Полемика с Бернштейном

Полемика с Бернштейном

В 1899 г. в журнале «Die Neue Zeit» были напечатаны статьи К. Каутского, направленные против Э. Бернштейна, – «Бернштейн и материалистическое понимание истории», «Бернштейн и диалектика», «Бернштейн о теории стоимости и классах» [см. 70, II, с. 4 – 16, 36 – 50, 68 – 81]. Осенью 1899 г. в Штутгарте вышла его книга «Бернштейн и социал-демократическая программа. Антикритика», в которой также критикуются взгляды Э. Бернштейна. Следует отметить, что Каутский долго колебался, прежде чем приступить к критике взглядов Бернштейна. «Когда… осенью 1896 г. Бернштейн в серии статей под общим заголовком „Проблемы социализма“ стал подвергать критике наши прошлые взгляды, то это вначале в высшей степени мне понравилось, – писал Каутский. – Я видел в этом продолжение того, что начали Энгельс и я» [80, т. 1, с. 135]. На съезде социал-демократической партии в Штутгарте (1898), на котором рассматривались взгляды Бернштейна, Каутский выступил лишь в конце дебатов, закончив свое выступление фразой, ставшей благодаря Плеханову знаменитой: «Бернштейн заставил нас думать, будем ему за это благодарны» [73, с. 130]. Известно, что он отказывался печатать статью Плеханова против Бернштейна под тем предлогом, что читателей «Die Neue Zeit» не интересует философия (на это Плеханов ответил, что надо заставить их интересоваться философией). Непонимание опасности ревизионизма и нежелание бороться с ним Каутский выразил в письме к Плеханову следующими словами: «Если бы Бернштейн „полинял“ („gehautet“) только в этом направлении (в философии. – Авт.), меня бы это ни малейшим образом не беспокоило» [6, с. 227]. Каутский высказывал надежду, что когда Бернштейн, находившийся в то время в эмиграции в Лондоне, войдет в более тесное соприкосновение с немецкой социал-демократией, в нем оживут его прежние воззрения, и пока сохраняется эта надежда, он предпочитает избегать всякого, даже только теоретического разрыва с ним [там же, с. 226]. Здесь сказывались также и соображения личного порядка[45].

В обширном письме от 23 октября 1898 г. Каутский уговаривал Бернштейна не выступать столь активно, но все же соглашался с рядом его положений и заявлял: «Я не отрицаю, что в некоторых пунктах переменил свои убеждения и твою критику партии в большинстве случаев от всего сердца одобрил, но постольку, поскольку она не затрагивала зрелого марксизма» [50, с. 273]. Все это свидетельствовало об отсутствии у Каутского четкого понимания политических задач, стоящих перед социал-демократией в новую эпоху, о примиренчестве с ревизионизмом, об ориентации на сотрудничество с буржуазными либералами в деле демократизации существующего строя, о недооценке философии и других ошибках.

Лишь под давлением партийных масс и статей Г. Плеханова и Р. Люксембург, а также реакции враждебных социал-демократии кругов, стремившихся использовать позиции Э. Бернштейна для борьбы с марксизмом, К. Каутский был вынужден выступить против ревизии Бернштейном марксизма. Выступление Каутского против Бернштейна, несмотря на первоначальные колебания, сыграло важную роль в критике ревизионизма. Его положительно оценил В.И. Ленин, который написал рецензию на книгу К. Каутского «Бернштейн и социал-демократическая программа. Антикритика» [см. 2, т. 4, с. 199 – 210], а в 1900 г. сделал перевод этой книги на русский язык при участии Н.К. Крупской. В дальнейшем Каутский опубликовал еще ряд работ, в которых подвергаются критике взгляды Бернштейна (среди них следует назвать следующие: «Классовая борьба и этика», «Проблематичный социализм против научного социализма», «Социальная революция», «Этика и материалистическое понимание истории»).

Каутский критиковал попытки Бернштейна приписать фатализм материалистическому пониманию истории, отвергал взгляд на поздние работы Энгельса как на отход от исторического детерминизма. Каутский отвергал также выступление Бернштейна против диалектики. Бернштейн утверждал, что диалектика якобы ведет к произвольным конструкциям в трактовке общественного развития. В противовес этому Каутский подчеркивал, что научные достижения Маркса и Энгельса были бы немыслимы без знания диалектики, которая представляет собой, «лучший инструмент» и «острейшее оружие» теоретического исследования, что борьба противоположностей есть «движущая сила всякого развития».

Однако характер критики Бернштейна свидетельствовал, что К. Каутский сам недооценивал мировоззренческий аспект марксистской диалектики и поэтому в полемике с Бернштейном ограничился по существу цитатами из произведений Маркса и Энгельса. Он не объяснял, в чем же состоит разница между методами Маркса и Гегеля, а диалектику сводил лишь к методу общественных наук, лишая ее всеобщности и объективности. В письме Плеханову в 1901 г. Каутский сделал в высшей степени характерное признание, свидетельствующее о его непоследовательности, оппортунизме в философских вопросах и вообще о существенном недопонимании им роли философии в социальной жизни и борьбе: «Философия никогда не была моей сильной стороной… Я думаю, что можно быть в некотором смысле неокантианцем и признавать историческую и экономическую доктрину марксизма» [37, т. 2, с. 172]. Каутскому казалось, что социал-демократическая партия должна быть открыта для всякого, кто желает вести борьбу против угнетения и эксплуатации, какое бы теоретическое обоснование он ни подводил под это желание – научно-материалистическое или обывательско-мелкобуржуазное, религиозно-христианское или какое-нибудь иное.

В полемике с Бернштейном Каутский подчеркивал преимущества пролетарской демократии перед буржуазной, правильно утверждая, что социал-демократии незачем бояться «преждевременной» победы революции. «…Опасность, что завтра же мы можем проснуться диктаторами Германии, всегда меньше всего останавливала на себе мое внимание, – писал он. – Наверняка предохранить себя от такой преждевременной победы… есть только одно средство: распустить самую партию» [15, с. 292]. «Прогрессивная демократия в современном промышленном государстве возможна только как пролетарская демократия. Вот чем объясняется упадок прогрессивной буржуазной демократии» [там же, с. 294].

Однако самое существенное отличие марксизма от оппортунизма у Каутского оказалось смазанным, он уклонялся от подробного разбора извращений марксизма оппортунизмом по вопросу о пролетарской революции и государстве. Каутский считал, что «решение проблемы диктатуры пролетариата мы можем спокойно предоставить будущему» [там же, с. 265]. «Начиная с Лассаля, – писал он, – наша партия стремится ясно установить различие между революцией с помощью цепов и вил – и социальной и доказать, что она принципиально стремится только к последней» [там же, с. 278]. «Я охотно допускаю, что слово „революция“ может вести к заблуждениям. Я считаю также полезным не употреблять его без настоятельной нужды» [там же, с. 279]. Позицию Каутского по вопросу о пролетарской революции Ленин оценил следующим образом: «Это не полемика против Бернштейна, а, в сущности, уступка ему, сдача позиций оппортунизму, ибо оппортунистам пока ничего большего и не надо, как „вполне спокойно предоставить будущему“ все коренные вопросы о задачах пролетарской революции» [2, т. 33, с. 106].

Каутский отрывал теоретические споры от практических задач партии, обходил наиболее острые философские и политические проблемы, занимал нечеткую позицию по вопросу о соотношении между реформой и революцией в борьбе с теорией перерастания капитализма в социализм. Он не понимал кардинальной противоположности между марксизмом и ревизионизмом и по существу не вел принципиальной полемики с механистическим извращением Марксова понимания детерминизма. Каутский не был свободен от эволюционного понимания исторического процесса. Все это мешало ему последовательно вести борьбу с ревизионизмом Бернштейна. «Каутский, несмотря на свои громадные заслуги, никогда не принадлежал к тем, кто во время больших кризисов сразу занимал боевую марксистскую позицию…» – писал Ленин [2, т. 26, с. 101 – 102].

Для того времени теоретический уровень Каутского был в ряде случаев достаточен для борьбы с идеализмом в области истории. Однако для позитивного решения кардинальных проблем новой эпохи необходима была способность к творческому развитию марксизма, которая у Каутского отсутствовала. И поэтому его стремление быть верным букве марксизма оборачивалось догматизмом. «Нельзя забывать, – писал Ленин, – что Каутский знает Маркса почти наизусть, что, судя по всем писаниям Каутского, у него в письменном столе или в голове помещен ряд деревянных ящичков, в которых все написанное Марксом распределено аккуратнейшим и удобнейшим для цитирования образом» [2, т. 37, с. 242].

Существо диалектико-материалистического метода и его значимость в общей структуре марксистской теории остались не поняты им. Что касается каутскианской трактовки материалистического понимания истории, то главным ее пороком, нанесшим ущерб делу выработки революционной стратегии и тактики ряда партий II Интернационала, была концепция односторонней и однолинейной детерминации исторического процесса экономикой. При этом недооценивалась роль революционной практики, принижалась способность детерминированной воли класса, партии активно влиять на реализацию той или иной объективной возможности развития. Все это мешало правильному пониманию марксистского социального детерминизма в теории и тормозило активную революционную деятельность на практике.

В XX в., хотя революция 1905 г. в России и возбудила на некоторое время интерес Каутского к революционной политической борьбе, в целом теоретические концепции Каутского неуклонно шли к упадку, в направлении все более глубокого отхода от существа революционного марксизма.