Становление труда как специфически человеческого способа жизнедеятельности и ступени социогенеза

Становление труда

как специфически человеческого

способа жизнедеятельности

и ступени социогенеза

Силой, направляющей процесс морфологических изменений предковых форм высших антропоидов, явился труд. В каком смысле труд создал человека, если собственно труд сложился, как пишет Энгельс, именно только в процессе антропогенеза? Ведь именно труд, подчеркивает Энгельс, составляет «характерный признак человеческого общества, отличающий его от стада обезьян» [1, т. 20, с. 491].

Метафизическое мышление сегодня, так же как и во времена Энгельса, не способно вскрыть противоречивую природу труда, отыскать «намеки» на труд в животном мире и в то же время избежать биологизации этого социального феномена. В современной буржуазной литературе распространены концепции, либо игнорирующие роль труда в процессе антропогенеза (П. Тейяр де Шарден, А. Харди и др.), либо сводящие суть трудовой деятельности ископаемых форм высших антропоидов к чрезвычайно примитивной манипуляции материальными предметами, причем отбрасываются скрытые механизмы их коммуникативной деятельности и формирующейся рефлексии (Р. Лики).

Абсолютизация любого из указанных моментов искажает как социальную сущность человека, так и биологическую сущность животного мира. Например, З. Фрейд рассматривал человека как животное, «скованное» культурой, а К. Лоренц, подобно Ф. Ницше, считает современного человека лишь промежуточным звеном между животным и собственно человеком. Другая крайность – искусственная социализация отношений в животном мире, поиски там «классов», «собственности», «агрессии». Словом, либо социальные отношения человеческого общества «накладываются» на определенные явления животного мира, либо биологические механизмы этого мира трактуются в качестве стержня социальных отношений и движущих сил общественного развития. Поэтому для установления истины становится актуальным обращение к творческому наследию Энгельса, убедительно доказавшего, что труд, являясь фундаментальной основой всякой практики и ее главным видом, не только создал, но и продолжает непрерывно «воссоздавать» человека как общественное существо.

Энгельс развивает мысль о том, что труд в своих генетических истоках основан на специфических формах биологического приспособления высших животных к окружающей среде. Суть этой адаптации состоит в том, что жизнедеятельность организма может быть обеспечена не только пассивным, рефлекторным приспособлением к среде, но и активным изменением, преобразованием этой среды, чему на первых порах служит образование соответствующих инстинктов и естественных органов труда.

Источником человеческого труда, вероятно, является инстинктивный, животнообразный труд как особый вид биологической специализации, при которой адаптация к среде происходила через воздействие на среду. Энгельс воссоздает картину того, как предковые формы высших антропоидов встали на путь вначале эпизодического, а затем и систематического использования отдельных предметов природы в качестве дополнения к естественным органам обеспечения своей жизнедеятельности. Энгельс прослеживает, как эта деятельность изменяла морфологию предковых форм высших антропоидов, как новая форма приспособления привела к появлению охоты в качестве основного средства обеспечения жизни, а следовательно, к употреблению мясной пищи, способствующей ускоренному развитию мозга, и к развитию его сигнально-коммуникативных функций [см. там же, с. 492, 489].

Постоянное использование биологически бесполезных предметов природы в качестве средств обеспечения жизни постепенно приводило к выбору наиболее удобных и к исправлению найденных в природе «полуфабрикатов» и требовало ускоренного развития мозга. Словом, отбор и доделка естественных неорганических предметов перед непосредственным использованием их в качестве орудий труда открывали новую страницу антропогенеза. Постепенные количественные изменения на этом пути вели к качественному скачку, суть которого – создание искусственных орудий труда, прежде всего каменных. «Труд, – резюмирует Энгельс, – начинается с изготовления орудий» [там же, с. 491].

В этом пункте развития произошли изменения в соотношении доминировавших до сих пор биологических и качественно новых социальных закономерностей. Согласно современным представлениям, биологическая перестройка организма к этому времени в основных чертах уже завершилась, далее совершенствовалась уже лишь структура мозга при практически неизменной его массе. И именно отсюда берет начало развитие присущих человеку форм собственно социальности. Это – тот «перерыв постепенности» развития, тот рубеж двух периодов данного процесса, относительно которых можно говорить как «о естественном рождении человека в ходе биологической эволюции и „самопорождении“ человека в результате собственной предметной деятельности» [6, с. 21].

«Развитие мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению, – говорит Энгельс, – оказывало обратное воздействие на труд и на язык, давая обоим все новые и новые толчки к дальнейшему развитию. Это дальнейшее развитие с момента окончательного отделения человека от обезьяны отнюдь не закончилось, а, наоборот, продолжалось и после этого…» [1, т. 20, с. 490]. Совершенствовалась идеальная сторона труда. Развитие мозга, подчиненных ему органов чувств и целенаправленности сознания оказывало обратное воздействие на труд и на язык. В рамках второй сигнальной системы формируется качественно новый тип «орудий» труда – слово, знание и предвидение.

Рассматривая, таким образом, становление труда, являющегося специфически общественным, собственно человеческим способом бытия, в качестве основы социогенеза, Энгельс последовательно реализует диалектико-материалистический принцип закономерной смены объективных стадий движения от одного качества к другим также и применительно к стадиям становления социальной формы развития. Он направляет острие своей концепции как против мифа о дикарях-одиночках, впоследствии будто бы «договорившихся» об объединении в общество, так и против примитивной натурфилософской идеи о заимствовании человеком социальных навыков у животных. Энгельс предостерегает против проведения метафизической аналогии между формами общежития у формирующихся первобытных людей и структурой отношений в обезьяньих стадах; он отвергает неправомерную экстраполяцию закономерностей, свойственных последним, на процесс антропогенеза. Однако ошибочность этой аналогии не означает отсутствия всякой генетической связи между социальными животными и предлюдьми.

Мысль Энгельса состоит в том, что предковые формы высших антропоидов были общественными животными, и было бы нелогично «выводить происхождение человека, этого наиболее общественного из всех животных, от необщественных ближайших предков» [1, т. 20, с. 488 – 489]. Энгельс выдвигает в своем очерке плодотворную идею существования в отдаленном прошлом «переходных существ» как своеобразного связующего звена и одновременно границы между животным и социальным мирами. Этап «отрыва» человека от животного мира связан, по его мнению, с развитием наших обезьяноподобных предков, которые были «общественными животными» [там же, с. 488], а стадия завершения антропосоциогенеза – с эволюцией формировавшихся людей [см. там же, с. 489]. Эта идея «раздвоенности» скачка от биологической к социальной форме движения материи нашла свое отражение в общепринятой у нас ныне концепции двух диалектических скачков в процессе антропосоциогенеза.

Вскрытая Энгельсом диалектика развития труда и формирования речи отражает объективное противоречие между уже сложившимся качественно новым отношением предлюдей к природе и инерцией прежнего типа связей. Это противоречие имеет одним из этапов своего разрешения «второй скачок» на пути социогенеза, осуществление которого было обусловлено возросшей потребностью в координации и организации деятельности индивидов. Развивается язык как средство коммуникации, организации и познания.

Взгляды Ф. Энгельса на проблемы социогенеза сохраняют все свое методологическое значение и в наши дни. До сих пор ряд западных ученых стремится принизить роль труда в процессе антропосоциогенеза. Э. Майр, например, утверждает, что использование орудий и даже их изготовление широко распространено уже в царстве животных, что только речь, а не труд, стала «ключевым изобретением, которое сыграло роль пускового механизма при переходе от гоминид к человеку» [3, с. 38]. Противопоставление речи и труда встречается и у других буржуазных авторов – лингвистов, социологов, антропологов, историков. Так, Маклюэн провозглашает решающей детерминантой общественных отношений средства и механизмы знаково-коммуникативной связи. Превращая эту сторону социальной деятельности в абсолютную силу, он противопоставляет средства коммуникации средствам производства.

Энгельс показал, что именно труд порождает объективную потребность речевого общения. Коллективный труд на заре человечества обусловил коллективизм в других сферах жизнедеятельности людей. Но речь оказала обратное влияние на развитие труда.