Роль покойника в становлении сберегающей экономики.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Роль покойника в становлении сберегающей экономики.

При взгляде на величественные пирамиды Древнего Египта, на роскошные мавзолеи Индии возникает странная, на первый взгляд, параллель. Что напоминают эти строения, возвышающиеся над всеми прочими, эти главные здания своего времени? Больше всего они напоминают грандиозные здания сегодняшнего времени — банки. И сходство отнюдь не ограничивается внешними атрибутами, т.е. роскошью и доминирующим положением в застройке большого города. Главное — это далеко идущая функциональная тождественность коллекторов, накопителей и перераспределителей исходной субстанции сбережения.

Покойник, точнее его прах, оказывается первой исторической формой богатства и даже формой капитала в самом широком значении этого слова. По существу, гроб — это первый банковский сейф, в котором хранится самовозрастающая стоимость. Этимологическая общность глаголов "хоронить" и "хранить", существующая во многих языках имеет прямое отношение к сути дела; именно с такого рода хоронением связана фундаментальная новация социальной динамики — появление сберегающей экономики. Одним словом, в инфраструктуре социума, достигшего стадии цивилизации, склепы (захоронения) играют роль банков. Все виды вложений в этот коллектор санкционированы, оправданы и приносят весомый процент.

Каков же характер этой необычной самовозрастающей стоимости и в чём, собственно, состоит выгода инвестиций? Речь, прежде всего, идет о функции всеобщего эквивалента, опосредующего круговорот и распределение благ или "ценностей" в широком смысле этого слова. Конечно, абсолютно универсального эквивалента, в котором могли бы оцениваться (выражаться) все человеческие желания, не существует. На эту роль не подходят ни фрейдовское "либидо", ни свобода в понимании экзистенциализма, ни само "счастье" (что было ясно ещё стоикам). Желания человека не конвертируются друг в друга без существенного осадка; даже конвертируемость желаний в слова достаточно ограничена. К тому же эквивалент должен выражать имманентную значимость сопоставляемого в количественном аспекте — хотя бы приблизительно; он возникает в стороне от натурального обмена ценностей по принципу "око за око, зуб за зуб", т.е. речь идет о подробной, дискретной, хорошо размеченной шкале, любые части которой легко изымаемы или прибавляемы к целому (подобно монетам). В человеческой истории различимы два таких эквивалента: останки мертвых и деньги.

Таким образом, исключительная забота египтян, китайцев, древних семитов о собственных покойниках, в первую очередь о своих предках, независимо от того, какого рода психологическое переживание её сопровождает, представляет собой выгодную инвестицию, многообразно, в том числе и психологически, санкционированную обществом. В истории человечества власть благородных предшествует власти богатых — если под властью понимать не краткосрочный эксцесс принуждения, а устойчивую тенденцию, имеющую в себе свои собственные основания. А таким основанием является длина трека памяти в отношении умерших прародителей: массив документированных свидетельств о предшествующих покойниках, готовый к предъявлению и предъявляемый в случае востребования. Человек благородный и есть тот, кто обладает подтвержденной генеалогией родства — ну, хотя бы до седьмого колена. Свидетельства благородного происхождения хранятся двояким образом — во-первых, в виде останков, схороненных (сохранённых) в фамильном склепе, в усыпальнице, на кладбище — словом, в некоем надежном сейфе, или вообще в месте, где принимается "депозит", а во-вторых — в личной и коллективной памяти, где фиксируется подтверждение вклада и назначаются проценты на него: долевое участие в распределении социальных благ — уважения, высокого положения в обществе, собственно властных полномочий.

Могила предстаёт перед нами как неотчуждаемый залог благородства, состоятельности в самом широком смысле — в древнерусском и в ряде славянских языков слово "могила" означает, одновременно, "могучий", обладающий влиянием и властью. Могила, склеп являются исходной формой недвижимости — а как известно, нет более надежного источника инвестиций, чем недвижимость, и ухаживание за могилами предков, забота о них объясняются не только вполне естественной благодарностью, но и предусмотрительностью "рачительного хозяина". Любопытно, что в обществах, где вообще не было недвижимости в буквальном смысле этого слова, у кочевых народов, остатки покойников все равно сохранялись — в виде праха. Древние семиты, всюду возившие с собой прах своих предков, чувствовали себя богачами, со всей возможной надежностью защищёнными от превратностей судьбы. Так же как и сегодня, покидая навеки родной дом, мы взяли бы с собой "самое дорогое" — деньги и драгоценности, т.е. то, что легче всего конвертировать в различные блага. Евреи, и другие кочевые народы нигде не расставались с основным капиталом, основой нынешнего и будущего благосостояния. "Всё своё вожу с собой" — мог бы гордо сказать царь номадов, указывая на тяжело навьюченного верблюда.

Стало быть, "любовь к отеческим гробам", как чувственно-сверхчувственная обёртка одной из фундаментальных категорий политической экономики, не так уж сильно как это может показаться отличается от любви к "золотому тельцу", к новому всеобщему эквиваленту круговорота ценностей и благ, вытеснившему прежний: с функциональной точки зрения они тождественны, ибо предназначены для адаптации психики homo sapiens к определенным условиям расширенного воспроизводства своей собственной сущности. Этим же отчасти объясняется существующая в большинстве цивилизаций традиция подбирать мёртвых на поле боя, тактические и стратегические жертвы, приносимые ради овладения мёртвым телом.

Невидимая субстанция власти есть как бы аура, исходящая от вполне материального, видимого субстрата: праха покойников. Поимённое перечисление своих "мертвых" — с указанием источников, т.е. где покоятся, когда похоронены (положены на хранение), будучи необходимым условием благородства, конституирует социальный статус личности в условиях протоцивилизации и первых цивилизаций. Для некоторых этносов, особенно островных и вообще автохтонных наличие длинного трека памяти является общим правилом — каждый полноправный член общества может перечислить своих предков до десятого колена. В таких условиях, особенно типичных для первых цивилизаций (поскольку они сами обусловлены "капитализацией останков") имеет значение ещё и так сказать, "качество товара" — прежде всего — пышность и ухоженность захоронений. Роскошные, поражающие воображение пирамиды — это очень надежное вложение капитала — размер прибавочной стоимости и дивиденда можно определить хотя бы по длине правящей династии. Роль пирамид не в последнюю очередь заключается в том, чтобы непрерывно сигнализировать о законности правления — имеет место, так сказать, зримый контроль за справедливостью распределения благ, и, конечно, пресловутая "обращенность египетской цивилизации в прошлое", о которой так любили писать историки, существует, в основном, на уровне видимости. А под мемориальной видимостью обнаруживается вполне реальная "забота о себе" в смысле Фуко — чисто экономическая интенция приумножения собственного благосостояния и грядущего благополучия потомства.