Новая жизнь естественного права (продолжение; ис­токи второй "революции в праве").

Новая жизнь естественного права (продолжение; ис­токи второй "революции в праве").

Теория естественного права, "философски" обосновав Правомерность смены фео­дальной тирании демократической государственностью, ка­залось, в XIX веке исчерпала себя и порой, особенно в рамках социалистических учений, стала рассматриваться как некие экзотические изыски эпохи Просвещения, взлета мыс­ли просветителей-романтиков той поры, а то и как умозри­тельные фантазии идеалистического толка, "враждебные трудящимся массам".

Тем не менее глобальный кризис общественной систе­ма в условиях конца промышленного капитализма на поро­ге XX века вновь потребовал того, чтобы была найдена духовно-философская основа для решения проблем, свя­занных с назревшими изменениями в общественно-политической жизни общества. В том числе и с тем, что сами по себе свободные выборы далеко не всегда обеспечивают дей­ствительную демократию и гуманизм общественной жизни. Именно тогда и возникла потребность возрождения есте­ственного права.

Значительную роль в обосновании идеи возрождения ес­тественного права наряду с выдающимися философами-гума­нистами Запада сыграли замечательные русские правоведы — приверженцы либеральных ориентации в правопонимании. Именно они, русские правоведы Б.Чичерин, П.Новгородцев, Б.Кистяковский, Л.Петражицкий, не только вновь вызвали к жизни естественно-правовую концепцию как исходный кри­терий для критической оценки существующего правопоряд­ка, но и придали ей значение фундаментальной основы построения правовой системы, соответствующей потребностям современного гражданского общества.

Главной характерной чертой возрожденной теории ес­тественного права является то, что естественное право об­ращается не к проблемам власти как таковой, а напрямую, сообразно идеологии свободы французской революции, к человеку, концентрированно выражается в неотъемлемых правах личности. Да таким образом, что естественное пра­во — обратим внимание на этот момент! — приобретает непосредственное юридико-регулятивное значение[115].

Надо заметить в связи с вышесказанным, что возрож­дение естественного права стало для дооктябрьской России еще одним свидетельством-предзнаменованием правового пути ее намечавшегося демократического преобразования — тенденции, истоки которой были заложены судебной рефор­мой 1864 года и, которая, быть может, по мнению автора этих строк, имела более глубокие исторические предпосыл­ка в доимперской Руси.

В России правовой путь демократического развития, опирающийся на естественно-правовые идеи, был прерван большевистским переворотом 1917 года. Либеральное правопонимание, нацеленное на утверждение в социальном бытии неотъемлемых прирожденных прав человека, оказа­лось преданным анафеме. На долгие десятилетия в России возобладало коммунистическое правопонимание, оправды­вающее насилие над человеком во имя "светлого будуще­го" — одной из сторон марксистской философии права.

Но и на Западе в первые десятилетия XX века прирож­денные права человека еще не стали в демократических странах первоосновой демократической правовой системы. Более того, в обстановке социалистических иллюзий они начали заслоняться представлениями о приоритете "прав трудящих­ся", а затем были отодвинуты на периферию общественного мнения грозными опасностями, связанными с гитлеровскими и коммунистическими экспансионистскими акциями 1930— 1940-х годов, ужасами сталинского и нацистского тираниче­ских режимов, бедами Второй мировой войны.

Но именно эти ужасы и беды вызвали к жизни новую и, к счастью, более продуктивную фазу возрождения есте­ственного права в послевоенное время, которая стала ми­ровоззренческой основой второй, ранее уже упомянутой, "революции в праве", и характеризует саму суть этого крупного перелома в правовом развитии, когда возрожденное естественное право, как это и предсказали русские правоведы, обретает непосредственное юридико-регулятивное значение. Так что последовательно правовой путь, реализующий возрожденную естественно-правовую концепцию, получившую высокое общественное признание после Второй мировой войны, на деле осуществился в раз­витых демократических странах Запада в 1950—1960-х годах.

Все это главным образом отличает трансформацию позитивного права на современной стадии демократическо­го развития. Стадии, отражающей, по всем данным, наибо­лее насущную социальную потребность послевоенного времени, когда со всей остротой встал вопрос о необходимости такого преобразования действующего права в демокра­тических странах, которое положило бы конец самой возможности установления режима тирании и беззакония. И именно тогда идеи прав человека, имевшие характер об­щих деклараций, обрели институционность и выступили в качестве регулятивных юридических принципов — непосредственной основы наступления юридически значимых по­следствий.

Существенный шаг в этом направлении был сделан уже в первые послевоенные годы. В декабре 1948 года ООН при­няла Всеобщую декларацию прав человека, юридически за­крепившую на международно-правовом уровне эту, ранее в основном декларативную, категорию. Затем конституции ряда европейских стран (притом — знаменательно! — пре­жде всего стран, испытавших на себе ужасы фашистской тирании, — Германии, Испании, Италии) придали правам человека, в первую очередь основным, фундаментальным, непосредственно юридическое значение и плюс к тому — приоритетное значение в данной национальной юридиче­ской системе.

С 1950—1960-х годов естественное право в его совре­менном понимании, наряду с его общим "философским бы­тием" в духовной жизни общества, перешло а плоскость жизненной практики, практической свободы людей. Это и нашло свое выражение в неотъемлемых правах человека, в их прямом юридико-регулятивном значении.

Такой подход к правам человека позволяет не только "институализировать" естественное право, преодолеть его известную неопределенность, многозначность, но и одновре­менно — дать категории прав человека необходимое фило­софское обоснование и в этой связи устранить саму возмож­ность их этатической (государственно-державной) интер­претации. Той интерпретации (кстати, привычной для об­щего советского правопонимания), когда права людей понимаются не как данные самой природой, самим челове­ческим бытием, независимые от усмотрения власти, а как нечто такое, что "предоставляется" государством, зависит от его "доброй воли", "даруется" властью.