Фальсификация буржуазными марксологами и ревизионистами проблем генезиса марксистской философии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фальсификация буржуазными марксологами и ревизионистами проблем генезиса марксистской философии

Исследование генезиса марксистской философии связано с выявлением отношения марксистской философии к ее теоретическим источникам. Освещая эти вопросы, последовательные марксисты-ленинцы подчеркивают, что Маркс и Энгельс осуществили коренной переворот в философии и что это было связано с тем, что они стали на позиции борьбы за полное освобождение пролетариата от эксплуатации и угнетения путем социалистической революции и одновременно с тем, что Маркс и Энгельс восприняли и развили дальше передовые традиции предшествующей философии, а также утопического социализма и классической буржуазной политической экономии[71].

Хотя многие буржуазные марксологи признают существование преемственной связи между марксистской философией и, например, философскими системами Гегеля, Фихте, Канта, Фейербаха, теориями социалистов-утопистов, но интерпретируют эти связи искаженно, в соответствии со своим ложным пониманием марксизма.

Большое место в современных марксологических фальсификациях занимает искажение действительного соотношения философских концепций Маркса и Гегеля. Можно нередко встретить высокие оценки критики Марксом гегелевской системы абсолютного идеализма, но эти авторы вместе с тем принципиально искажают содержание самой марксистской философии. Это характерно для экзистенциалистов, персоналистов, представителей франкфуртской школы, т.е. для тех направлений в буржуазной и ревизионистской философии, в которых гегелевский Абсолют подвергается критике с позиций субъективного идеализма.

Например, Ж. Ипполит, подменяя марксизм экзистенциалистски обработанным неогегельянством, в то же время критиковал Гегеля за то, что в его философии «индивидуальное» поглощается «универсальным», «Абсолютом». На словах признавая Марксову критику спекулятивного идеализма Гегеля, Ипполит в действительности становится на сторону Гегеля против Маркса, когда развивает свои идеалистические представления о духовной природе человеческой деятельности, об извечно присутствующем в ней якобы отчуждении, которое является-де просто-напросто единственно возможным способом объективизации сознания. И Ипполит заключает, что Марксова философская концепция-де «противоречива», ибо Маркс попытался в ней якобы соединить тезис материализма с идеей диалектики и истории.

Внешне признавая достижения Маркса в критике гегелевской философии, Ж.-П. Сартр сводит их к двум моментам: во-первых, – к критике Марксом гегелевского идеализма и утверждению им принципа первичности бытия в отношении сознания; во-вторых, – к критике Марксом гегелевского рационализма, согласно которому бытие отождествляется с сознанием в рациональной форме, с теоретическим знанием. Однако в искаженном представлении Сартра эти два момента по сути дела совпадают: для него отрицание идеализма сводится к отрицанию рационализма. Таким образом, Сартр превращает Маркса, вопреки всем фактам истории философии, в иррационалиста.

В целом по той же логической схеме, что и у Сартра, учение Маркса сопоставляется с гегелевской диалектикой во многих современных ревизионистских концепциях субъективистского толка (например, у Р. Гароди). Эта ложная схема исторически восходит к идеалистической работе Д. Лукача «История и классовое сознание». Действуя в рамках этой схемы, ревизионисты в качестве исторических заслуг Маркса признают обычно, что он, Маркс, разрушил гегелевское абсолютное тождество бытия и мышления, утвердил первенство бытия и исторической практики в отношении знания, преодолел отчужденную форму философствования. Как главный момент в подобных интерпретациях проходит ложная идея чуждости друг другу и полной разнородности таких сторон социальной практики, как субъективное и объективное, целеполагание и детерминизм, творчество и знание. Эти ложные оценки отношения Маркса к гегелевской философии внутренне связаны с субъективистской интерпретацией самой философии Маркса, и прежде всего марксистского диалектического метода. Характерно, что некоторые авторы, например Гароди, стоящие на позициях субъективизма, при описании теоретических корней марксистской философии отдают предпочтение Фихте перед Гегелем. Тем самым существенно искажается отношение марксизма к его теоретическим источникам, в них выдвигается ими на первый план субъективный идеализм Фихте, смазывается роль диалектики Гегеля.

Один из вариантов субъективно-иррационалистической трактовки отношения Маркса к гегелевской философии навязывается представителями франкфуртской школы (Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймером и др.)[72]. В гегелевской диалектике они акцентируют идею отрицания, негативность, но при этом ее абсолютизируют. Они считают, что сам Гегель развил эту негативность недостаточно. В этой связи представители франкфуртской школы делают вид, что они примыкают к Марксовой критике в адрес гегелевской диалектики, которую развивал Маркс в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», когда он указывал на «некритический позитивизм» Гегеля, на недостаточное развитие принципа отрицания в гегелевской диалектике и ее идеалистический характер. Но за этими демагогическими ссылками представителей франкфуртской школы на Маркса скрывается их борьба против самой марксистской диалектики, в которой отрицание носит глубоко диалектический, в конечном счете созидательный, характер и неразрывно связано с признанием, утверждением исторического прогресса и т.д. Представители же франкфуртской школы проповедуют «голое», «тотальное отрицание», которое является философской основой их социально-политических выводов в духе анархизма и реакционного утопизма.

Если представители субъективистских течений в буржуазной марксологии и ревизионизме в той или иной мере, в той или иной форме отличают марксистскую диалектику от гегелевской, хотя и фальсифицируют их содержание, то представители других течений, например неогегельянцы, неотомисты, подчас грубо отождествляют марксистскую диалектику с гегелевской. Так поступает Г. Веттер в своей неоднократно переиздававшейся книге «Диалектический материализм».

Г. Веттер уверяет своих читателей, что в результате анализа ранних работ Маркса ему удалось вскрыть «гегельянское происхождение» основных понятий марксизма (таких, как «коммунизм», «революция», «бесклассовое общество», «прибавочная стоимость» и т.п.) и показать, что эти понятия коренятся в учении о «самоотчуждении» человеческого существования в условиях частной собственности и его «обратном восстановлении», которое явится следствием революции. В этой связи Веттер наклеивает на марксизм ярлык «одной из форм» гегельянства.

Г. Веттер и пишущий в том же духе католический теоретик Я. Гоммес, автор книги «Технический эрос», закрывают глаза на тот давно уже убедительно доказанный марксистскими историками философии факт, что Маркс, анализируя проблему отчужденного труда, мыслил не в духе гегелевских умозрительных схем и понятий, но исходил из анализа конкретных экономических фактов. «Отчуждение» и некоторые другие термины, взятые из прежней философии, Маркс наполнил качественно новым содержанием. В его понимании эти термины приобрели противоположный Гегелю, материалистический смысл.

Исходя из ложной идеи о противоположности материализма и диалектики, буржуазные марксологи зачастую утверждают, будто Маркс, пытаясь «сохранить» диалектику, совершал невольные отступления от материализма. В своих работах «Человек и природа у молодого Маркса» и «Перевертывание Гегеля» Веттер, ссылаясь на то, что Маркс различал две традиции в предшествующем материализме (линию Декарта, Гоббса, тесно связанную с развитием естествознания, и линию Локка, Кондильяка и Гельвеция, впадающую в русло домарксистского социализма и коммунизма), заявляет, что якобы Маркс сделал «выбор» исключительно в пользу последнего и тем самым покинул почву материализма. Веттер старается использовать в интересах своей фальсификации то, что Маркс понимал свое учение не в смысле «враждебного человеку» механистического материализма, а в смысле материализма, «совпадающего» с действительным гуманизмом и научным коммунизмом. «Однако здесь встает вопрос о том, – софистически пишет Веттер, – может ли эта Марксова концепция совпадения натурализма и гуманизма по праву характеризоваться как материализм» [37, с. 2]. При этом Веттер рассуждает как типичный фальсификатор. На самом же деле марксистский материализм – это не прежний, механистический материализм, чуждый диалектике, но материализм, органически слитый с диалектикой и являющийся творческой основой подлинного гуманизма.

Идею о противоположности материализма и диалектики буржуазные марксологи навязывают и тогда, когда они принимаются за рассмотрение отношения Маркса к материализму Фейербаха. Одни из них стараются представить Маркса как последователя идеалистической диалектики Гегеля и в этой связи противопоставляют марксистскую философию материализму Фейербаха, совершенно вопреки тому, что Маркс и Энгельс сами неоднократно в своих работах («Экономическо-философские рукописи 1844 года», «Святое семейство», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии») подчеркивали определенную преемственность, существующую между философией Фейербаха и их собственными воззрениями. Другие буржуазные фальсификаторы интерпретируют материалистические высказывания Маркса периода формирования марксизма (о «природном» человеке и т.п.) как чисто фейербахианские [см., напр., 23]. Этим они преследуют цель представить марксистскую философию как вариант фейербахианства.

Общий же смысл всех этих спекуляций очевиден: их авторы пытаются изобразить марксистскую философию как неправомерное соединение разнородных воззрений – идеалистической диалектики и фейербаховского материализма, как эклектическую теорию.

Современные буржуазные марксологи обращаются подчас и к вопросу об идейных связях между марксистской философией и теориями утопических социалистов – Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Прудона [см. напр., 12; 25]. При этом марксизм они нередко сближают с домарксовским утопическим социализмом. Например, Л. Колаковский считает, что Маркс, хотя он и является создателем новой философской системы, однако по важнейшим вопросам якобы лишь суммировал идеи Сен-Симона, Вейтлинга, Бланки – в том числе о закономерности наступления социализма, об исторической миссии пролетариата, о неизбежности пролетарской революции и т.п. Подобными утверждениями «марксологи» пытаются свести на нет ту огромную работу, которую Маркс и Энгельс осуществили по критике утопического социализма и созданию подлинно научной теории общества, по разработке концепции научного социализма. Эти утверждения Колаковского глубоко извращают генезис марксизма.