ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ СЕРЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

СЕРЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ

Сила системного подхода — Распад империй — Преображение через хаос — Хорошие звенья и плохие связи — Плотность связей — Катализаторы вырождения — Серая масса — Бунты и погромы — Фантазии и реальности — Толерантность к недочеловекам — Зоология цветных—Заложники связей — Люди и животные — Бегство от системы — Империи-убийцы — Несчастные народы — Пассионарии и гармоничные личности — Ненависть к звеньям и ненависть к связям — Комфортная жизнь и деградация — Исключение отбора — Первобытный и современный человек — Отсутствие расовой партии — Боязнь выбора — Виды обратных связей — Сокращение популяции арийцев — Отбор будущего — Глобальный обман и глобальный самообман

Мы используем в качестве примеров иллюстрирующих действие теории систем разные исторические события, но нужно всегда иметь в виду, что история здесь выступает как бы «фоном», декорацией. История — наука изучающая развертывание событий во времени, а время — лучший индикатор показывающий надежность той или иной системы. С другой стороны, сила системного подхода состоит в том, что он стирает границы между науками, он вообще стирает границы между любыми отраслями знаний. Хорошо было древним, тогда наука, искусство и философия были частью одного целого, но по мере развития сама наука распалась на дисциплины, на первый взгляд совсем несвязанные между собой. Но это только на первый взгляд. На самом деле «в систему» нельзя встроить только избыточные науки и лженауки. Подобно третьему поколению античности, наше третье поколение, как наиболее интеллектуальное, но самое слабое, неизбежно имеет потребность в некой «всемирной классификации» — это стандартная реакция, через такую классификацию оно рассчитывает научным приемом вычислить «основное знание», то знание, которое позволит победить. То, благодаря чему арийцы побеждали в прошлых поколениях и то, что со временем было утрачено. Вспомним, как в имперском Риме Плиний-старший поставил себе феноменальную задачу — изучить всё мировое научное наследие, отобрать самое ценное, систематизировать и изложить в сжатом виде, доступном для изучения человеком имеющим хотя бы элементарное образование. И что интересно, замысел удалось осуществить! 37 томов, 35 тысяч фактов, 160 римских и 350 других источников (в основном греческих) были (по мнению Плиния) самым ценным в наследии античности. Сам он был завален лавой во время извержения Везувия в 79-ом году. Глубокий символизм. На эту тему есть великолепный роман англичанина Эдуарда Бульвера «Последние дни Помпеи»,[262] где самыми яркими красками расписана чудовищная деградация тогдашнего верхнего слоя Империи. И как знать, может Плиний, как гигант интеллекта, чувствовал что Империя клонится к закату и хотел сохранить знания для последующих поколений?

Так и теперь, во второй половине ХХ века, наблюдается явное стремление понять мир как целостное явление, ведь как известно, свойства целого могут принципиально отличаться от свойств частей. Здесь и объяснение парадокса: при массовой образованности люди совершают поступки фантастические в своей глупости. Удивляться нечему — люди могут досконально знать части, но не иметь никакого представления о работе целого. Мы заговорили об истории, но как она преподается история в той же школе или университете? Как простой набор событий, ну может быть с указанием ряда их причин. При этом игнорируется тот, в общем-то очевидный факт, что элементарными звеньями реализующими исторический процесс являются отдельные люди, а сам процесс оказывается результатом деятельности всех. Вот, к примеру, возьмем всё то же падение Рима. Да, историк назовет свои причины, а, скажем, экономист — свои. Но давайте иметь в виду, физиологически человек эпохи рассвета Рима вряд ли отличался от человека эпохи заката. А вот психология была другая. Потому что другой стала система. Каждое новое поколение незначительно отличалось от предыдущего, а мы уже знаем, что небольшие изменения в звеньях системы и в их связях способны качественно изменить саму систему. А сила свойств системы в том, что их нельзя разделить на части. Она действует «вся сразу». Человек, находясь в системе, должен или адаптироваться к ней, или затрачивать огромные энергетические ресурсы для того чтобы ей противостоять. Задача может быть значительно облегчена если внутри системы человек создает свою подсистему действующую согласовано против основной системы. В этом, кстати, объяснение успешного противостояния цветных и межвидовых диаспор арийцам. И объяснение того, почему цветные и межвидовые кучкуются вместе. Так легче противостоять. Не будем забывать, что любая реальная система открытая, т. е. должна брать энергию извне. Иначе — гибель, причем быстрая. Поэтому получение энергии извне — главная задача цветных систем внутри белой. Энергия — это деньги и самый удобный способ их получения — операции требующие минимума вложений и обеспечивающие максимум прибыли. Наркобизнес, торговля, рэкет, изготовление фальшивых денег, махинации с драгметаллами, бриллиантами и недвижимостью, работорговля, сутенерство. Да, такой бизнес требует организации, но цветным её не занимать. В свою очередь, мне неизвестно ни одной реальной арийской подсистемы, хотя я допускаю, что такие есть. Цветные подсистемы я наблюдаю ежедневно в серийных количествах. Поэтому трудно понять, кто для белых более опасен — цветные занимающие в подавляющем большинстве белых стран социальное дно или сама система созданная белыми, но своими коллективными свойствами убивающая их как биологически, так и морально. Кто виноват, что белые не могут противостоять цветным? Наверное, не цветные. Кто виноват, что белые вымирают? Тоже цветные? Говорят — «виновата система». Это правильно. Система «виновата» в любом статистическом явлении, так как она его определяет. Но «вина системы» это вина каждого из нас, пусть и в разной степени.

1.

Получается интересная вещь. От чего «упал» античный Рим? В 1776–1788 годах, т. е. во времена первых лет Соединенных Штатов, рассвета правления Фридриха Второго в Пруссии, Екатерины Второй в России и в канун Французской Революции, уже неоднократно упоминаемый Эдуард Гиббон выпускает шеститомник «История упадка и разрушения Римской Империи», где демонстрируя в отдельных местах системный подход, указывает среди основных причин усиление производства и давления государственной машины, усиление финансового гнета и безудержный рост бюрократии поглощавшей огромные ресурсы и тормозившей государственное развитие, ибо бюрократ всегда заинтересован в максимальной устойчивости системы. Диоклетиан содержал 75 (!) легионов, а для повышения степени управляемости разделил страну на 100 провинций и в каждой посадил маленькую армию чиновников. В Риме сидели министры, провинциями управляли наместники, областями — областеначальники, городами — градоначальники. Заметим, что США поделены всего на 50 штатов, а Россия на 89 регионов, притом, что эти страны куда больше чем Римская Империя и по территории и по населению. И при каждом начальнике — свои «взводы» более мелких начальников. И каждый берет взятки. Можете прикинуть, во что это влетало стране и населению. Явная параллель с восемнадцатью миллионами бюрократов при Горбачеве и с современными «еврократами» управляющими Евросоюзом. Причем и в легионах и в «бюрократах» доминировали далеко не римские граждане. Так, во II томе он писал: «еще существовало римское государство, римская мировая империя, которая продержалась во всем своем объеме еще целое столетие /…/ Но те военные силы, на которые опирался этот государственный организм, уже не были римскими. Уже в IV столетии государство охраняется не легионами; оно существует лишь благодаря тому, что отражает грозящих ему и теснящих его варваров при помощи других варваров, которых оно берет себе на службу. Хотя борьба, которая теперь ведется, все еще остается борьбой между Римом и германцами, но это уже больше не борьба римлян с германцами. Воины, которые ведут борьбу, — это германцы и другие варвары, гунны или славяне, которые ведут борьбу с себе подобными. Эта система варварского наемничества, применявшаяся в Римской империи после того как погибло и исчезло его собственное древнеримское военное дело привело к переселению народов» А вы сейчас удивляетесь, когда менты подходят к цветным и начинают с ними разговаривать на их языке.

Гиббон, конечно, не знал, что описывает не только прошлое, но и будущее. Наше будущее. Это не беда, главное, что мы знаем. Посмотрите на современные белые страны — типовые общества потребления задавленные бюрократией, налоговым и финансовым прессом. Причем процесс идет по нарастающей. Мощь наращивается, но одновременно страны пожирают самих себя — подобная схема приводилась для медицины, степень развития которой оказывается обратно пропорциональной количеству здоровых людей. Мы уже говорили что это не может продолжаться долго и в свое время главная империя древнего мира распалась на множество отдельных феодальных вотчин которые только через тысячу лет были собраны в некие подобия государств. В вотчинах не было ни бюрократов, ни налоговых инспекторов. Ни прокуроров, ни ментов. Там даже денег не было. Но еще до окончательного распада Империи многие люди реагировали на усиление «системы» весьма своеобразно — переселялись из развитой и цивилизованной Империи к варварам, предпочитая жить пусть и бедно, но свободно. Это что касается бедноты. Богатые поступали по-другому — строили мощные укрепленные усадьбы и обзаводились небольшими армиями, дабы защищать свои земли и своих людей от римских «налоговых ментов». К ним тоже бежали люди. Так возникал новый порядок, без избыточности и «по понятиям».[263] Ганс Гюнтер очень тонко оценивает настроения тех, кто не желал следовать в общем русле хаоса. «Немногим благородным людям оставалось только сохранять спокойствие и честь посреди всеобщего разложения и упадка. Духовной опорой для них стал стоицизм. Но поздний стоицизм отражал настроение людей, которые наблюдают за катастрофой без каких-либо надежд. Эти люди высокого духа не чувствовали больше никаких связей со своим народом. Они только пытались соединить вместе всех благородных людей тогдашнего мира».[264] Вам это ничего не напоминает? Но мы оптимисты. Мы знаем что можно победить. И теоретически, и практически.

Мы также можем сколько угодно умиляться величию Империй, но каждая из них доходит до такой стадии, когда в проигравших начинает оказываться народ ее создавший. Когда она начинает питаться этим народом, а разного рода выскоэнтропийные меньшинства жить за его счет, отбирая энергию, что равносильно отбору жизней. И Рим, где люди не забывшие что такое свобода, начали убегать к варварам или магнатам — не исключение. Вы можете гордиться за свободных граждан Империи, но гордость эта будет обоснована, пожалуй, до времен Траяна или Адриана. После началось то, что должно было начаться — отчуждение граждан от сопричастности к своему государству. Представьте себя в роли римского «имперского крестьянина». Рим где-то далеко, но кроме неприятностей от него ничего не исходит. А тут еще и двух сыновей забрали в армию и убили где-нибудь в Сирии или Нубии. Вы их для этого растили? Ну зачем вам Сирия? Стоила ли она жертв? Одно дело оборона Италии, скажем, от Пирра или Ганнибала, другое дело — глобальные политические амбиции императоров или олигархов. И Рим — не единственный пример. Разве испанцы не хлынули массово в Америку от деспотизма государства и церкви? Разве португальцы не «слиняли» в Бразилию чуть ли не в полном составе, что обеспечило захват Португалии испанцами? Разве англичане не бежали на земли будущих Штатов от лордов, их террора и политики «огораживаний»? Разве русские крестьяне не спасались от государственной тирании царей и бояр на Дону и Тереке, на Урале и в Сибири? Разве от сытой и свободной жизни они дошли до Берингова пролива, колонизировали Аляску, а потом дошли до Калифорнии, где встретились с потомками тех, кто убежал из Испании? А грандиозные усилия немцев стремившихся раздвинуть границы своей маленькой перенаселенной страны — разве они не были пусть бессознательной, но все же попыткой избавиться от излишней опеки государства? Помните, как Гитлер с Гиммлером мечтали о будущей свободной жизни миллионов немецких крестьян на бескрайних «восточных территориях»? И не будем забывать — бежали-то лучшие! Пассионарные и высокоранговые. Т. е. мы видим, что один из способов противостоять системе — просто убежать от неё, переместиться в места где она не действует или ее действие ослаблено, где связи можно устанавливать по своему желанию. Очевидно и то, что система усиливает свое воздействие на человека от первого поколения к третьему, поэтому работа по преодолению «системного притяжения» также возрастает с каждым днем.

В предыдущих главах мы в основном говорили о системах как о неких целостных явлениях, притом, что в самом начале, обозначили, что звенья первичны, а связи, хоть и более заметны, но все-таки вторичны. Теперь настало время поставить еще один ключевой вопрос — как именно звенья или связи определяют качество системы? Точнее, как именно они обуславливают друг друга? И почему вдруг слово «система» в массовом сознании имеет отрицательную окраску, ведь система это просто все мы плюс наши связи. Почему система наличествующая в нашем третьем поколении убивает расу? Ведь если вы, например, выйдете на улицу и повстречаете первого человека которого хотя бы по внешним параметрам можно будет идентифицировать как нормального в расово-биологическом плане, то с большой вероятностью можно заявить, что он окажется вполне приличным. Хотя бы не подонком и не сволочью. Получается интересная ситуация: при доминировании нормальных звеньев, система работает против всех нас и эти самые «нормальные звенья» её поддерживают, ибо еще раз напомним: звенья первичны. Так почему нормальные люди часто сознательно поддерживают систему ведущую их к гибели?

Когда Больцман вводил соотношение для энтропии, он учел кинетическую скорость движения молекул, но не учел еще один важный фактор — потенциальную энергию взаимодействия молекул. Т. е. его формула справедлива для идеального газа, т. е. газа молекулы которого находятся на расстояниях во много раз превышающем их геометрические размеры. С более-менее высокой точностью ее можно применить для газа под очень низким давлением. Аналог такого газа в человеческом измерении — территория с предельно низкой плотностью населения, причем плотностью равномерно распределенной, без всяких концентрированных участков вроде городов или даже сел. Такие себе дома-крепости, равномерно разбросанные по степям-лесам и живущие в них люди лишь иногда собирающиеся для мероприятий требующих наличия большого статистического ансамбля, вроде выбора жениха или невесты или народных гуляний со всеми причитающимися атрибутами. Но это — абстрактный идеальный вариант.

2.

Теперь вспомним про наших десять человек (N=10), которых мы сначала запирали по отдельным камерам, где рассматривали как простые звенья без связей, а затем бросили их в одну, рассматривая уже как систему. Так вот, допустим, они общаются только друг с другом. Поэтому каждый человек (звено) будет иметь 9 связей, а общее число связей будет n=N*(N-1), в нашем случае — всего девяносто связей на десять звеньев. Много это или мало? Ответить на этот вопрос в общем случае однозначно нельзя. Почему? Да потому что кроме числа связей важна их плотность. А плотность связей всегда пропорциональна плотности звеньев. Мы изначально приняли, что все наши десять звеньев интеллектуально, психически и биологически совершенно здоровы. Но если их запереть в слишком тесную камеру, вероятность конфликтов возрастет. Ладно, пусть это будет не камера, а коммунальная квартира с кухней на десять газовых плит и ватерклозетом на двадцать сидений для одного унитаза. Очевидно, что высокая плотность связей, даже между однозначно здоровыми людьми, начинает этих людей портить. Хотя если мы представим что их заперли не в камеру, а высадили на остров площадью хотя бы в сотню квадратных километров, причем остров спокойно может обеспечить их пропитанием, пусть и при определенных усилиях с их стороны, то с еще большей чем в первом случае вероятностью можно предположить, что число конфликтов будет сведено к минимуму, при том же количестве связей, так как большая площадь с одной стороны даст возможность не конфликтовать, а с другой — вынудит их заниматься коллективным созидательным трудом. Т. е. связи сыграют положительную роль. И, что самое важное, эти люди не будут становиться слабее, не будут становиться хуже.

Но и этот пример если и не идеальный, то, несомненно, идеализированный. Конечно, современный городской человек занимает площадь несколько большую чем заключенный в камере, но и связей у него тоже, как правило, гораздо больше. Во много-много раз. И пусть он абсолютно здоровый, его вряд ли будут окружать такие же как он. Нет, будут, наверное, и нормальные, но будут и девианты, а то и полные дегенераты. Хорошо еще если все они будут арийцами, в противном случае вообще качество связей кардинально ухудшится из-за существенных различий в типах поведения звеньев. Фриц Ленц здесь верно заметил что: «Раса — носитель всего. И личности, и государства, и народа, из нее исходит все существенное, и она — сама суть. Она не организация, а организм: вне нашей воли к ценностям понятие ценности теряет свое значение. Звезды нашей судьбы — внутри нас. Обоснования нашего высшего идеала — в нашей сущности: Как для счастья отдельных людей, так и для всеобщего счастья постоянной основой служит здоровье расы. Выродившийся народ неизбежно несчастен, даже обладая всеми сокровищами мира. Не раса нужна нам ради счастья, а счастье ради расы».[265]

А чтоб показать насколько может быть несчастен выродившийся народ, рассмотрим теперь пример максимально приближенный к реальности. Пусть имеется типовой индивид, живущий в стандартном девятиэтажном доме, населенном представителями нашей расы, причем не алкоголиками, не наркоманами и не дегенератами. Именно поэтому пример не реальный, а приближенный к реальности. Так вот, его квартира граничит с двумя квартирами на своем этаже и с двумя квартирами, соответственно, на верхнем и нижнем этажах. В воскресенье в семь часов утра, когда индивид еще спит сладким сном, сосед справа начинает сверлить стену перфоратором и вы просыпаетесь, после чего бежите к нему выразить свое возмущение. А он вам объясняет, что делает ремонт, причем своими руками в единственный выходной день. Вы ругаете его последними словами, возвращаетесь к себе, а когда решаете поспать немного днем, сосед слева включает свой домашний кинотеатр. С сабвуффером и системой объемного звука. А на следующее утро вас будит сосед сверху, решивший с утра переставить два шкафа, после чего пойти на работу. А потом какую-нибудь гадость выкидывает сосед снизу. И вот у вас возникает как минимум негативное восприятие четырех нормальных людей. И это не «недочеловеческий» случай рассмотренный в десятой главе. Здесь все правы. Правы вы, так как в своей личной квартире можете спать хоть целыми днями, причем в абсолютной тишине. Прав сосед справа, так как имеет право делать в своей квартире ремонт. Прав сосед сверху, так как может смотреть кино в своем «кинотеатре» сколько ему захочется. Причина же конфликтов, т. е. роста энтропии вашего отношения с соседями, опять-таки в высокой плотности связей. Жили бы вы в отдельных домиках находящихся хотя бы в 20–30 метрах друг от друга, ничего подобного бы не было. Вполне возможно дружили бы семьями, в гости бы ходили, помогали бы один другому. Т. е. число связей может и было бы такое же, но качество их — несомненно выше. Нет, вы можете поступить по-другому. Собрать за чашкой кофе всех соседей по этажу и соседей снизу и сверху и договориться о том, когда именно можно шуметь, а то и вовсе выработать общие принципы совместного проживания. Если они люди нормальные, то вы, безусловно, договоритесь. Но даже в этом случае, свобода каждого будет ограничена.[266] Вы не сможете спать когда захотите, ибо сосед слева в это время будет иметь право «врубить» музыку. С другой стороны, сосед справа не сможет делать ремонт когда ему удобно, ибо вы в это время будете спать. И так далее. Что же происходит на системном уровне? Каждый из вас сознательно снижает степень своей свободы, т. е. понижает энтропию. Это нужно для того чтоб избежать конфликтов, повысить устойчивость системы, что может представляться вполне выгодным и удобным. Формируется модель поведения т. н. «среднего человека». «Средний, или нормальный, человек — это тот, кто пренебрегает своей волей и руководствуется волей группы. Культурные нормы действительности становятся собственной «истиной» человека. Он склонен сдерживать фантазии, содержание которых рассматривается окружающими как зло, и, следовательно, испытывает чувство вины перед другими. Представление о себе иллюзорно, так как в действительности человек лишь изображает, что является самим собой, он вообще не играет социальную роль, а сам сводится к совокупности социальных ролей. Согласие с волей группы не обязательно представляет пассивное подчинение, это может быть здоровое, активное приспособление. С другой стороны, средний человек не должен всегда отличаться хорошим психическим здоровьем. Конформизм бывает обусловлен страхом неодобрения».[267] Теперь понятно происхождение термина «серая масса»? И вы не задумывались почему именно «серая», а не скажем «зеленая» или «красная»? Понятие, кстати, древнее. Но что такое серый цвет? Это смесь черного с белым. Белый, в свою очередь, это равномерная смесь всех цветов видимого спектра, черный — отсутствие всякого цвета. Так и «серая масса» — отдельные индивиды могут быть потенциально исключительно полезны, но все они — ничто и их КПД как системы — мизерный.

3.

В этой цитате — вся схема деградации большого города. Она же объясняет гумилевский термин «гармоничная личность», при том, что знак равенства между понятием «средний нормальный человек» и «гармоничная личность» ставить нельзя. «Гармоничная личность» — человек который готов подчинится группе, а вот какая это будет группа — неважно. Поместите его в группу репперов-наркоманов или обычных подзаборных алкашей, он, с большой вероятностью, станет таким как они. Поместите его в группу тех, кто ведет здоровый образ жизни, придерживается правых взглядов, следует нормам поведения направленным на повышение собственного качества и качества расы, «гармоник» также начнет вести себя аналогичным образом. Поскольку этот контингент составляет значительный процент населения, за него ведется отчаянная борьба. Парадокс в том, что «фантазии, содержание которых рассматривается окружающими как зло», могут на самом деле быть совершенно нормальными и пригодными к реализации. Скажу больше: сами «окружающие» могут иметь почти такие же фантазии, но опять-таки бояться даже высказать их из-за риска быть осужденными группой. И действительно, здесь трудно понять, что движет индивидом — желание подчиниться или желание приспособиться? Здесь и объяснение того, что в переломные моменты (бифуркации) люди зачастую начинают вести себя «неожиданно», но при этом совершенно одинаково! По этой же схеме начинаются бунты или, скажем, погромы на национальной почве. Т. е. изначально зреет недовольство («фантазии») которое скрывается из-за страха «быть рассмотренным как зло», но когда группе удачным примером или просто словесным призывом дают понять что «зло» на самом деле никакое не зло, а скорее добро, вся энергия группы выплескивается на субъекте ненависти, которым может быть правитель, то или иное нацменьшинство, социальная или религиозная группа. Ведь что такое фантазии? Это мысленное обыгрывание сиутаций и собственной роли в ней. А тут представляется возможность эту роль сыграть! Управлять таким процессом легко только в том случае, если он изначально спланирован и четко обозначены субъекты ненависти. На ненависти вообще легко всё делать, так как это главное что движет толпой. Энергетические затраты минимальны, потому что векторы всех звеньев толпы направлены в одну «точку». Власти современных стабильных арийских стран это знают, поэтому, как мы уже неоднократно говорили, выпускают ненависть по чуть-чуть и в разных направлениях. Отсюда получается, что результирующий вектор равен нулю. Но даже если единый субъект ненависти и отсутствует, её всё равно нужно понемногу выпускать, ибо энтропия крупного города с высокой плотностью связей непрерывно растет и у индивида есть две возможности: направить агрессию вовне или же направить ее на себя. Второй случай весьма злокачественный, но Уинни-Эдвардс показал, что «в популяции может сохраняться свойство поведения, опасное для отдельного индивида, но сверхжизненно ценное для группы, популяции или вида как целого»,[268] а вот первый случай может оказаться опасным для других нормальных людей если агрессия направлена не на ту цель. Вот «средний или нормальный человек» и вынужден себя сдерживать чуть ли не постоянно, но получается это не у всех и не всегда. На системном уровне мы получаем хаотическое, трусливое, хотя потенциально сильное и вполне боеспособное «серое» стадо, чьи векторы ненависти направлены друг на друга. Серый арийский интернационал. И это даже в случае если система состоит только из нормальных! Но она состоит далеко не только из них и для того чтобы чувствовать себя в ней комфортно, нужно адаптироваться и к недочеловекам. Вообще по мере деградации нашего поколения степень вашего комфорта в современном государстве определяется тем, насколько вы удобны недочеловеку, цветному или межрасовому гибриду и насколько ваше мировоззрение не противоречит самому факту его существования. В противном случае вы очень сильно рискуете оказаться вне социума, с клеймом «маргинала», «реакционера, «мракобеса», «наци» или чего-то еще из данного понятийного ряда. У вас есть политические или еще какие-то убеждения, но рискнете ли вы высказать их вслух малознакомому или вообще незнакомому человеку? Как правило, это происходит в редких случаях, да и то под воздействием «растормаживающих» препаратов типа алкоголя или наркоты. Почему? Ведь вам вроде бы ничего не грозит. Кругом свобода и ничего кроме свободы! Мотив, впрочем, понятен: вы боитесь что вас либо «не так поймут», либо вообще отвергнут, как прокаженного. И этими людьми могут быть ваши знакомые, не говоря уже о тех, кто в той или иной степени представляет государственную машину. Вы боитесь оказаться вне системы, которая, и вы это совершенно точно ощущаете, действует против вас. Почему? Да потому что вы работаете против устойчивости, а сейчас большинство боится именно потери устойчивости. Вы можете ненавидеть систему, но вы не можете отрицать что она вас устраивает. Не во всём, но если на одну чашу бросить всё отрицательное, а на другую всё положительное, положительное перевесит. Пока перевесит. В Риме тоже перевешивало. А потом перестало. Интересно, что ненависть к системе часто подменяется ненавистью к своему народу, но ненавидеть свой народ совершенно бессмысленно. Есть смысл в том чтобы его любить, ну или во всяком случае уважать. Есть смысл его не любить, но при этом работать на повышение его качества, понимая, что его качество — это ваше качество и качество ваших потомков. Но ненавидеть? Лучше просто взять и убить себя. А вот ненавидеть систему вполне «по понятиям», ибо «ненавистная система» — это не столько плохие люди, сколько плохие связи. И кто сказал что ненавидеть связи аморально? Отдельный индивид вряд ли сознательно будет работать на усиления статуса недочеловеков или инорасовых групп, но тот же человек находясь в системе делает это совершенно спокойно. По мере развития системы люди становятся заложниками связей. Смотрите сами. Допустим власти решили провести референдум с вопросом типа: «Готовы ли вы отчислять часть своего заработка на адаптацию цветных, содержание домов для генетически неполноценных детей и тюрем где отбывают пожизненное заключение массовые убийцы?». Каков по-вашему будет ответ? Нет, мы понимаем, кто-то проголосует «за», но не потому что готов отчислять, а из-за солидарности с цветными или массовыми убийцами. Т. е. отчислять добровольно почти никто не готов и попробуйте остановить такого на улице и сказать «эй, гони 5 % своей зарплаты», объяснив на что именно. В любом случае это будет расценено как грабеж. И правильно. Но все подобные расходы без проблем вычитаются из доходной части бюджета, которая в свою очередь формируется почти полностью из налоговых поступлений. «Вычеты» идут из системы, из дохода всех. Из «общака». Ваша личная сумма там ничтожна, но будучи помноженной на десятки миллионов она превращается в солидную цифру. Т. е. все как бы не при делах, но одновременно — все в деле. Каждый по отдельности — против. Все вместе — за. Типичное проявление эмерджентности. Но сейчас это «почему-то» называют демократией.

Более продвинутые понимают что ничьих денег не бывает, так же как не бывает энергии из «ниоткуда» и обозревая ситуацию видят, что за недочеловеками сила и сила именно в их статистической совокупности, что устойчивость за которую так дрожат рядовые обыватели продлится недолго и закончится нехорошо. Мы уже показали, что хотя единой организованной недочеловеческой системы не существует, более того, даже упорядоченные системы недочеловеков и цветных конкурируют между собой, все же их объединяет главное — ненависть к арийскому человечеству. Это их аттрактор. А поскольку он есть, то можно говорить о его фрактальности. И таким фракталом является отдельно взятый недочеловек с его сознательной ненавистью, которая, если отбросить всю этническую, социальную и религиозную шелуху, составляет и полностью исчерпывает всё его содержание.

Рациональна или нет ненависть недочеловека или цветного? Находясь ближе к животным они видят что от нормального арийца может исходить фатальная опасность и что нападать нужно тогда, когда ариец ослаблен, когда он отступает, ибо если он начнет наступать шансы всех альтернативных групп уменьшаться до нуля. Скорее всего эта установка идет еще от времен когда арийцы покоряли животный мир и противостояли цветным. Именно эту особенность поведения мы наблюдаем сейчас. Т. е. ненависть рациональна. Ариец третьего поколения максимально отдален от животных и вместо того чтобы изучать неарийцев по тем методологиям которые используются для изучения животного мира, сейчас наоборот, животных предпочитают подводить под «человеческий шаблон». Это — логический финал расового вырождения. Посмотрите, как вырождающаяся раса заботится о своих домашних питомцах, зачастую поглощающих больше средств чем дети (если дети вообще есть). Я знавал семьи, где кошек и собак купленных за приличные деньги кормили самой отборной пищей, лечили в дорогих клиниках и возились скрупулезнее чем с маленькими детьми. Сами же питались весьма скромно и вообще бюджет семьи был остатком от бюджета собаки. Впрочем, отдельные разумные голоса все-таки пробиваются. Так, Е. Майр отмечал «Многих заблуждений в человеческой системе воспитания и в политических институтах удалось бы избежать, если бы психологи и социологи больше занимались биологией поведения и эволюционной теорией».[269] А ведь поведение животных было, наверное, самой первой проблемой реально интересовавшей людей, достаточно изучить рисунки на стенах пещер. Ну и резонно предположить, что схемы поведения животных должны были как-то встроить и в бурно развивающуюся кибернетику и системологию. Первый шаг сделал Р. Левонтин, доказавший, что каждый вид выбирает такую стратегию поведения которая минимизирует возможность его вымирания.[270] Гамильтон и Мейнард-Смит показали, что в животном мире полностью выдерживается основное правило теории игр, согласно которому при конкурентном столкновении каждый стремится минимизировать собственные потери и максимизировать потери противника. Доукинс, в нашумевшей книге «Эгоистический ген»,[271] показал, что если большинство индивидов входящих в систему следует «эволюционно-стабильной стратегии», то их нельзя превзойти никаким способом (следствие Закона Необходимого Разнообразия), при этом сделал важнейшую оговорку, заметив, что лучшая стратегия для индивида зависит от того, как ведет себя вся популяция. А как она себя ведет? Очевидно, что если арийцы проигрывают, то она ведет себя как-то не так. Но вести себя «не так» тоже можно только в соответствии с теми или иными законами. Разберем этот вопрос подробнее.

4.

Если человеческий организм (система) работает как-то не так, говорят что человек болен и серьезность болезни подразумевает величину отклонения от нормы. Но по какой схеме он «подхватывает» неизлечимые заболевания. Сначала человек чувствует в какой-нибудь точке «матрицы своего тела» незначительный дискомфорт, на который просто не обращает внимания. Это — первая информация, но на нее большинство не реагирует. Потом дискомфорт переходит в слабую боль, непостоянную, а может даже редкую, очень редкую. На неё уже не реагировать нельзя, но отчасти её глушит периодическое употребление алкоголя, наркотиков или амфетаминов. Потом боли становятся чаще и сильнее. Индивид начинает принимать обезболивающее. И только когда они становятся сильными и непрерывными, он идет к врачу, который и сообщает ему что болезнь развилась в такую стадию на которой излечение маловероятно, более того, сама процедура может убить не болезнь, а больного. Но что такое болезнь? Это — разупорядочивание организма. И если оно идет медленно, то его до поры до времени не замечают, а если и замечают, то не придают должного внимания, притом, что на начальной стадии можно вылечить практически любую болезнь или перевести ее в вялотекущее и не фатальное для организма состояние. Точно как с процессом старения, который тоже идет очень медленно и который также (с системных позиций) можно рассматривать как болезнь, пусть и неотвратимую. Старение ведь тоже не все замечают. Поэтому для человеческих систем можно сформулировать общее правило: фатальным для системы является не то когда её убивают, а то, когда она не замечает что её убивают. Возможно ли такое? Возможно. Мы уже приводили пример как американцы переделывающие мир по своему шаблону, массово внедряют практику непрямого уничтожения через курение, алкоголь, наркотики, генетически измененные продукты, рекламу контрацептивов. Т. е. если убивать массово, но постепенно, этого никто не заметит.[272] Или почти никто. Конечно, если бы шесть миллионов турок в Германии или пять миллионов цветных во Франции появились бы за короткий период, ну, скажем, за пару лет, это вызывало бы социальный взрыв, это было бы расценено как нашествие. Ведь арабские и турецкие армии вторгающиеся в Европу были неизмеримо меньшие по размерам, но им сопротивлялись. Сейчас, путем «мелкосерийных» постепенных проникновений, цветные создали в Европе многомиллионные диаспоры, при вполне стабильной обстановке.

С самой Америкой дело обстоит несколько по-другому. Там белые действительно боятся негров, даже притом, что ни политической, ни экономической, ни интеллектуальной конкуренции те им пока не составляют и в обозримом будущем вряд ли составят. Дело в другом. С момента подписания Линкольном декларации об освобождении рабов в декабре 1862 года, статус негра непрерывно повышался. Этот процесс шел с разной скоростью, но шел всегда. Что было у рядового негра до Гражданской войны? Главным образом три вещи, причем все три — белые: белые зубы, белые белки глаз и белый хозяин. Белый хозяин исчез и негры в количестве пяти миллионов вдруг оказались вполне самостоятельной конгрегацией внутри самой развитой белой страны, чего в истории никогда не было. И хотя негр не имел всех гражданских прав, его статус повышался вместе с повышением статуса государства. Негр превратился в гражданина самой мощной страны, в то время как точно такой же негр в Африке занимался разведением огня посредством трения камня о камень и часто не носил даже набедренной повязки. Говорить что американским неграм больше повезло, наверное, не следует — до почетного статуса «негра США» дожил лишь небольшой процент потомков тех, кого в свое время вывезли с Африки. И вот уже появляются негры-офицеры, негры-политики, негры-музыканты, негры-спортсмены, вот уже негры в штатах где они составляют большинство или просто значительный процент, начинают требовать выравнивания своего статуса с белыми. Вспомним, что дело происходило в самой богатой и влиятельной стране мира, а потому приняло интересный оборот: возникала многомиллионная совокупность негров, обладавших статусом полноправного гражданина США со всеми причитающимися аксессуарами. Негр там, получая зарплату ниже средней, мог позволить себе иметь пусть подержанный, но всё же вполне приличный автомобиль, тот же «Форд» или «Крайслер». В то же время практически никто из белых проживающих в СССР или Восточной Европе, себе такой «роскоши» позволить не мог, пусть даже и занимал высокий ответственный пост и получал зарплату в десятки раз выше средней. И действительно, вы много знаете профессоров или даже академиков разъезжающих при Брежневе по Москве на подержанных «Крайслерах» или «Шевроле»? Так вместе с Америкой поднималась негритянская конгрегация, одновременно включаясь в естественный процесс — выброс энтропии. Росла не белая страна, а черно-белая. И сейчас она оказалась единственной сверхдержавой. Точно как в свое время в сверхдержаву вырос белый Рим, после чего постепенно превратился в сверхдержаву черно-белую и звезда его быстро закатилась.

Белые в Америке эпохи «уравнения в правах», однако, мыслят по-протестантски, они не плодят «лишних сущностей» как советовал их духовный предок Вильгельм Оккам и понимают, что никакое реальное фактическое выравнивание немыслимо, хотя юридически уравнять негров вполне можно. Как говорится: «Бога не обманешь». Точно как в шутке, где на сарае лежит не то что на нем написано, а обычные дрова. Вы думаете что это чисто американский «глюк»? Нет. Точно так же рассуждали южноафриканские протестанты, голосуя в конце 80-ых годов ХХ за отмену апартеида. Потом к власти пришли негры и белым пришлось покидать юг Африки, а поскольку т. н. «цивилизованные страны» в статусе беженцев им отказали, мотивируя отказ обоснованностью преследований со стороны негров, белые оказались в «не очень цивилизованных странах», таких как Украина, где, собственно, и рассказали все свои приключения.

Негр мыслит по-своему. То, что написано, то и должно быть на самом деле! Ведь это написали сами белые, а они просто так ничего не делают, негр это знает. Или чувствует. Он хочет не каких-то подписанных бумажек, нет. Он хочет быть таким же как белый. Он хочет информационного наполнения, а не просто формальных гарантий, от которых реальной пользы — ноль. От этого желания идет всё «наполнение» черного расизма, в котором ненависть к белым имеет своей причиной понимание собственной невозможности стать такими же. Так единичные негры-фракталы образуют аттрактор черной расы. Аттрактор ненависти. К сожалению мы никогда не получим ответа на вопрос: перестал ли самый богатый в мире негр — Майкл Джексон — быть черным расистом когда хирурги сделали его белым или наоборот, начал ненавидеть их еще больше, развлекаясь педофилическим сексом с белыми мальчиками? Интересно было бы узнать! Многое бы прояснилось. Как оборотную сторону попыток «выровнять реальный статус рас», можно рассматривать программы внедрения внешних негритянских элементов в быт белых, об этом мы уже говорили. И если все началось с джаза, раскрученного в начале прошлого века как «главная музыка», то к концу того же века множество белых считали своими любимыми уже десятки негритянских стилей, а во внешний обиход определенной части молодежи (т. е. потенциального будущего) вошли негритянские стили в одежде, негритянская манера движений и даже некая «негритянская философия» (!). Мне как-то пытались объяснить ее сущность какие-то белые ребята в бусах и вязаных разноцветных шапочках, которые они почему-то носили в тридцатипятиградусную жару, но из всего сказанного я понял, что центральным пунктом там является употребление «травки». С середины 60-х годов, т. е. через 100 лет после отмены рабства, негр становится юридически эквивалентен белому. Белые считают что инцидент исчерпан, Кеннеди, а потом и Линдон Джонсон чуть ли не рыдают от радости за своих «черных братьев», но вот черные братья успокаиваться никак не намерены. Расы нельзя уравнять перед друг другом, можно лишь опустить статус более высокой расы до уровня низшей. Точно как в термодинамике — холодное тело нагревается от более теплого и повышает, таким образом, свою энтропию, которая в пределе должна стабилизироваться когда сравняются температуры тел. Само собой, негры, даже в лице своих лидеров, не напрягали мозги для обкатки подобных схем, негры вообще не склонны к абстрагированию, реальность они воспринимают как сугубо конкретные вещи. Белые уравняли юридические права, но черные хотели уравнять фактические! Они хотели учиться в белых университетах, даже если не соответствовали надлежащему интеллектуальному стандарту, поэтому для них создали квоты, а кое-где и упростили программы. Они хотели занимать престижные вакансии и зарабатывать как белые, не будучи способными так же качественно выполнять профессиональные обязанности, поэтому для них опять ввели квоты. И это было только начало. Негров мы здесь выделили не только как расу, но и как простое меньшинство. Потом квоты и льготы будут вводить для очень многих, искусственно поднимая статус меньшинств. При прочих равных условиях возьмут его, а не белого. Удивляться ничему не стоит — была допущена ошибка, проявлена слабость концептуального видения и, как результат, белые, в общем-то имея преимущество во всем, начали отступать.