Новые идолы. Всесильная государственность.

Новые идолы. Всесильная государственность.

Новая полоса развития коммунистической системы, выраженная в утверждении единодержавной сталинской тирании, сопро­вождалась сменой идейных символов-"идолов", с которыми связывается высшее революционное право, вытекающее из революционного марксизма, большевизма.

До конца 1920-х годов в условиях романтизированной революционно-большевистской диктатуры развитие совет­ского общества непосредственно связывалось с высокими коммунистическими идеалами и необходимостью кардиналь­ного преобразования общества и человека во имя их дости­жения. Теперь же, в условиях новой полосы развития, эти идеалы стали рассматриваться как отдаленные во времени, официально трактоваться в качестве перспективы, следую­щей "фазы" развития общества.

В качестве же непосредственных идейных задач-сим­волов выступили новые категории, напрямую относящиеся к существующей властно-тиранической системе и связан­ные с необходимостью ее сохранения, упрочения и усиле­ния, которые и стали новыми "идолами". Это, во-первых, всесильная партийно-идеологизированная государственность и, во-вторых, "идол" социализма. Остановимся сначала на первом из них — на государственности, имеющей ключевое значение для коммунистической философии права в ее но­вом, осовремененном облике.

Всесильная партийно—идеологизирован­ная государственность, официально именуемая "социалистической", стала с середины 1930-х годов (и в немалой мере вплоть до настоящего времени) носительни­цей господствующей идеологии, а практически — инстру­ментом придания статуса незыблемости и святости, всемерного упрочения и усиления единодержавной импер­ской тирании, военно-коммунистической системы, сущест­вующей в ней партократической, партийно-советской власти.

При этом власть, получившая имя "социалистической", очутилась перед необходимостью интенсивной модерниза­ции и по содержанию, и по форме. В частности, потому, что Советы (официально провозглашенные в качестве нового типа власти — власти самих трудящихся) по сути дела оказались такими вече-митинговыми институтами непосредст­венной демократии, которые хотя и были объявлены "всевластными", но продемонстрировали свою неспособность осуществлять государственно-профессиональное руково­дство делами общества, и которые к тому же по-прежнему причислялись к одному из "приводных ремней" механизма диктатуры пролетариата.

Да и вообще оказалось полезным во имя придания свя­тости и внешнего престижа облагородить эту военно-ком­мунистическую власть рядом респектабельных, внешне демократических институтов и форм, в том числе престиж­но юридических, — процесс, который стал особо заметным и внешне впечатляющим в связи с принятием сталинской Конституции 1936 года.

И вот с середины 1930-х годов центральным звеном марксистской философии права, с ее визитной карточкой социалистическая законность", стало государство, притом ценно всесильное государство, именуемое советским, социалистическим. "Всесильное" в том строгом значении это­го слова, в соответствии с которым ему дозволено все, оно может все.

Такой поворот событий в мире марксистских идей и реалий представляется на первый взгляд неожиданным, нелогичным и даже странным, если исходить из ортодоксальных марксистских взглядов на государство. Ведь государство с этих позиций изначально рассматривалось как институт временный, рассчитанный лишь на переходный период и обреченный по мере успехов коммунизма на отмирание. В нем не предполагалось иметь ни постоянного привилегированного аппарата, ни постоянной армии — словом, не государство в строгом смысле, а, по словам Ленина, "полугосударство", формой которого и должны были стать образования непосредственной демократии самих трудящих масс — Советы.

Чем же можно объяснить такого рода поворот?

Понятно, решающую роль сыграл здесь сам факт появления мощной военно-коммунистической властной системы — то обстоятельство, что революционно-романтический порыв к коммунизму на деле обернулся формированием тиранической военно-коммунистической системы власти во главе с единодержавным правителем, вождем — генераль­ным секретарем коммунистической партии.

Но сам по себе этот факт едва ли был бы возведен в ореол всесильной священной власти, если бы он не был пре­подан с позиций коммунистической идеологии. Ведь при указанной ранее философской переориентации произошла не замена былой утопической философии на обычную государственную идеологию, возвеличивающую власть (такая идеология при абсолютизации власти — вещь распространенная), а явление совсем иного порядка. Марксистские философские догмы и определения стали своего рода обос­нованием всемогущества власти. Советское государство, возглавляемое вождем коммунистической партии, было объ­явлено главным орудием строительства коммунизма. А по­тому именно оно, государство "во главе с партией", стало выражением и носителем указанного ранее высшего революционного права, дозволяющего в отношении общества, Населения, каждого человека совершать любые, какие угод­но акции, лишь бы они сообразовывались с марксизмом, ленинизмом, большевистскими взглядами и практикой.

Да и по своему существу государственная идеология в сталинскую эпоху — в периоды, начавшиеся со сталинской единодержавной тирании, а затем во время брежневского неосталинизма, связывалась не столько с дальними комму­нистическими идеалами (они приобрели в основном декларативный, лозунговый характер, и только в хрущевское время было воспламенились живой романтикой), сколько с существованием и функционированием модернизированной военно-коммунистической системы власти, выраженной в социалистической державной государственности.

Из этого можно понять, почему в советском обществе с середины 1930-х годов в официальных документах и комму­нистической пропаганде внимание все более концентрирует­ся не на коммунизме, а на "социалистическом государстве", "функциях государства", "государственной дисциплине", "го­сударстве при коммунизме".

Итак, главное в модернизации власти и всей военно-коммунистической системы, начавшейся в 1930-е годы, со­стояло в сохранении в новом, осовремененном варианте марксистско-ортодоксальной сущности коммунистической идеологии, выраженной в высшем революционном праве на кардинальное ("во имя коммунизма", но теперь — по воле вождя и партии) преобразование общества. Именно поэто­му, начиная с 1930-х годов, государственность неизменно понималась как:

партийно-идеологизированная власть — власть, цен­тром, ядром которой является коммунистическая партия, практически — генеральный секретарь, политбюро, секре­тари ЦК, первые секретари обкомов (и все это стало сино­нимом определению "социалистическое государство");

власть, единая с идеями коммунизма (в "обоснование" этого Сталин в конце 1930-х годов дополнил марксистские дог­мы положением о "сохранении государства при коммунизме");

власть всесильная — такая, которой, как главному орудию строительства коммунизма с опорой на каратель­но-репрессивный и чиновничий аппарат, "по плечу" реше­ние любых задач и которой напрямую, при сохранении верховенства партии, подконтрольны все сферы общественной жизни, в том числе экономика, культура, духовная жизнь;

власть, которой дозволено "все" — применение любых насильственных действий против тех или иных лиц, языческое уничтожение целых групп населения, переселение народов, любые "преобразования" природы и т. д.