"Моральный путь" к произволу и тирании.

"Моральный путь" к произволу и тирании.

Есть пункт в сложном лабиринте соотношений морали и права, на ко­тором, продолжая предшествующее изложение, следует остановиться особо. Это самые, пожалуй, тяжкие из тех не­гативных последствий, которые могут наступить в услови­ях узкоэтической идеологии — признания приоритета и доминирования морали над правом.

Очевидно, что право, в том числе и "силовые" отрасли (уголовное и административное право, примыкающие к ним отрасли и институты), способствует внедрению в реальную жизнь элементарных, общечеловеческих моральных норм и требований — того "минимума", на котором они при иде­альном варианте основаны.

Но, спрашивается, допустимо и оправдано ли исполь­зование права, его возможностей и достоинств для того, чтобы с помощью правовых средств и юридических меха­низмов утверждать в жизни, делать твердыми и общеобя­зательными "высокие" моральные принципы и идеалы? Такие, как Добро, Милосердие, Спасение и им подобные?

На первый взгляд, такого рода нацеленность права на воплощение в жизнь высоких нравственных начал и идеа­лов может показаться вполне обоснованной. И даже — возвышенной. Уж слишком велико значение в жизни людей этих начал и идеалов, чтобы не воспользоваться для их peaлизации всеми возможностями, которые дает общество, существующий в нем социальный инструментарий.

Подобная настроенность характерна для ряда церковных конфессий, в том числе — католической церкви, использовавшей в условиях средневековья мощь власти и закона для претворения в жизнь высоких христианский принципов и целей в их католическом понимании.

Вопрос о соотношении морали и права в рассматриваемой плоскости стал предметом обсуждения и в русской философско-религиозной и юридической литературе. По мнению видного приверженца религиозной философии В.С. Соловьева, право является инструментом "всеобщей организации нравственности", выступает в качестве "принудительного требования реализации определенного мини­мального добра"[66], определенного "минимума нравственно­сти"[67].

Нетрудно заметить, что в данном случае сама форму­ла права как "минимум морали" существенно меняет свое содержание. Она обозначает здесь не нормальную, вполне оправданную функцию права (в известном круге его отрас­лей) — защищать юридическими средствами и механизма­ми известный минимальный круг нравственных требований, карать за их нарушение, а совсем другое — некое мессиан­ское назначение права, утверждение в жизни общества зем­ного абсолюта, земного Спасения, определенных стандартов, в первую очередь, по мнению В.С. Соловьева и его сторон­ников, "права на достойное существование"[68] (как выраже­ния минимального добра).

Уже в ту пору, когда увидели свет приведенные суж­дения, они встретили серьезные возражения у правоведов либеральной ориентации.

И это вполне обоснованно. Практическое осуществле­ние задачи по "всеобщей организации нравственности", за­креплению моральных требований и критериев (неважно — "минимума" или "максимума") при помощи юридических средств и механизмов неизбежно сопряжено с применением государственного принуждения, государственно-властной деятельностью, которая в практической жизни при неразвитых юридических отношениях далеко не всегда отделена строгой гранью от насилия.

Об этом свидетельствует и исторический опыт. Насильственное внедрение в общественную жизнь требований Добра и составляет суть властного насаждения Царства Божьего на земле, образующего содержание теократических устремлений католического средневековья, в том числе беспощадных крестовых походов, инквизиции.

Одна из характерных черт подобной правовой этики состоит в том, что она смыкается с юридическим этатиз­мом, приданием всеобъемлющего значения в жизни людей государственным началам и в конечном итоге открывает путь к государственной тирании. В данной связи важно отметить подмеченное русскими правоведами единство между идея­ми католического теократизма и государственного социа­лизма[69], марксистского коммунизма. Характерно при этом, что сама идеология "социалистического права" в немалой степени опиралась на этические критерии "морали трудо­вого народа", "коммунистической нравственности".

Словом, как еще в начале XX века показали русские правоведы, высокоморальные добрые устремления, которым будто бы должно подчиниться право, с неизбежностью при­водят к идеологии жертвоприношения во имя будущего, к оправданию террора и насилия величием исторических за­дач, а в конечном счете — к утверждению общества тира­нии, самовластной диктатуры, бесправия личности.

Следует присоединиться к справедливому мнению А.Б. Франца: "Когда говорят, например, о цивилизованном значении права, лично я вижу его величайшую миссию в ограничении безграничных самих по себе притязаний мо­рали. Хотите еще одну пару синонимов к противопоставле­нию демократического и тоталитарного общества? Извольте, — это правовое и моральное общество. Ибо тоталита­ризм есть язык морали в той же степени, в какой морали­зирование есть язык тоталитарной политики"[70].

Разумеется, надо быть достаточно корректным в фор­мулировании и в отстаивании приведенных положений, указывающих на опасность узкоэтической идеологии, признания приоритета морали по отношению к праву. Нельзя абсолютизировать эти положения, упускать из поля зрения величие и незаменимость истинно человеческой морали, взаимное благотворное влияние права и морали, их взаимодействие и взаимопроникновение, прежде всего на уровне основных моральных требований христианской культуры.

Было бы неоправданным также не видеть того глубокого человеческого смысла, который заключен в "право на достойное существование". Но это — как и "всеобщая организация" жизни людей — дело именно права, а не морали.

И во всех случаях взаимное благотворное влияние к взаимодействие морали и права не должны влечь за собой их взаимную подмену, когда разрушается целостное и одновременно двустороннее, морально-правовое обеспечение упорядоченного функционирования их первоосновы — сво­боды, и она превращается в произвол, в хаос вседозволен­ности. Так что при всей важности моральных начал в жизни людей последовательно философское понимание права тре­бует того, чтобы оно получило самостоятельную, "суверен­ную" трактовку и обоснование.