Цена философии.

Цена философии.

Война в Чечне 1994—1996 годов — трагедия России.

Чеченцы — гордая, свободолюбивая, непокоренная на­ция. В результате невообразимых изломов исторической судьбы чеченцы в конце концов оказались "в составе" Рос­сии, да притом в виде народа, входящего вместе с родст­венным народом — ингушами в единую "чечено-ингушскую" автономную республику.

Но как только над Россией повеяло ветром свободы, а гигантская евразийская империя — Советский Союз—в 1991 году начала разрушаться, так тотчас же, в том же 1991 году, "чеченская часть" упомянутой автономной республики обо­собилась, наскоро сформировала свою государственную инфраструктуру и атрибутику, руководящие органы под предводительством радикально настроенных деятелей, соз­дала собственные вооруженные силы и провозгласила себя самостоятельным суверенным государством, "вне состава" Российской Федерации, — Ичкерией.

С каким сочувствием ни относись к многострадально­му чеченскому народу и как предельно широко ни интер­претируй естественное, международно признанное право народов на самоопределение, — все равно односторонняя акция на государственное обособление части территории федеративного государства (без каких-либо "разводных" про­цессов) — акция, не укладывающаяся в общепризнанные правовые рамки, юридически неприемлемая — ни по нор­мам внутригосударственного федеративного права, ни по нормам международного права.

Какие же юридически оправданные меры в этом слу­чае могут принять федеральные органы — "центр"? Осо­бенно с учетом того, что самопровозглашенное государство юридически самоорганизовалось, уже имеет свои воору­женные силы и отчетливо демонстрирует свою решимость отстоять провозглашенную государственную независи­мость?

И вот тут, при ответе на поставленные вопросы, сразу же дают о себе знать решения, продиктованные "филосо­фией", если угодно, дает о себе знать цена философии.

Для марксистской доктрины, теории и практики большевизма проблемы здесь нет никакой. При ситуации, сложившейся в Чечне в 1991—1994 годах, должна быть приведена в действие вся мощь государства, лучше всего — сразу армия. Именно так и происходило во всех случаях, когда на пути победоносного шествия Советской власти и Красной армии встречались препятствия, не дай Бог — вооруженные выступления (да и любые выступления против Советской власти — Кронштадте, на Кавказе, в Средней Азии, Тамбовских краях, в Новочеркасске, которые объявлялись "мятежом", "контрреволюционным восстанием" и т. д.), и когда против врагов советской власти без каких-либо ограничений применялись артиллерия, газовые атаки, танки. Даже попытка в 1975 году капитана Саблина привести военный противолодочный корабль Ленинград и оттуда обратиться по радио к народу со словами о положении в стране вызвала в качестве ответной партийной реакции постановку перед военной авиацией задачи в случае неповиновения потопить корабль.

Положение дел резко меняется, если при выработке возможных в данной ситуации решений за их основу берется другая философия — философия гуманистического права.

Прежде всего здесь, вопреки всем амбициям, соображениям престижа и тем более личностным мотивам руководящих деятелей, должны быть до конца использованы возможности согласия, взаимных уступок, консенсуса — словом, переговоры, пусть даже контрагенты по переговорам названы "бандитами", "мятежниками" (что, кстати, и произошло при завершении чеченской войны). Потом — арбитраж, решения (лучше всего рекомендательные, констатирующие) беспристрастных правосудных органов.

Далее, если уж применение силы для разрешения конфликта становится совершенно неизбежным, то на основе правовых начал — нормативных и судебных решений в первую очередь должны быть приведены в действие "мягкие" государственно-принудительные методы, такие, как признание юридически ничтожными соответствующих актов, общая или выборочная экономическая блокада, режим санитарного кордона, закрытие административной границы и др.

А вооруженные силы? Допустимо ли их использование в ситуации, которая аналогична положению дел в Чечне в 1991—1994 годах?

На мой взгляд, при ответе на подобные вопросы следует исходить из правового принципа об ограниченности ис­пользования вооруженных сил при решении внутригосударственных конфликтов. Здесь, пожалуй, можно настаи­вать даже на существовании на этот счет общего запрета. Такого запрета, который хотя прямо и не сформулирован в тексте действующего Основного закона, но сообразно кон­ституционной практике демократических стран "выводим" из самой природы конституционных отношений государства, объявившего себя "демократическим" и "правовым". Кстати сказать, такой запрет был сформулирован Комите­том конституционного надзора в марте — апреле 1991 года, и, что примечательно, именно по запросу руководства Рос­сии, когда армия во имя интересов единого советского госу­дарства, его "целостности" начала военные действия в Вильнюсе, а в городах вводились "совместные патрули". Такой же запрет был прямо записан в альтернативном про­екте Конституции, и он, могу свидетельствовать, не попал в последующие варианты только по той причине, что, по мне­нию ряда правоведов, был признан само собой разумеющимся в государстве, объявившем себя "демократическим" и "правовым".

Из указанного общего запрета, естественно, могут и должны быть сделаны исключения. Но такие исключения должны быть не только точно, исчерпывающим образом, не допускающим расширительного толкования, указаны в фе­деральном законе (без чего, помимо всего прочего, невоз­можна юридическая квалификация соответствующих действий и ситуаций, например, в качестве "вооруженного мятежа"). И не только каждый случай использования воо­руженных сил внутри страны по фактам, предусмотренным законом и установленным судом, может допускаться лишь на основании решения парламента, его палаты, от­ветственной за вопросы войны и мира (Совета Федерации). Но — и это главное — даже при наличии указанных осно­ваний вооруженные силы должны использоваться не в ка­честве регулярной армии, действующей по своему прямому предназначению, то есть осуществляющей военные дейст­вия ("ведущие войну"), а в качестве специальных войск полицейского типа, не имеющих на вооружении средств широкого, массового поражения и осуществляющих акции полицейского характера. При этом необходима разработка строгих правил, которые бы и в данной ситуации предупре­ждали потери среди мирного населения и предусматривали превентивные, восстановительные и жесткие карательные меры в каждом случае допущенных нарушений.