Ребенок с зеркалом
Ребенок с зеркалом
После этого Заратустра опять удалился в горы, в уединение пещеры своей, и сторонился людей: так ожидает сеятель, посеяв семена свои. Однако душа его была полна нетерпения и страстной тоски по тем, кого полюбил он: ибо многое еще было у него, чтобы дать им. А это труднее всего: из любви сжимать отверстую руку и, одаряя, хранить стыдливость.
Так проходили у отшельника месяцы и годы; а мудрость его все возрастала и причиняла ему страдание полнотой своей.
Однажды проснулся он еще до зари, долго припоминал что-то, сидя на ложе, и наконец так сказал в сердце своем:
«Что же так напугало меня во сне, что пробудился я? Не подошел ли ко мне ребенок, несший зеркало?
„Заратустра, — сказал мне он, — взгляни на свое отражение!“
Но когда посмотрел я в зеркало, я вскрикнул, и сердце мое содрогнулось: ибо не себя увидел я в нем, а дьявольский лик, язвительно усмехающийся.
Поистине, ясно понимаю я знамение и предостережение сна моего: учение мое в опасности, сорная трава хочет называться пшеницей!
Враги мои усилились и исказили образ учения моего, так что возлюбленные ученики мои устыдились даров, которые дал я им.
Потерял я друзей моих; настал час искать потерянных мною!»
С этими словами Заратустра вскочил, но не так, как, задыхаясь, вскакивают в испуге, а подобно пророку и певцу, охваченному вдохновением. С удивлением смотрели на него орел и змея: ибо, словно утренняя заря, воссияло грядущее счастье на лице его.
«Что случилось со мной, звери мои? — говорил он. — Не преобразился ли я? Не посетило ли меня, подобно порыву бури, блаженство? Безумно счастье мое, и безумство все, что станет говорить оно: еще слишком юно мое счастье — будьте же снисходительны к нему.
Я ранен им: все страждущие да станут мне исцелителями!
Снова к друзьям своим могу сойти я, а также и к врагам! Вновь Заратустра будет говорить, и дарить, и творить благое тем, кого любит он!
Моя нетерпеливая любовь бурными потоками изливается с высот в долины, к восхождению и закату своему. С безмолвных гор и из грозовых туч страдания с шумом низвергается она вниз, в долины.
Слишком долго тосковал я, глядя вдаль; слишком долго принадлежал уединению: так разучился я молчанию.
Я весь стал устами и журчанием ручья, бегущего с высоких скал: в долины хочу я низринуть речь свою.
И пусть бурный поток любви моей устремится туда, где нет дорог! В конце концов найдет он путь к морю!
Правда, есть во мне озеро, уединенное и самодовлеющее, словно отшельник, но поток любви моей и его увлекает вниз — к морю!
Новыми путями иду я, новые речи рождаются во мне; подобно всем созидающим, устал я от обветшавших слов. Не желает больше мой дух ходить на истоптанных подошвах.
Слишком медленно течет для меня всякая речь: в твою колесницу прыгаю я, о буря! Но и тебе еще достанется от бича ярости моей!
Подобно крикам и возгласам ликования, промчусь я по морским просторам, пока не достигну тех блаженных островов, где обитают друзья мои.
И враги мои между ними! Как люблю я теперь всякого, с кем могу говорить! И врагов моих — их тоже объемлет блаженство мое.
И когда я вскакиваю на самого норовистого коня своего, копье — лучший помощник мой: оно — самая надежная опора моя.
Копье, которое бросаю я во врагов своих! Как благодарен я им, что могу наконец метнуть его!
Велико было напряжение тучи моей: под громовой хохот молний осыплю я градом долины.
Могуче взволнуется грудь моя, грозной бурей промчится по горам дыхание ее: легко станет сердцу моему.
Поистине, подобно буре, грядет счастье мое и свобода! Враги же пусть думают, что некто злой неистовствует над их головами.
И даже вы, друзья мои, устрашитесь моей необузданной мудрости и, быть может, убежите вместе с врагами моими.
О, если б сумел я пастушьей свирелью привлечь вас обратно! О, если б мудрость моя — эта львица — научилась нежно рычать! А ведь уже многому научились мы вместе!
В безлюдных горах зачала дикая мудрость моя; на жестких камнях произвела она на свет самое младшее из чад своих.
Теперь, словно безумная, носится она по пустыне и все ищет мягкого дерна — моя древняя дикая мудрость!
На мягкий дерн сердец ваших, друзья мои! — на любовь сердец ваших жаждет она уложить возлюбленное чадо свое!»
Так говорил Заратустра.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.