании человека. Такая логика, по мнению Дицгена, должна быть одновременно и теорией познания. Он – за «логическую диалектику», или «диалектическую логику», за логику, поднятую до уровня диалектики, или, что одно и то же, диалектику, понятую как логика, которая «должна заниматься изучением не только мышления, но также и оригинала, с которого мышление снимает свои копии» [там же, с. 192]. Как мы видим, Дицген хочет осмыслить марксистский тезис единства диалектики, логики и теории познания материализма и сознательно отстаивает его.

Дицген был ярким и глубоким критиком агностицизма. Он чрезвычайно тонко ставил и решал вопрос о том, каким образом человеческое мышление, будучи ограниченным и относительным, способно познавать неограниченную и универсальную природу, объективную истину. Критикуя кантовское субъективистское разграничение познания и реального мира, Дицген утверждал, что кантовская «непознаваемая вещь в себе» была сначала вещью для нас, чтобы затем быть экстраполированной в природу, короче, что это чисто мысленная вещь. В связи с критикой Дицгеном кантовского агностического учения о вещи в себе Энгельс писал: «Изображение вещи в себе как мысленной вещи было бы очень хорошо и даже гениально, если бы можно было быть уверенным, что он сам додумался до этого» [1, т. 32, с. 156]. Дицген убедительно показал, что человек способен познавать природу, что нет вещей непознаваемых, а есть вещи еще не познанные, которые будут открываться человеку в процессе постижения абсолютной истины через относительные ее проявления. Неисчерпаемая вселенная не есть нечто недоступное для человеческого познания. Вся ее глубина, по мнению Дицгена, открыта для нашей способности различать и образовывать понятия. Наш интеллект составляет часть неисчерпаемой вселенной, а следовательно, он представляет собой определенный элемент ее неисчерпаемости.

В теории познания Дицген был и материалистом и диалектиком. Однако всей глубины и значения опосредствования человеческого познания социальной практикой он не понял. Говоря об исторических изменениях материализма, Дицген не рассматривал эти изменения как отражение реальной исторической практики, смены общественных отношений в ходе истории. Между тем только такой анализ мог подвести прочный фундамент под отстаиваемый им принцип развития, под его понимание относительности каждого человеческого акта познания, его учение об абсолютной и относительной истине, о всесторонней связи и взаимосвязи явлений мира. Дицген сознавал, что естественно-исторический материализм необходимо доводить до материалистического взгляда на историю, однако в своих сочинениях он не пошел дальше своеобразной «диалектизации» фейербаховского материализма и нигде не проводил коренного различия между материализмом Фейербаха и историческим материализмом. И его теория познания есть в конечном счете не более чем определенная «диалектизация» теории познания Фейербаха, но без осознания принципиальной социальной ограниченности последней. Даже критика агностицизма, которой Дицген уделял много внимания, оказалась у него по существу чисто теоретической, мыслительной.

Хотя в своих рассуждениях об относительности человеческого познания Дицген часто впадал в путаницу, делая уступки идеализму и агностицизму, он высказал целый ряд метких соображений. Для своего времени предположение Дицгена о том, что каждая частичка материи есть неисчерпаемый предмет для человеческой познавательной способности, весьма продуктивно. Его мысль о том, что именно благодаря этому человек способен познавать абсолютную истину, глубока. «Неисчерпаемость или бесконечность, – писал Дицген, – есть предикат, свойственный всем без исключения вещам и также нашей познавательной способности» [8, с. 103]. В целом оценивая теорию познания Дицгена, следует подчеркнуть, что сама попытка изложить диалектико-материалистическую теорию познания, причем не академически, а как гносеологическую позицию пролетариата, является бесспорно положительной.