Введение в феноменологию Гуссерля

Введение в феноменологию Гуссерля

1. Предисловие

Намерение написать введение в феноменологию Гуссерля наталкивается на те же трудности, что и опыт первого прочтения Гуссерлевых сочинений. Комплекс почти непроницаемых мыслительных связей и отсылок отягощает начало; многочисленные углубляющиеся в детали анализы способствуют утрате читателями путеводной нити; попутные столкновения с другими философскими позициями в своей отчасти крайне высокодифференцированной аргументации уже предполагают основательное знакомство с позицией Гуссерля, равно как и с другими точками зрения[1]. Намек на то, что подобное обилие предпосылок свойственно и любым другим философским работам и есть признак научного аргументативного стиля, окажет содействие лишь тому, кто только начинает интересоваться философией Гуссерля, не более.

Согласно этому, введение в феноменологию Гуссерля только в том случае может быть успешным, если оно способно обрисовать основополагающие черты собственной позиции. Необходимо пробить просеку и с ней проложить через Гуссерля путь, от которого смогут (самостоятельно) исходить многочисленные просёлки. Разумеется, подобное предприятие должно постоянно бороться с опасностью добиться простоты разъяснения ценой комплексности рассматриваемой темы. Многочисленные старания сделать теорию относительности Эйнштейна понятной позволяют усвоить, что и для требования понятности есть пределы, которые нельзя преступить, не упуская при этом обсуждаемой проблематики.

Другая трудность в изложении гуссерлевской философии проистекает из развития, которое претерпела его феноменология. Чисто внешне, перемены усматриваются в том, что различные феноменологические группы имеют основания ссылаться на Гуссерля, соответственно развились из гуссерлевской феноменологии. В различных качествах Гуссерль стал инициатором движения феноменологической мысли. В зависимости от философского интереса, достижения Гуссерля прикрепляются к различным рубрикам: критика психологизма, трансцендентальная феноменология, жизненный мир.

Особым предприятием была бы попытка подробно проследить связующую нить, которая существовала между гуссерлевскими Логическими исследованиями и Геттингенским. соответственно, Мюнхенским крутом феноменологов (Пфендер, Дауберт, Гайгер, Конрад, Раинах), или выяснить, от каких проблемных областей ведут пути к феноменологиям Шелера, Хайдеггера, Сартра и Мерло-Понти[2].

Пожалуй, гуссерлевскому мыслительному пути отвечают наилучшим образом, если, во-первых, стараются понять, вокруг каких центральных проблем вращается его мышление, во-вторых, отыскивают основания, которые в пределах этих проблемных ситуаций вели к смещениям и переменам. Третье затруднение, с которым сталкивался и прежний читатель, заключено в терминологии Гуссерля. Такие понятия, как переживание сознания, интенциональное переживание или интенциональный акт вновь и вновь склоняют к психологическому пониманию. Даже (и именно) там, где нюансы в различиях между феноменологией и психологией мотивированы не в конкретных проблемах, психологические ассоциации затрудняют понимание того, что значит феноменология. В силу необходимости, мое введение берет на себя работу по переводу, которая подобна прогулке по лезвию бритвы, когда падение грозит с обеих сторон: либо жесткая привязка к терминологии, либо чрезмерно большая свобода в отношении первоначальных понятий. В первом случае все осталось бы без разъяснения, во втором исчезла бы связь с разъясненным понятием; в худшем случае произошло бы смещение смысла в отношении оригинального текста. Это введение пытается отыскать срединный путь, делая соответствующие понятия доступными в их смысловой интенции с помощью — насколько это возможно — собственных описаний Гуссерля. Едва ли достижимо вполне то, на что указывал уже Макс Шелер в письме к Гуссерлю: что все же он мог бы при втором издании своих Логических исследований обратить внимание на разъяснение таких понятий как «интенциональный акт», которые ведут к многочисленным недоразумениям и затрудняют понимание феноменологической мысли.

Несмотря на все трудности, связанные с чтением гуссерлевских текстов, работа над ними и толкование их представляется мне все же плодотворным занятием. Конечно, не стоит ожидать окончательного результата в смысле прочной системы идей, с помощью которой можно было бы все объяснить. Как наука представляет собой не статичное мыслительное сооружение, а, напротив, — мыслительный процесс, так и феноменологию Гуссерля нельзя рассматривать как завершенную систему. Сам он понимал феноменологию как исследовательскую претензию, о которой он говорил, что ее воплощение превышает творческие возможности отдельного исследователя. Наилучшим образом данное самопонимание демонстрируется в его многочисленных манускриптах, в которых каждая проблема неустанно разрабатывается им заново.