§ 1. Сущность проекта: онтологическая деструкция

§ 1. Сущность проекта: онтологическая деструкция

Являясь полидисциплинарными феноменами как внутри философии, так и за ее пределами, феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ конституируют совершенно своеобразную теоретически-практическую систему. И понимание ее опорных моментов, системы подходов и концептуальной сетки необходимо, если ставится цель понять их историко-философское значение.

Развивая в психиатрии основные идеи феноменологии Гуссерля и Шелера, фундаментальной онтологии Хайдеггера или интуитивизма Бергсона, феноменологические психиатры и экзистенциальные аналитики неизменно заимствуют онтологические идеи, обращаются прежде всего к онтологии. И даже когда заимствование идет через методологию или гносеологию, как, например, происходит с феноменологией Гуссерля, начальным моментом обращения к этим идеям становится онтологический интерес. Именно этот онтологический интерес отличает феноменологическую психиатрию и экзистенциальный анализ как единую традицию от возникшей позднее антипсихиатрии, где онтология идет в едином комплексе с антропологией, социальной философией и этикой, и первичность установить невозможно.

Что же стоит до этого онтологического интереса и каковы его следствия? Кризис психиатрии и одновременно стремительное развитие гуманитарных наук в начале XX в. приводят психиатров к вполне понятному выводу о том, что психиатрия является наукой не только и не столько о больном организме, сколько о больном человеке. Поэтому обращение к достижениям психологии, антропологии, философии и т. д. и включение интересующих психиатрию вопросов в максимально широкий гуманитарный контекст должно было привести к ее методологическому и концептуальному обогащению. Но почему же на первый план при этом вышла онтология, а не антропология, не этика или социальная философия? Здесь нужно помнить, что психиатры-антропологи, психиатры-этики, психиатры-психологи и психиатры-социальные философы в те времена тоже были, но важно здесь то, что именно психиатры-онтологи смогли сформировать в этой ситуации единую традицию, существующую и развивающуюся до настоящего времени. Поэтому вопрос о «почему» тесным образом связан с вопросом о причинах, если можно так сказать, актуальности и «живучести» онтологии для психиатрии начала XX в.

На наш взгляд, дело здесь в том, что привнесение онтологических идей в теорию и практику психиатрии способствовало выработке принципиально иных оснований или, точнее, другой структурной сетки этой науки. Антропология, этика, психология, если перефразировать слова великого материалиста, есть лишь научная надстройка, базисом может быть лишь четкое представление о реальности, т. е. онтология. Онтология психиатрии начала XX в. – это онтология позитивизма, на основании которой она сформировалась как наука, развивалась как клиническая практика, и поэтому отделить эту позитивную онтологию от психиатрии как естественной науки практически невозможно.

Новизна и принципиальная значимость проекта феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа не только для психиатрии, но и для философии состоит в том, что представители этой единой традиции попытались поставить на место позитивистской онтологии онтологию феноменологическую, изменяя таким образом саму сущность психиатрии как науки. Замени они антропологию, психологию, этику, оставив прежний базис, и это было бы очередное позитивистское направление, обреченное на постепенное и неминуемое возвращение к начальной точке. Но необходимо отметить, что представители обсуждаемых в настоящей работе направлений при заимствовании онтологии ориентируются, прежде всего, на свои собственные предпочтения и убеждения: заимствованная ими онтология – это то, что считают онтологией именно они, что иногда расходится с мнением Гуссерля, Хайдеггера и т. д.

Экзистенциально-феноменологическая психиатрия оказалась не просто результатом развития идей феноменологии в клинике, по своей сущности она сопоставима с феноменологией Гуссерля и фундаментальной онтологией Хайдеггера – она стала проектом деструкции оснований; Гуссерль и Хайдеггер стремились разрушить основания предшествующей им метафизики, феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ – позитивистские основания психиатрии. При этом на место метафизической или фундаментальной онтологии пришла онтология региональная. Именно поэтому для Эрвина Штрауса становится настолько актуальной критика Декарта и его последователей, ведь психиатрический позитивизм ему многим обязан. Именно поэтому экзистенциальный анализ, причем, несмотря на расхождения, и Бинсвангер, и Босс, подвергает критике психоанализ, несущий за маской новой онтологии закостенелый позитивизм.

Если в общем представить критику позитивистской психиатрии и ее оснований в экзистенциально-феноменологической психиатрии, то основными ее моментами является критика 1) понимания психически больного человека подобно объекту естественных наук; 2) классификационной симптоматически-синдромальной структуры психиатрии, скрывающей действительные проявления человека за набором ярлыков; 3) разделенности психики / сознания и тела, субъективного и объективного, внутреннего и внешнего, препятствующей целостному пониманию человека; 4) преимущественного использования в исследовании психически больного человека методов естественных наук, вне их «антропологической» корректировки. В этом ключе развивалась и критика психоанализа как направления, в основании теоретической системы которого лежат парадигмальные установки позитивизма.

Эта новая система (на ее особенностях мы остановимся чуть позже) обозначает основой критики забвение живого опыта, того, что сам больной, которому стремятся поставить диагноз, интерпретировать и лечить, является прежде всего живым человеком, прямо сейчас сидящим напротив врача. И здесь снова заметен «феноменологический оттенок»: Гуссерль упрекает философию в забвении опыта сознания, опыта мышления, Хайдеггер – в забвении вопроса о бытии как таковом, экзистенциально-феноменологическая психиатрия атакует психиатрию за исключение живого человеческого опыта.

Следовательно, основание онтологической деструкции – антропологически ориентированная критика позитивистских оснований психиатрии. В силу шаткого положения, как результат кризиса и обилия новых веяний, психиатрия начала XX в. начинает активно вглядываться в гуманитарные науки, и оказывается, что то, чего ей, как это ни странно, недостает, так это живого человека.

Как альтернативный позитивистскому проект, пусть даже и не всегда артикулируя их, экзистенциально-феноменологическая психиатрия предлагает новые онтологические основания. В схематическом виде, на наш взгляд, их можно представить следующим образом:

1. Патологическая реальность сознания и патологическое существование, иными словами, патологический опыт, являются объективной реальностью, переживаемой и данной больному.

2. То, что называется психической патологией в позитивистской психиатрии, есть результат трансформации онтологических оснований опыта индивида, приносящей ему вследствие расхождения онтологического модуса с общепринятым невыразимые страдания.

3. Эта трансформация происходит в двух основных направлениях – изменении пространственности и темпоральности опыта.

4. Для понимания типа и особенностей этих изменений необходимо вживание в опыт больного, понимание его отношений с миром.

5. Задачей психиатра является изменение отношений с миром, изменение опыта больного, по своей сути – своеобразная онтологическая адаптация.

Но здесь необходимо помнить, что задача изменить онтологию науки чрезвычайно трудна, и осуществление подобного проекта неизменно повлечет за собой шлейф противоречий. Те, что возникли в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе, имеют две основные причины: 1) невозможность резкого изменения парадигмы науки, и, как следствие, необходимость приспособления к ней нового проекта, т. е. необходимость компромисса; 2) столкновение феноменологической онтологии с клинической практикой и вытекающие отсюда трансформации.

В результате формируется совершенно своеобразный комплекс, который и лежит в основании феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа – метаонтика.