8.2. Эволюция культуры

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8.2. Эволюция культуры

Но если уж мы упомянули о соотношении всеобщего и единичного, то следует сказать и то, что в этотипах, имманентных, наверное, любым этническим группам, общего, объединяющего их, должно быть никак не меньше того, что способно воздвигнуть между ними какие-то барьеры. Ведь в конце концов не только Космос, но и данная всем нам в удел планета – одна. А значит, глубокое родство всех со всеми должно наличествовать, несмотря на все отличия ландшафтов, почв, климата, цвета кожи, волос, анатомических особенностей и так далее, и так далее, и так далее. В свою очередь, именно последнее обстоятельство и предстает как глубинная основа того обстоятельства, что даже формулируемые на разных континентах, законы регулирования совместного бытия имеют много общего между собой.

Вот только хотелось бы предостеречь: никоим образом нельзя отождествлять ни сами законы с велениями совести, ни это единство с всеобщностью категорического императива человеческой нравственности. Все это столь же противоположные начала, сколь вообще противоположны, а зачастую и враждебны материальное и идеальное; каждое из них – не более чем своеобразная проекция на плоскость инобытия другого. Поэтому вовсе не удивительно, что не только национальные законодательства не поддаются никакой унификации, но и сами представления народов о праве (и даже шире того – о справедливости, правильности, праведности, ибо все это однокоренные понятия) далеко не во всем согласны между собой, и часто конфликтуют друг с другом. Действительно общим является только то, что так и остается неизречимым в слове любого народа, а значит, не поддающимся никакой формализации. Основой того, что и в самом деле объединяет всех нас, является ускользающая от любого анализа иррациональность. В сущности, точно так же ускользает от любого, даже вооруженного самым совершенным инструментарием, поиска мистическое вместилище нашей души, таинственной субстанции, вбирающей в себя все сущностные определения человеческой личности. Во всем этом нет ничего удивительного, ибо в какой-то более высокой, нежели та, что доступна физическому измерению, действительности, и она, и общее в человеческом слове являют собой разные имена одного и того же.

Этим одним, как мы уже видели, выступает то ли некий семантический ноль, обладающий, однако, парадоксальными свойствами абсолютного физического вакуума, порождающего из себя все определения вещества, то ли смысловая бездна, в которой тают четкие контуры любых определений. Именно и только ему дано формировать и душу отдельной смертной монады, и душу целого народа – самую сердцевину его культуры. Только в его всепорождающей и одновременно всепоглощающей стихии отдельно взятый индивид каким-то невероятием оказывается равным своему роду, в то время как род парадоксальным образом становится малой частью его самого…

Культура, а значит, и вливающийся в общий ритм дыхания планеты этотип этноса формируется не вдруг – века должны миновать, прежде чем установится гармония бытия новообразующейся общности с естественно-природным ее окружением. Но важно иметь в виду еще и вот что: такая гармония может установиться только при сохранении стабильности бытия самого народа, высокая культура не может сформироваться там, где этой стабильности нет и в помине, где частые потрясения и катаклизмы сопровождают всю его историю. Говоря лапидарным языком, культура – это своеобразная идеология лишь некоторой константы общественного бытия.

Несмотря на все потрясения и перевороты, которые могут заметно сдерживать развитие, скорость формирования этотипа, которому и предстоит играть решающую роль в истории этноса, все же несопоставима со скоростью сугубо биологических механизмов становления новых поведенческих инстинктов, со скоростью естественного биологического отбора. Но и сформировавшись, основные "несущие" конструкции культуры, или говоря иным языком, этнического этотипа не остаются неизменными. Больше того, именно их поступательное развитие и составляет одно из наиболее фундаментальных измерений все еще продолжающейся (теперь уже чисто социальной, если видеть именно в социальности то, что стоит над биологией) эволюции живой материи.

С некоторой долей приблизительности общее развитие этнической культуры можно представить как процесс накопления мутационных изменений содержания ключевых знаков, цементирующих единство социума. Не будем вдаваться в анализ причин всех этих изменений, он выходит за пределы рассматриваемого здесь предмета. Лишь повторимся: есть рутинный занимающий целые столетия процесс постепенного накопления невидимых глазу перемен, которые обнаруживаются лишь в долгой череде сменяющих друг друга поколений, а есть и взрывное накопление критической их массы, которое происходит на протяжении жизни какого-то одного.

Строго говоря, и здесь, как и в биологическом генезисе вида, любая мутация вредна, ибо всегда влечет за собой нарушение уже сложившегося равновесия организма с окружающей его средой. Но в живой природе трагедия мутантов начинается вовсе не там, где необратимые генные катаклизмы принимают чрезмерно драматический характер, но там, где они происходят слишком стремительно. Только время позволяет обратить сиюминутный вред на явную пользу развивающемуся виду; миллионолетия – и только они – делают возможным последовательное превращение одноклеточных в нечто разумное и даже больше того – в нечто одухотворенное. Там же, где давление мутагенных факторов сжимает эволюционный процесс до каких-то сверхкритических временных величин, виды оказываются обреченными на вымирание.

Все те изменения, которые претерпеваются этотипом этноса на протяжении его жизни, можно уподобить именно такому мутационному процессу.

Воздействия внешней среды, изменения бытовых, социальных условий его жизни закономерно отражаются в семантике ключевых знаков. Все эти деформации дискретных единиц языка внешне мало чем отличаются от мутационных изменений дискретных единиц наследственности. Однако существенные отличия все же наличествуют. Так, любая мутация затрагивает лишь наследственный аппарат какой-то отдельной особи, закрепление же всех вызываемых ею новообразований в едином генотипе популяции происходит только по мере накопления аналогичных мутаций у других индивидов, а также по мере передачи новых свойств по наследству. Поэтому общее изменение генотипа происходит на протяжении весьма и весьма длительного периода. Бездна времени требуется для того, чтобы изменить определенность биологического вида. Изменение же семантики ключевых знаков практически сразу, то есть в течение жизни считанных поколений (иначе говоря, в совершенно несопоставимые с нормативами естественного отбора сроки) становятся достоянием всех, всей этнической культуры. А это означает, что необратимой деформации сразу же подвергается этотип всего рода. Поэтому общее развитие здесь совершается значительно быстрей, чем инициированный собственно мутационными изменениями процесс биологического видообразования.

Поступательное формирование каких-то новых знаков, а также последовательное изменение внутреннего содержания всех тех, что уже прочно закрепились в повседневном информационном обороте, в целом благотворны для любой этнической общности, ведь в сущности именно в этом и состоит формирование и развитие ее культуры. Все это – рутинный процесс для любого социума. Но если постепенные незначительные, говоря философским языком, количественные, изменения лишь обогащают культуру, то накопление какой-то критической их массы способно сублимировать самый ее дух, взрывообразно перевести ее в какое-то иное состояние.