Русская домарксистская социология и теория исторического материализма

Русская домарксистская социология

и теория исторического материализма

Русские мыслители домарксистского периода, не сумевшие выйти за пределы исторического идеализма, в целом не смогли достоверно воспроизвести и понять особую природу исторического материализма. Если все-таки и делались попытки определить специфику взгляда Маркса на историю, то обычно материалистическое понимание общества истолковывалось ими как «экономический материализм».

Первые наметки таких истолкований можно видеть уже в 40-х годах XIX в. у Анненкова, который понял учение Маркса об истории как антиспекулятивную, «реалистическую» концепцию, опиравшуюся на конкретные факты хозяйственной жизни общества и объяснявшую историю исходя исключительно из этих фактов[65]. Марксизм по существу сводился им к чему-то вроде «положительной науки» в сфере политической экономии. Даже такой непримиримый критик Маркса, как позитивист Е.В. Де-Роберти, внес автора «Капитала» в список имен, которые «принадлежат ученым, неуклонно идущим к одной и той же цели – изгнанию из экономической науки всяких произвольных, субъективных или метафизических построений и окончательному водворению в ней строгих приемов точной науки» [14, с. 167]. М. Ковалевский, не понимавший и не принимавший диалектическую методологию «Капитала», квалифицировавший ее как пережиток гегельянской метафизики, извлек из чтения другой работы Маркса – «Нищеты философии» – урок, убеждающий в «бессилии метафизики создать точную науку из огромного множества экономических фактов…» [2, с. 398].

Одним из первых в России, кто развернуто представил марксизм как «экономический материализм», был П.Н. Ткачев, идентифицировавший это якобы от Маркса идущее понимание с собственной концепцией общества. Он писал: «…все явления – юридические и политические представляют не более как прямые юридические последствия явлений жизни экономической; эта жизнь юридическая и политическая есть, так сказать, только зеркало, в котором отражается экономический быт народа… Еще в 1859 г. известный немецкий изгнанник Карл Маркс формулировал это самым точным и определенным образом» [47, т. 1, с. 99 – 100]. Согласно концепции Ткачева, «экономический материализм» в противоположность идеалистическому пониманию истории объясняет все исторические события прошлого и настоящего изменениями в экономике; экономический «быт» общества является основой, на которой развиваются политическая, правовая и иная надстройка; экономические интересы определяют поведение отдельных людей, групп, сословий, классов; все проявления идеального в жизни человечества суть отражение или следствие экономических причин.

Примерно в том же упрощенном и в более или менее вульгаризированном духе, что и Ткачев, истолковывали исторический материализм Бакунин [см. 6, с. 142, 174], Лавров [31, с. 278], Михайловский [35, с. 186 – 187], Зибер [18, с. 66], Русанов [43, с. 12, 183] и др.

Приверженность многих русских мыслителей как народнического, так и буржуазно-либерального направлений к «экономическому материализму» в определенной степени отдаляла их от идеалистического понимания истории, но это не значит, что «экономический материализм» полностью выводил их из рамок идеализма в понимании истории. И для непримиримого критика Маркса – Ю.Г. Жуковского – «начало политическое» есть «экономическое начало в действии», а право есть «экономическое начало», оформленное и возведенное в обязательный для всех закон. Но признание в этой форме производного, «вторичного» от экономики характера политики, права и т.д. отнюдь не означало соответствующего признания материалистического решения основного вопроса марксистской социологии: первичности общественного бытия и вторичности общественного сознания. В наиболее очевидной форме такое несовпадение проявилось у Жуковского, но в той или иной степени оно было характерно и для других русских публицистов и социологов, как сторонников, так и противников «экономического материализма», не понимавших диалектической взаимосвязи базиса и надстройки, экономики и политики, движения производства и развития классовой борьбы. Все это приводило к тому, что таким образом понятый материализм в его применении к обществу либо отвергался как одностороннее и узкое представление, либо принимался как такая основа научного подхода к обществу, которая требует якобы необходимых «дополнений».

Бакунин, воспринявший, правда, односторонне и упрощенно, учение Маркса о решающем значении материальных условий в жизни общества и словесно признававший его, вместе с тем постоянно подчеркивал, что марксизм исключает якобы влияние других факторов и их взаимодействие; исходя из этого, он обвинял марксизм в фатализме, подавлении свободы личности, игнорировании «народных инстинктов» и т.п. Высоко оценивая экономическое учение Маркса, Лавров считал вместе с тем, что его необходимо дополнить разработкой этической теории, анализом субъективного фактора (роль личности, идеала и т.п.).

Со времени первых контактов либерала-западника Анненкова с Марксом начинается период не только заимствований из марксизма, но одновременно и история многочисленных «оговорок» к нему с буржуазно-либеральных позиций. Уже Анненкова беспокоил вопрос, «не предполагает ли коммунизм отказа от некоторых преимуществ цивилизации, отречения от некоторых прерогатив личности, завоеванных с таким трудом, и, наконец, не предполагает ли он весьма трудно достижимого высокого уровня всеобщей нравственности» [2, с. 143].

Весь вопрос заключается в том, когда и какой аспект во взаимоотношениях российского буржуазного либерализма с марксизмом выступал на первый план. В конкретных исторических условиях России 40-х – начала 80-х годов «почтение» к Марксу, как правило, преобладало над критикой его учения. В условиях сравнительно медленного перехода от феодализма к капитализму в России, когда страна страдала не столько от капитализма, сколько от недостатка его развития, наиболее радикальные либеральные идеологи молодой российской буржуазии ввиду своей оппозиционной борьбы с самодержавием и «бюрократией» не могли не обратиться к теории марксизма, поскольку в последней они усматривали возможность черпать аргументы в пользу идеи развития России по капиталистическому пути: ведь именно марксизм наиболее убедительно доказывал необходимость и неизбежность смены одной стадии в развитии общества другой стадией и, в частности, неизбежность смены феодализма капитализмом.

Еще будучи народником, Плеханов очень хорошо описал позицию русских либералов по отношению к «философски-историческим» посылкам марксизма. Маркс признает, согласно их точке зрения, что социалистическое производство должно развиваться из капиталистического. Россию нельзя еще назвать капиталистической страной в том смысле, какой придает этому слову Маркс. Закон смены экономических фазисов – это общий закон для всякого общества. Социализму суждено когда-нибудь осуществиться, но не скоро. Социалистическая пропаганда имеет смысл лишь на Западе, в России же – она несвоевременна. Задача русских последователей Маркса заключается в том, чтобы покровительствовать развитию отечественной промышленности, не мешать ломке вековых традиций и даже процессу обезземеливания крестьян, ибо все это необходимо для будущего развития социализма в России [см. 39, т. I, с. 58 – 59].

Со времени выхода «Капитала» российские либералы особенно интенсивно использовали некоторые аспекты учения Маркса об истории, истолковывая его в духе объективизма и фатализма. Взгляд Маркса на ход развития общества как естественно-исторический процесс; его доказательства объективного характера законов и тенденций капиталистического общества; мысль о том, что более развитая в промышленном отношении страна показывает другим, менее развитым, картину их будущего и мысль о том, что, когда общество напало на след естественного закона своего движения, оно не может ни обойти, ни устранить предстоящие естественные фазы развития, что оно может только ускорить и облегчить муки родов нового строя – все эти идеи либерально-буржуазные теоретики пытались в той или иной форме приспособить к своему мировоззрению.

Довольно узки пределы, в которых в России вплоть до начала 80-х годов был понят и воспринят исторический материализм. И все-таки значение этого процесса нельзя недооценивать. Не без влияния марксизма в русской экономической и социологической мысли постепенно упрочивались идеи об определяющей роли экономического строя общества, экономического фактора в истории, производительных сил, техники, положения о зависимости политической, правовой и иных надстроек от экономического базиса, об объективном характере общественного развития, о неизбежности закономерной смены одной стадии общественного развития другой.

Не следует, конечно, и преувеличивать масштабы влияния исторического материализма на домарксистскую русскую мысль. П.Б. Аксельрод вспоминает, что по прочтении «Капитала» философско-историческая основа великого труда Маркса осталась для него скрытой [4, с. 88]. Народник С.Ф. Ковалик еще более категоричен: «…экономическим материализмом и вопросами историософии семидесятники, читавшие только 1-й том „Капитала“, мало занимались. Широко распространилось лишь чисто экономическое учение Маркса о трудовой ценности и взгляды его на отношения между трудом и капиталом» [23, с. 5 – 6]. Влияние марксизма не меняет того общего обстоятельства, что в целом у народников «не было твердой теории о методе в общественной науке…» [3, т. 1, с. 285].

На рубеже 70 – 80-х годов в процессе распространения марксизма в России наметились попытки подойти к более полному и более адекватному воспроизведению социологической теории Маркса, попытки, свидетельствовавшие об известном выходе из рамок представлений об историческом материализме как просто учении об основополагающей роли экономики.

По смыслу, который придавал экономическому материализму Ткачев, Маркс нашел как бы всеобщий философско-исторический, общесоциологический закон, который объясняет все прошлое, настоящее и будущее человеческого общества из одного принципа, одного «экономического первоначала». В ходе дискуссии, возникшей в связи с выходом в свет русского перевода 1 тома «Капитала», И.И. Кауфман высказал, однако, мысль о том, что Маркса интересуют не какой-либо один всеобщий философско-исторический или социологический закон, а специфические законы, действующие в пределах отдельных общественных формаций, что общий ход истории затронут Марксом лишь постольку, поскольку он изучает процесс возникновения, развития и гибели общественных организмов, процесс перехода от одной общественной формации к другой. На эту особенность исторического материализма в той или иной степени обратили внимание, кроме Кауфмана, также Н.И. Зибер, А.И. Чупров и некоторые другие русские ученые. Такое истолкование социологии Маркса не выходило, разумеется, за рамки «экономического материализма», но сравнительно с ткачевским истолкованием оно все же более адекватно схватывало Марксову постановку вопроса об общественно-экономических формациях и его трактовку соотношения общих и специфических законов в материалистическом понимании истории в отличие от абстрактных «философий истории» и социологических учений об обществе «вообще».

В этой связи обращает на себя внимание статья Н.С. Русанова «Карл Маркс (Его жизнь и сочинения)», написанная в апреле – мае 1883 г. для июньского номера журнала «Дело», но не увидевшая в свое время света[66]. Русанов намного адекватнее представляет существо Марксова материалистического понимания истории, нежели его предшественники. Значительно шире круг первоисточников, на основании которых он судит о марксизме. Довольно глубоко для своего времени Русанов намечает разграничение и связь двух аспектов Марксова материалистического понимания истории: ее собственно социологический аспект, связанный с историческими науками, и собственно философский, т.е. связь исторического материализма с философским материализмом и диалектическим методом. Самый слабый пункт всей домарксистской русской общественной мысли при осмыслении ею материалистического понимания истории заключался в непонимании существа учения Маркса о классовой борьбе. Русанов также не смог сколько-нибудь адекватно схватить этот аспект марксизма. Но кое-что весьма существенное из учения о классовой борьбе он понял: к числу основных идей Маркса он относит мысль о том, что антагонизм классов и классовая борьба составляют сущность человеческой истории. Не ускользает от внимания Русанова и очень важная мысль о развитии взглядов Маркса по вопросам о классах, классовой борьбе и государстве. Статья Русанова – одно из свидетельств довольно высокого уровня, достигнутого русской демократической мыслью в осмыслении марксизма, в частности материалистического понимания истории.