Война и право.

Война и право.

Разрушительные последствия, связан­ные с участием в 1994—1996 годах регулярных вооруженных сил в конституционно-правовом конфликте, возникшем на чеченской земле, обычно рассматриваются с точки зрения тех людских и материальных потерь, которые понесли и федеральные вооруженные силы, и особенно чеченский народ, города и села этого многострадального горного края, северокавказская земля. Десятки тысяч убитых и раненых, разрушенные дома и дороги, исковерканные снарядами поля и сады.

И за всеми этими чудовищными, невосполнимыми по­терями порой из поля зрения упускается самое страшное — то, что стоит за всеми этими и другими потерями, — сама война.

Следует пояснить, почему с такой настойчивостью ав­тор этих строк настаивает на недопустимости использова­ния в решении внутригосударственных конфликтов регу­лярной армии (если она не действует в качестве полицейских сил и не ограничена в своих действиях строгими пра­вилами-ограничениями).

Одно из оснований такой позиции очевидно.

Регулярная армия — это армия, оснащенная современ­ным вооружением, в том числе тяжелым (артиллерией, авиа­цией и др.), предназначенным для широкого, массового поражения людей, техники, сооружений. И использование такого вооружения в местности, населенной мирными жи­телями с их домами, скотом, домашней утварью, если нет правил-ограничений, неизбежно — неизбежно! - приводит к тяжким массовым нарушениям права — прежде всего основных прав человека (права на жизнь, на здоровье, на собственную частную жизнь), права собственности на имущество, экологических прав. Да это и не просто "наруше­ния", а, по сути дела, тотальное попрание права, его раз­рушение, так как изначально не делается различий между виновными и невиновными, причастными и непричастными: перед вооруженными силами оказывается тер­ритория вообще с населением вообще, "живая сила" вообще. И как бы ни была совершенна суперсовременная военная техника, как бы громко ни провозглашалось военными спе­циалистами их умение уничтожать только "избранные цели", совершать "точечные удары", все равно происходит массо­вое поражение людей, имущества, среды обитания.

Но и не только в этом, и так бесконечно горестном об­стоятельстве, дело.

Самое существенное заключается в том, что регулярная армия потому и "регулярная" и потому оснащается мощным современным вооружением, в том числе тяжелым, что пред­назначена для ведения войны. А война — это не что иное, как действия по нанесению поражения противнику. Под­черкиваю: не "разоружение" противника, не захват винов­ных и привлечение их к юридической ответственности, а именно нанесение поражения, при котором предполагается в качестве общего, наиболее "надежного" желаемого результата — уничтожение врага, его живой силы, техники, воен­ных сооружений (а попутно, коль повезет, захват пленных, трофеев).

И вовсе не случайно в заявлениях руководителей воен­ных действий в Чечне, наряду с официальными штампами (типа: "наведение конституционного порядка", "разоружение банд"), по мере развертывания военных действий зазвучали слова об "уничтожении" бандитов, их руководителей, а в от­ношении террористической банды, засевшей вместе с заложниками в селении, чуть ли не в открытую была поставлена задача уничтожения террористов, пусть на крайний случай вместе с заложниками (или, как сказал один из генералов, в обстановке, когда заложников "практически нет").

Уничтожение же живой силы противника — это не что иное, как уничтожение человека. Даже по одной этой причи­не войну следует признать изначально антиправовым явле­нием, или, как это следует из вышеизложенного, явлением внеправовым, находящимся по ту сторону права, где "можно" убивать, уничтожать имущество, наносить урон природе. К сожалению, при всей нашей романтизации войны нельзя даже назвать бесчеловечным делом, ибо в животном мире существует врожденный природный инстинкт-запрет не уничтожать себе подобных[166]. С прискорбием надо признать, что война — дело человеческое, но относящееся к темным, зловещим закоулкам человеческого подсознания, которые иначе, чем "бесовскими", не назовешь.

И еще один момент должен привлечь наше внимание. Война, дозволяющая убивать человека, вносит во всю связанную с ней обстановку атмосферу допускаемого правового беспредела. Атмосферу беспрепятственного захвата заложников и чужого имущества, мародерства, насилования, террора. Да и вообще война по каким-то сторонам своей сути есть террор. И революция, увы, тоже. Особенно война и революция, проводимые под эгидой большевизма, когда прямо превозносятся диктатура пролетариата — власть, "не ограниченная законом", "революционные войны" — войны, ведущие к "мировому пожару". Прямыми актами террора, сопровождаемого захватом и уничтожением заложников, отличаются гражданские войны (да и чеченская война тоже; причем не только со стороны чеченцев: вряд ли удастся отграничить от террора действия армейских частей, предъ­являющих ультиматум о выдаче бандитов-сепаратистов под угрозой уничтожения данного населенного пункта).

По всем данным, настало время для того, чтобы признать войну — войну вообще, войну как таковую — пре­ступлением перед человечеством (разумеется, отграничивая от "войны" действия вооруженных сил по отражению агрессии, когда инициаторы агрессии в конечном итоге привлекались бы в международно-правовом порядке к уголов­ной ответственности, в том числе и за потери, связанные с данной агрессией).

А теперь — деталь из нашей сегодняшней действитель­ности.

Когда в 1996 году федеральные российские власти твер­до, судя по всему, встали на путь мирных переговоров с чеченскими кругами и деятелями, объявленными "сепара­тистами" (именно тогда, к счастью, стали пробивать себе дорогу императивы гуманистического права), наиболее рез­ко против состоявшихся в этой связи соглашений в парла­менте и на других форумах выступили... коммунисты. Что ж, это можно понять: вновь рухнула одна из грандиозных идей коммунизма, тем более в таком благоприятном варианте, когда она проводилась "чужими руками", обосновы­валась таким, казалось бы, благородным принципом, как "единство государства", и когда все неблагоприятные по­следствия войны можно было возложить на политических противников.

Впрочем, детали — деталями, а вот в середине мая 1997 года произошло событие, которое не только придало линии на мирное урегулирование чеченского конфликта принципиально-последовательный характер, но и, по всем данным, (как бы не ошибиться!) знаменует реальный и круп­ный поворот в развитии современного российского права. Заключенный 12 мая 1997 года Договор о мире, наряду с тем, что он юридически подводит финальную черту войне и, более того, всему четырехсотлетнему конфликту на че­ченской земле, провозглашает отказ навсегда Чечни (Ич­керии) и России от применения и угрозы применения силы при решении любых спорных вопросов. Такой отказ, имею­щий, на мой взгляд, существенное конституционное значе­ние (напомню, что недопустимость использования воору­женных сил внутри страны была сформулирована в реше­нии ККН 1991 года именно как конституционный принцип), по сути дела означает официальный и высокозначимый поворот от рецидивов коммунистического правопонимания к фактическому воплощению в России самих основ гуманистического права.

И если это верно, то тогда май 1997 года должен быть обозначен в качестве времени одного из самых значитель­ных и знаменательных событий в развитии российского права.

К этому, правда, примешивается горечь от потерь и бед, нанесенных двухлетней чеченской войной. Но и эта горечь в связи с крупным поворотом в правовом развитии России име­ет и свою философско-правовую и моральную сторону. Она своим обличительным пафосом должна быть обращена не толь­ко к виновникам трагедии, к "партии войны", но и в не мень­шей мере к силовой идеологии коммунистической философии. И в этой связи всем нам, так и не вставшим на путь искренне­го покаяния и очищения от искушения и проклятия комму­низма, никуда не уйти от ощущения вины и ответственности за все случившееся. И более того — от ощущения некоего провиденческого возмездия, когда потери и беды, происшед­шие в результате чеченской войны, стали для всех нас своего рода тяжкой расплатой за коммунизм. Последней ли распла­той? Что еще предстоит перенести нашему Отечеству, всем нам за наше кошмарное прошлое и настоящее, и так уже отмеченные неслыханными мученичеством и жертвенностью людей? И неужели только такие потрясения общества, как чеченская война, способны просветлить наш разум, разбудить совесть, сделать неотвратимыми и на нашей земле верховен­ство и торжество Права?