Формы государственной власти. Политическая программа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Формы государственной власти. Политическая программа

Право на решение об изменении формы правления принадлежит обществу.

Гольбах

Общество не может функционировать без власти. А власть — «это право руководить поступками и направлять волю тех, кому обеспечиваются средства для самосохранения и возможность счастья» (15, 29).

Верховную власть в обществе осуществляют те его члены, которым общество предоставило право выражать его волю, действовать от его имени и направлять деятельность всех остальных граждан на общее благо.

Когда мы возвысимся до понимания подлинных истоков власти, говорит Гольбах, мы убедимся в том, что ее действительной основой является справедливость. Именно справедливость поддерживает равновесие между членами общества, именно она умеет естественное неравенство людей поставить на службу общему благу, именно справедливость обеспечивает людям их права, истинные законы и свободу (см. там же, 126—128).

Итак, справедливость должна быть основным принципом хорошего правительства. На весах справедливости должны взвешиваться все законы, нравы и обычаи. Справедливость представляет основную добродетель социальной этики.

Какие же поступки и действия следует считать справедливыми?

Справедливы поступки, говорит Гольбах, сообразные с нашей природой, т. е. действия, которые предписаны или разрешены нам естественными законами; действия же, противоречащие нашей природе или запрещенные естественными законами, являются несправедливыми. Справедливость должна распространяться не только на взаимоотношения людей в обществе, но и являться основой взаимной безопасности суверенных наций. Каждый народ обязан проявлять справедливость по отношению к любому другому народу в великом мировом сообществе на том же основании, на каком отдельный гражданин обязан быть справедливым к своим согражданам.

Следует отметить, что Гольбах не усматривал связи справедливости с социальными условиями. Справедливость для Гольбаха есть мера свободы, которая является правом каждого из членов общества предпринимать ради собственного счастья все то, что не вредит счастью его сограждан.

Любовь к свободе — самая сильная из всех человеческих страстей, так как «она вызвана его стремлением к самосохранению и беспрепятственному использованию личных способностей для того, чтобы сделать свою жизнь счастливой» (15, 337).

Наконец, свобода определяется им как способность делать для своего личного счастья все то, что позволяется человеку в обществе. Объединяясь, люди подчиняют интересам общества свои действия, они берут на себя обязательство не пользоваться безграничной независимостью, потому что она нарушила бы объединяющие их связи.

Законы — вот что ограничивает беспредельную свободу и в то же время определяет ее разумные рамки. «Законы необходимости руководят всеми существами в природе и выступают для них в качестве сущности мирового порядка; в равной степени необходимые естественные законы управляют людьми и поддерживают порядок в обществе» (там же, 340). Гольбах подразделяет законы на естественные, которые вечны и неизменны, и гражданские, которые являются применением естественных законов к преходящим условиям времени. В обществе, утверждает он, возникают гражданские законы, которые следует отличать от законов естественных. Гражданские законы изменяются в зависимости от обстоятельств. Общество, как и все в природе, подвержено переменам; законы, полезные в одно время, становятся бесполезными и даже вредными в другое время.

В «Системе природы» философ рассматривает закон как сумму «воли членов общества, объединившихся, чтобы определить поведение граждан или направить их поступки к достижению целей объединения» (14, 172). Подобное определение он дает и в «Основах всеобщей морали». «Законы — это правила поведения, которые общество предписывает своим членам для сохранения жизни и обеспечения счастья всех граждан» (15, 32).

В особую категорию Гольбах выделяет основные законы. Они логически связаны с общественным договором и предписывают суверену порядок выполнения возложенных на него обязанностей. Основные законы должны точно определять права государя и границы повиновения подданных. Везде, где существует закон, существует и политическая свобода. И наоборот, там, где монарх может безнаказанно совершать несправедливость, народ — раб, а правление — деспотическое.

Как мы видим, Гольбах здесь смешивает объективные законы развития общества с законодательством. Он не имеет полного представления о том, что в обществе реализация законов предполагается деятельностью людей. При этом люди не создают законы, а только ограничивают или расширяют сферу их действия в соответствии со своими потребностями и интересами. Отмечая огромное значение закона, Гольбах не понимает, что «законы вообще никогда не совершают революций» (3, 760).

Форме правления, как таковой, Гольбах не придает особого значения. Не форма правления обеспечивает счастье народа, а просвещенный разум, хорошие законы, стремление к общественному благу. Он часто ссылается на высказывание Платона: «Народы будут счастливы лишь тогда, когда философы станут королями или когда короли будут философами» (15, 390). Для Гольбаха, как и для его единомышленников, мечтавших о буржуазных преобразованиях, просвещенный абсолютизм казался наиболее легким способом разрешения социального и политического кризиса эпохи.

Гольбах рассматривает монархию, аристократическое правление и демократию. «...Абсолютная власть, доверенная без ограничений одному человеку, может являться лишь следствием неосторожности и безумия. Может быть, следует передать верховную власть небольшому количеству избранных граждан? Но они станут вскоре тиранами общества. Может быть, народ должен сохранить всю полноту власти в своих руках? Но он не знает, как пользоваться властью, а если случайно сам возьмется управлять, то это будет управление, лишенное осмотрительности, рассудительности, благоразумия и часто обращенное против его самых важных интересов» (там же, 149).

Как же выйти из затруднения? Необходимо, отвечает Гольбах, соединить вместе черты монархии, аристократии и демократии. «Из сочетаний этих трех видов правления родилось то, что называют смешанной или ограниченной монархией. Посредством такой монархии надеялись достичь правильного распределения общественных сил» (там же, 146).

Уравновешенная власть, согласно Гольбаху, обуздает злоупотребления королей, честолюбие аристократии и горячность народа. Поэтому необходимо передать власть в руки представителей разных слоев населения, чтобы помешать какому-нибудь одному из сословий государства нарушить равновесие в своекорыстных целях.

При такой форме правления, говорит философ, законы являются лишь выражением общественной воли и каждый гражданин защищен от насилия. Более того, эти законы больше не находятся в зависимости от капризов и прихотей верховного правителя или его двора. Поэтому нет более верного пути, чем разделение власти между различными сословиями общества. Такой проект, говорит Гольбах, «вовсе не является неосуществимым или фантастическим; необходимо, чтобы власть монарха всегда оставалась подчиненной власти представителей народа и чтобы эти представители сами постоянно зависели от воли уполномочивших их людей, от которых они получили все свои права и по отношению к которым они являются исполнителями, доверенными лицами, а отнюдь не хозяевами» (там же, 149—150).

Общий порок всех правительств состоит в том, что народ — эта наиболее многочисленная часть нации — находится обыкновенно в самом большом пренебрежении. Между тем именно народ — источник всего, чем пользуются привилегированные сословия. Короли же и знать смотрят на народ с презрением.

Только правительство, ограниченное соответствующими законами, обеспечивает народу справедливое положение. Народ выражает свои желания через представителей, которые становятся его защитниками и, очевидно, способны с большим успехом осуществлять заботу о его безопасности, чем это мог бы сделать он сам. Но права народного представительства действительны лишь до тех пор, пока оно верно исполняет свои обязательства по отношению к народу. Они теряют силу, как только представители изменят народу, от которого они получили власть. Самой большой опасностью для представительной системы Гольбах считает (как бы предвидя нравы буржуазной демократии) продажность как избирателей, так и их представителей.

Для сдерживания власти в законных границах необходимо, чтобы в государстве господствовал закон, обладающий большей силой, чем сила суверена, чтобы верховная власть была связана узами конституции, которые нельзя было бы разорвать без потрясения и без опасности для тех, кто хотел бы их расторгнуть. А это может быть достигнуто именно через народное представительство.

Основная функция народного представительства, говорит Гольбах,— защита интересов народа от посягательств властей. Поэтому особое внимание он обращает на состав народного представительства и предлагает избрать преданных, неподкупных людей. По его мнению, наиболее надежно, с точки зрения интересов общества, избрать народным представителем гражданина, владеющего землей. Он рассуждает так: преданным представителем народа может быть лишь гражданин, прочно связанный с родиной. Но человека крепче всего привязывает к родине то, от чего зависит его благосостояние. Родина делается дорогой человеку прежде всего из-за земли, которой он владеет. Здесь сказывается влияние на Гольбаха физиократов, которые считали, что земля составляет физическую и политическую базу государства. На практике это требование земельного ценза лишь в весьма малой степени коснулось бы зажиточных горожан, но выбросило бы из числа граждан городской плебс, ремесленных и мануфактурных рабочих, мелкую буржуазию. Вместе с тем Гольбах отрицает, что какое-либо сословие может претендовать на то, что именно оно призвано представлять нацию. Различные классы граждан одинаково необходимы государству, и все они должны пользоваться правом защищать свои интересы (см. 23, 70—71).

Однако структура выборных органов, действия делегатов, их функции, периодичность созыва заседаний сената, собраний и т. д. остаются неясными, так как Гольбах выдвигает лишь общие моральные принципы общественной политики.

Следует иметь в виду, что Гольбах в своей политической системе, опираясь на теорию общественного договора, лишал монархов божественного ореола и обосновывал земное происхождение государственной власти и ответственность королей и правительств перед народом. Государи, говорил он, являются слугами общества, а не его абсолютными господами и не собственниками народов, как это утверждают теологи. Всякое правительство является законным лишь тогда, когда оно основывается на добровольном согласии общества, иначе оно не более как узурпатор. Так как правительство заимствует свою власть от общества, последнее «может всегда, когда этого требуют его интересы, сместить это правительство...» (14, 172).

Гольбах считает естественным использование мятежа против незаконной власти, против безрассудной тирании, разрушающей общественный договор. Члены общества, утверждает он, отказывающиеся повиноваться несправедливой власти, наносящей вред обществу и неодобряемой им, являются преданными родине гражданами. Мятежниками надо считать тиранов, узурпаторов, правящих вопреки общественной воле. Деспотизм вынуждает своих рабов искать выход в жестоких средствах — в революции. «...Только злоупотребления насилием толкают граждан на поиски крайних средств для улучшения своей участи. Если бы не существовало тирании, не было бы и народных восстаний» (15, 229).

Революция в политическом мире имеет такое же значение, как грозы в мире физическом: они очищают воздух и разгоняют тучи. Внутренняя борьба в государстве полезна, свобода часто устанавливалась в результате революции. Слепое подчинение существует лишь для раба (см. там же, 225).

Но согласие с революцией не является для Гольбаха безоговорочным. С одной стороны, он, в отличие от своих политических единомышленников, в частности от Монтескьё, признает право наций на революционное ниспровержение деспотизма и тирании. С другой — всячески рекомендует реформы в противовес «ужасным» революциям. «Правда, результатом революций иногда было временное улучшение положения народов, но гораздо чаще они вызывали продолжительные общественные бедствия...», — говорит он (там же, 156). Здесь сказывается буржуазная ограниченность воззрений Гольбаха, который опасается, как бы направленная против феодального деспотизма революция не нарушила основ «порядка» вообще, т. е. идеализированных буржуазных имущественных отношений.

В 1776 г. Гольбах опубликовал работу «Этократия, или Управление на основе морали», где намечается общественно-политическая программа буржуазно-демократического правительства. В ней он рекомендует принятие основных законов, выработанных избранными народными представителями, обеспечивающих свободу, собственность и безопасность.

Гольбах предлагает законодательную власть передать национальному собранию. Избирательными правами могут пользоваться одни лишь собственники. Выборные должности не постоянны и не могут передаваться по наследству. При этом каждый избранный представитель связан наказом, разработанным национальным собранием. Избиратели имеют право отозвать тех представителей, которые нарушают наказ и изменяют интересам общества.

Моральное и национальное воспитание должно быть вынесено на первый план. Воспитание, — говорит философ, — это дело государства. Поэтому следует создать специальные органы, которые обязаны следить за учебными заведениями, воспитывать у молодежи принципы, соответствующие интересам общества. Необходимо разработать всеобщий моральный кодекс, который каждый гражданин должен изучать и руководствоваться его принципами как внутри страны, так и в международных отношениях. Взаимоотношения между государствами необходимо строить на началах всеобщего морального кодекса.

Гольбах выступает за отделение церкви от государства и признание всех сект равноправными, за установление веротерпимости. Наследование дворянских и прочих титулов, а также привилегий должно быть прекращено, необходимо ввести единый налог, целесообразно установить пропорциональные налоги для ограничения роскоши и контролирования расходов по управлению.

Он считает необходимым провести судебную реформу, отменить покупки судебных должностей, судопроизводство сделать гласным, создать единый, всем доступный и справедливый суд. Гольбах ратует за свободу слова и печати. Свободу печати считает он лучшим оружием против насилий.

Предлагая эти и многие другие меры, философ предвидит, что «огромная диспропорция» в состояниях, разница между богатыми и бедными в буржуазном обществе явится «источником самых больших зол». Он советует препятствовать накоплению богатства в руках немногих, облагать налогом ненужную роскошь. Хороший гражданин тот, который полезен своей стране, независимо от того, к какому классу он принадлежит: бедный честно трудится, выполняя общественную работу, отчего вытекает реальное и прочное добро для его сограждан.

Эта социальная программа, как мы видим, несла в себе черты общества буржуазного. Но Гольбах не думал, что чрезмерное неравенство, страсть к богатству, обнищание деревни, присвоение продуктов чужого труда, эксплуатация колоний и т. п. являются необходимыми признаками и естественными результатами идеализируемого им буржуазного общества. Эти пороки общественного строя он приписывал старому феодальному абсолютизму. Гольбах был убежден, что их можно устранить при разумном и справедливом управлении, и поэтому разработанную им социально-политическую программу предложил французскому правительству. Он особенно надеялся на Тюрго, бывшего в 1774—1776 гг. министром финансов, который пытался провести в жизнь предложения физиократов, энциклопедистов, в том числе и Гольбаха. (Тюрго посещал салон Гольбаха и принимал участие в обсуждении проектов различных реформ.) В какой мере Гольбах действительно льстил себя надеждой на проведение этих реформ, сказать трудно. Но он был очевидцем того, какое ожесточенное сопротивление антифеодальные реформы Тюрго вызвали у привилегированных сословий и как под их давлением в 1776 г. Тюрго был смещен с поста министра финансов. В том же году были отменены все принятые при нем эдикты. Но идеи социальной программы Гольбаха, хотя и в куцей форме, осуществились, когда французская буржуазия пришла к власти в результате революции, начавшейся как раз в год его смерти.

Решительной критике подвергается у Гольбаха милитаризм. Он выступает непримиримым противником феодально-религиозных войн и колониальной политики европейских стран, в частности Англии, Испании, Голландии и др. Война, по его мнению, заглушает голос справедливости и разума. Это самое худшее из злодеяний. Разоблачая колониальную политику Англии, он критикует ее за то, что она имела намерения стать собственницей морей и захватить в свои руки всю мировую торговлю. Это не только несправедливый, но и сумасбродный проект (см. там же, 422). Испания же, обезлюдевшая вследствие многочисленных войн, религиозных суеверий, нетерпимости и порочности своего правительства, оказалась нацией, доведенной до бессилия, так как «стала на путь завоеваний и создания поселений в Новом Свете, где она истребила местных жителей, лишившись своих будущих граждан» (там же, 407). Гуманист Гольбах выражает надежду, что индейцы, доведенные до ярости, в конце концов прогонят со своих берегов людей, которые стали им ненавистны своей жадностью. «Всякому разумному существу достаточно лишь заглянуть в анналы истории человеческого рода, чтобы почувствовать себя потрясенным при виде зверских продолжительных войн, этой бесполезной резни, которая во все времена заставляла землю-мать плавать в крови своих детей» (там же, 456).

Гольбах старается раскрыть реальные причины войн. Он различает соперничество на почве коммерческих финансовых интересов и ссоры и интриги династий, столкновения из-за религиозной нетерпимости и т. д. Все войны, начатые силами европейских государств в течение века, говорит он, не имели справедливых причин, а преследовали цели грабежа и захвата чужих территорий.

Философ отмечает также, что именно католическая религия своим фанатизмом и нетерпимостью разжигала национальную и расовую ненависть, способствовала возникновению кровопролитных войн между народами. «В течение целых веков земля обагрялась кровью из-за раздоров, вызванных попом, который ради своих интересов возбуждал королей друг против друга, народы против государей, народы друг против друга...» (17, 204).

Разоблачая феодальные и религиозные войны, Гольбах ратует за мир и дружбу между людьми, между нациями, считая мир единственным состоянием, соответствующим природе человека, его естественному стремлению к счастью. «...Каждая нация должна проявлять к другим нациям справедливость, чистосердечие, человечность и оказывать им помощь, поскольку она желает всего этого и для себя самой. Каждая нация обязана уважать свободу и владения другой нации» (15, 112). Но Гольбах не является безоговорочным пацифистом; во что бы то ни стало призывает он принимать действенные меры для освобождения родины от «несправедливых захватчиков», давать им решительный отпор. «Война является справедливой и неизбежной только в том случае, если ее ведут, чтобы отразить нападение несправедливого захватчика, обуздать ярость какой-нибудь безумствующей нации, остановить кровожадного и жестокого грабителя, стремящегося к завоеваниям...» (там же, 459).

Резко выступая против феодально-религиозных войн, Гольбах руководствуется не узкобуржуазными интересами, но интересами всего народа. «Установление равновесия между силами различных государств, — писал он, — есть общее желание народов, обязывающее державы соблюдать законы справедливости» (там же, 112).

Антивоенные высказывания Гольбаха и других французских материалистов, их выступления против захватнических войн имеют не только историческое значение. Они актуальны и в наши дни. Война и агрессия давно стали одной из самых доходных статей буржуазии, а ее современные идеологи заняты тем, что всячески оправдывают империалистические агрессии против свободолюбивых народов, эксплуатацию их национальных ресурсов, посягательство на их суверенитет и независимость.