Высшее право — революционное право, служащее коммунизму.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Высшее право — революционное право, служащее коммунизму.

Если социализм и коммунизм, согласно мар­ксизму, являются не возможной исторической перспекти­вой, не отдаленной мечтой, а социальным проектом, практической задачей сегодняшнего дня, то спрашивается: каковы пути и средства решения такого рода задачи?

Быть может, это использование все более утверждаю­щихся к концу XIX — началу XX века демократических правовых институтов, избирательного права, парламента­ризма, демократических законов? На подобный путь и со­риентировалось немалое число последователей Маркса, объединившихся в социал-демократические партии.

Вместе с тем другая часть марксистов, сторонников ор­тодоксального марксизма, объявив указанный путь "оппор­тунистическим" и "ревизионистским", стала настойчиво отстаивать путь пролетарской социалистической револю­ции — путь насильственного ниспровержения старого, осно­ванного на угнетении, строя и решительных революционных мер по созданию нового социалистического (коммунистиче­ского) строя.

Наиболее последовательными сторонниками революци­онного пути кардинальной переделки мира стали Ленин, Троц­кий, их сподвижники из крайне радикального воинственного крыла российской социал-демократической партии, образо­вавшие особое течение в марксизме, названное большевиз­мом.

Есть ли достаточные основания для пролетарской, со­циалистической революции?

С позиций ортодоксального марксизма — да, есть. И имен­но Маркс выдвинул систему взглядов, претендующих на вы­сокую научность, в соответствии с которой человеческое общество, начав свой путь с "первобытного коммунизма", за­тем погрязло в бедах при господстве частной собственности, порядков угнетения и эксплуатации человека человеком, неуправляемой стихии товарно-рыночной экономики, а теперь стоит перед необходимостью устранить сами условия, порождающие эти беды, и создать действительный коммунизм — совершенное и разумное общество.

И вот — главный, ключевой вопрос, относящийся к марксизму: если эта формулировка верна, то, спрашивается, не здесь ли, не в указанных ли исторических и социальных предпосылках, кроются основания для революционного перехода существующего к совершенному строю? И не эти ли исторические и социальные предпосылки выдвинули на авансцену исторического развития определенный слой людей — класс (пролетариат), который самой историей уполномочен на то, чтобы революционным путем коренным образом изменить мир — кардинально преобразовать, во многом "до основа­ния" разрушить существующее частнособственническое общество и создать новое, совершенное и разумное общество, построенное на общественной собственности, разумном управлении всеми процессами и общественном труде?

И именно потому, что Маркс, его сподвижники и продолжатели (главным образом большевики) по сути дела возвестили о том, что пролетариат — класс, лишенный средств производства, вместе со своими союзниками имеет "мандат" на глубокие революционные преобразования действи­тельности, именно по этой причине марксизм, в особенности радикальное большевистское направление, и оказал столь сильное влияние на весь мир. Наверное, самое сильное — прошу прощения за кощунственное (по сути) сопоставление — после Христа. Маркс, его учение в нынешнем мире, где свобода, провозглашенная буржуазными революциями, как будто бы принесла новые беды большинству людей, представились в коммунистической пропаганде и в вообра­жении обездоленных людей как мессия, откровение, быст­рый путь к избавлению от эксплуатации и угнетения, надежда на светлое будущее людей труда.

Но что же представляет собой вот это самое "основание, предопределенное историей", "мандат" пролетариата, ("людей труда на революционное изменение мира, на социальную революцию?

Здесь-то и хотелось бы обратить внимание на то, что: марксистские взгляды, многократно и скрупулезно проанализированные с различных науковедческих позиций (эко­номических, политических, моральных, психологических и др.), по-настоящему не становились предметом научного освещения и оценки со стороны права.

Между тем, когда Маркс возвестил о том, что задача философов не объяснять действительность, а изменять ее, он тем самым уже сообщил философскому обоснованию действительности смысл достаточного основания — такого, когда философские, научные выводы "дают право" на практические действования. И с этих позиций "основание, предопределен­ное историей", "мандат на революционное преобразование" — все то, что в соответствии с марксистско-большевистскими взглядами лежит в основе кардинальных революционных пре­образований, не может быть определено иначе, как право. Право в широком значении, выражающее обоснованность, оправданность соответствующих действий, нали­чия для них достаточного основания.

Марксизм, таким образом, может быть охарактеризо­ван как философское и политическое учение, обосновываю­щее революционное право пролетариата на коренное преобразование мира (что прямо или косвенно утвержда­лось всеми сторонниками революционного марксизма). Бо­лее того, если попытаться вычленить в ортодоксальных марксистских взглядах главное, определяющее звено, то оно по всем данным заключено именно здесь, в обосновании ре­волюционного права пролетариата.

Сейчас на Западе получил распространение чисто ака­демический подход к творчеству Маркса. Так, Ю. Хабермас считает, что "идея свободного общества была понята ими (Марксом и его сторонниками. — С.А.) неверно" и основной порок Маркса в том, что, по его мнению, "правильно устро­енный процесс производства сам собой породит соответствующие ему жизненные формы"[139]. Маркс и со стороны основательных ученых удостаивается подчас весьма высо­ких оценок. Как полагает П. Рикёр, Маркс является круп­нейшим ниспровергателем ложного сознания. "Благодаря Марксу, Ницше и Фрейду, — пишет автор, — мы стали сомневаться"; "родство между этими тремя критиками "лож­ного" сознания поразительно"[140]. По мнению B.C. Барулина, творческие свершения Маркса имеют характер социально-философского прорыва, находящегося в одной плоскости с творческими свершениями Гегеля, Конта и Спенсера[141].

Да, Маркс — создатель высокозначимых научных по­ложений по экономической теории, по философии, особенно по проблемам отчуждения (и здесь оправданны известные позитивные оценки).

Но ведь главное (самое главное!) во взглядах Маркса и его наиболее непоколебимо последовательных (ортодоксальных) сторонников и продолжателей совсем другое. Ныне как-то забывается, что, по Ленину — наиболее верному последователю Маркса, основателю большевизма, главное

в марксизме — идея диктатуры пролетариата, то есть власти, по ленинским же словам, не ограниченной законом. Власть же, не ограниченная законом (диктатура пролетариата), — это и есть право во имя коммунизма идти на любые шаги, на любые акции для торжества светлых идей, всеобщего счастья.

Именно отсюда происходят и все другие слагаемые ортодоксального марксизма, с наибольшей точностью выраженные в идеологии большевизма, ленинизма, — право вооруженный захват власти, право на прямое революционное насилие во всех его многообразных формах, право на беспощадные репрессии в отношении врагов революции, классово чуждых слоев населения, право на изъятие имущества у нетрудящихся слоев населения, право на красный террор, право на революционные войны, на инициирование и поддержку "мирового пожара", экспорта революции, всемогущество коммунистического интернационала. И именно так, в таком духе, без колебаний поступали Ленин, его спод­вижники; так поступали и все верные, ортодоксальные по­следователи Маркса и Ленина — Сталин, Мао Цзэдун, Пол Пот, многие нынешние революционно-террористические группы, с полным основанием именующие себя "марксист­скими".

И нужно заметить: именно для того, чтобы оттенить революционную сущность партий, призванных вершить ве­ликое мессианское дело марксизма-ленинизма, стать выразителями исторического предназначения и великого революционного права пролетариата, подчеркнуть их приверженность идее диктатуры пролетариата, в 1918 году марксистские партии, придерживающиеся радикального рево­люционного большевизма, были переименованы из "социал-демократических" в "коммунистические". Именно по этой причине, а не по какой-то другой — запомним этот факт возможно, неожиданный для многих нынешних сторонников коммунистической партии).

В последующем многие коммунистические партии, особенно западноевропейские, а затем коммунистическая партия нашей страны трансформировали формулировки своих программ — скажем, поменяли формулу "диктатура про­летариата" на "общенародное государство", сделали акцент на приоритете парламентских методов и даже на уважении к праву и закону. Но, насколько известно, никто из них, не порвав с марксизмом, не отказался от коммунизма как прак­тической задачи и, главное, от "своего права" в конечном итоге переделать жизнь общества во имя коммунизма, интересов людей труда.

И в этой связи, думается, уместно вот какое замечание, относящееся к сегодняшнему дню. В настоящее время приверженцы коммунистической партии заявляют о себе как о сторонниках такого политического движения, которое наиболее последовательно выступает "за закон", "за Кон­ституцию", "за законность" и т. д., а некоторые из них даже утверждают, что коммунизм в их понимании — воплоще­ние не утопически-библейских идеалов, а собственно отече­ственных национальных и даже "патриотических" идей.

Но как быть в таком случае с тем, что провозглашен­ная, как и ранее, в качестве высшего идеала партии "ком­мунистическая перспектива" предполагает коренную рево­люционную переделку действительности, и при этом, как говорил Ленин, плох тот революционер, который останавливается перед незыблемостью закона? И вообще — какова в этом случае судьба высшего права — революционного права, служащего делу коммунизма? Если же коммунисты теперь отказываются от того и другого (вместе с диктату­рой пролетариата), то тогда встает другой вопрос: могут ли они в этом случае в принципе считаться и именовать себя "коммунистами", коль скоро коммунистическое движение для того и обособилось, присвоив себе такое имя, чтобы свя­зать свое дело с коренной революционной переделкой мира?

Итак, если рассматривается вопрос о коммунистиче­ской, марксистской философии права в ее исходном (орто­доксальном) значении, то речь должна идти в данном случае о революционном праве, служащем делу коммунизма, — о праве марксистской революционной диктатуры, не ограни­ченной законом.

При этом следует еще раз напомнить о том, что здесь, разумеется, термин "право" берется не в его строго юриди­ческом значении, даже не просто в значении права власти, а в широком смысле, то есть в смысле обоснованности, оп­равданности тех или иных явлений, наличия у них доста­точного основания.

По привычной, распространенной иерархии правовых явлений такое революционное право ближе всего к понятию правосознания — к субъективным представлениям лю­дей, их групп о реальном, желаемом и допустимом праве.

Но фактически оно означает нечто значительно большее, чем просто "сознание", что-то вроде революционного естественного права, так как, по представлениям его носителей, оно, такое высшее революционное право, служащее делу комму­низма, дозволяет то, что не допускает ни одна из систем позитивного права и никакое сознание, содержащее определение "право" в строго юридическом его значении, — прямое, неконтролируемое, беспредельное и массовое насилие, открыва­ет безбрежный неограниченный простор для любых, каких угодно акций. Пожалуй, только смысл "революционного пра­восознания", использованного в ходе большевистской револю­ции и ленинско-сталинской диктатуры, соответствует содержанию рассматриваемой марксистской категории.

Именно потому большевики, марксисты-ленинцы считали себя вправе поступать сообразно своим идеологическим представлениям и делать со всем обществом, его институтами, с отдельными людьми что угодно — захватывать путем заговора и вооруженного насилия власть, идти реализацию утопии, на фантастический эксперимент в отношении всего народа, ликвидировать естественные ме­ханизмы и стимулы жизнедеятельности — частную собственность, рынок, предпринимательство, заменяя все это искусственно-принудительными фантомами, развязывать войну, применять массовые вооруженные насильственные акции, террор, чинить расправу над классово чуждыми эле­ментами и единомышленниками-отступниками. Вот что го­ворил известный деятель Октябрьской революции, член ВЧК М.Лацис: "Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняе­мый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, ка­кого он происхождения, воспитания, образования или про­фессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора"[142].

А в этой связи — еще одна особенность высшего рево­люционного права коммунизма в том виде, в каком оно в 1917 году стало реализовываться в России. Это — прида­ние идеологии (марксизму, партийным программам) непосредственного юридического значения и действия. Ведь со­гласно Декрету о суде № 1, все законоположения и юрисдикционные решения должны были соответствовать не только декретам советской власти, но в первую очередь про­грамме (программе-минимум) коммунистической партии.

Отсюда — господство неограниченной партократической диктатуры (власти, не ограниченной законом, открыто в то время названной "диктатурой пролетариата"), когда руководящие органы партии становились правящими, об­ладающими высшей супервластью в государстве. Причем — такой могущественной бесконтрольной супервластъю, которая находится "над" законом, действует вне какого-либо юридического регулирования и в то же время откры­вает беспрепятственную возможность непосредственного, прямого (именно - непосредственного, пря­мого, минуя официальные советские инстанции) коман­дования машиной государственного насилия, репрессивным аппаратом — вооруженными силами, всеми карательными учреждениями (ВЧК, прокуратурой, учреждениями внут­ренних дел), всеми административно-управленческими уч­реждениями и институтами.

Советы — представительные органы — в таких усло­виях играли в основном декоративную роль, их декларируе­мое "всевластие" прикрывало и в какой-то мере легализовывало всемогущество партократического аппарата, всей партгосноменклатуры.

Итак, хотя марксисты, теоретики и революционеры-практики, почти не употребляли здесь слово "право" (впро­чем, и оно порой прорывалось то там, то здесь, вспомним; "владеть землей имеем право, а паразиты — никогда"), имен­но оно, право, в указанном ранее широком значении име­лось в виду при обосновании пролетарской революции и диктатуры пролетариата, и именно по отношению к нему, к праву, понимаемому в широком смысле, строились основ­ные философские и политические рассуждения Маркса, его сподвижников и ортодоксальных последователей. Так что Маркс и его последователи вопреки общепринятым пред­ставлениям вполне могут быть названы создателями особой философии права, противостоящей философии, рожденной эпохой Просвещения и французской революцией, — коммунистической философии права.