§ 34. Возможность

§ 34. Возможность

Возможным в полном смысле является лишь то, что как проявление свободных субъектов изъято из области необходимости. Там, где в области необходимого речь идет о возможности, – там это может происходить только таким образом: или вещи в мыслях изъемлются из временного течения своего действительного существования и тем изолируются от условий своего действительного бытия, дабы можно было те предикаты, которые принадлежат им в действительности лишь одновременно, изобразить все же обоснованным в их пребывающей сущности; или же часть условий рассматривается изолированно, от которых зависит действительность высказанного в суждении. Если в последнем случае имеет место незнание условий, то суждение об объективной возможности переходит в субъективную возможность предположения и тем самым в выражение неуверенности.

Суждение «возможно, что А есть В» стоит в противоречивой противоположности к суждению «необходимо, что А не есть В»; суждение «возможно, что А не есть В» стоит в противоречивой противоположности к суждению «необходимо, что А есть В».

1. Исследуя многосмысленное выражение «возможный», мы прежде всего различаем возможность «быть в таком-то виде», которая высказывается относительно субъекта, от возможности его существования. Первая высказывается в суждениях «А, возможно, есть В», «А может быть В»; последняя – в суждениях «А возможно», «А может быть». Первые суждения в свою очередь могут быть высказываемы отчасти относительно единичного как такового, так что их субъектами являются определенные вещи (свойства, деятельности, отношения определенных вещей), отчасти относительно мыслимых общими субъектов.

2. Если о единичном высказывается «иметь возможность, быть в состоянии», то высказывание это имеет свое первоначальное место и свое полное значение при предположении свободных субъектов, которые как таковые обладают силой делать различное, но сила эта у них применяется только по повелению воли и на основании выбора, что нечто следует делать или не делать, делать так или иначе.

Мысль о различных деятельностях предшествует, и лишь воля в состоянии осуществить эти деятельности. Какие деятельности будет она осуществлять – это зависит от решения, которое ни извне не является необходимым, ни внутренне не есть необходимое следствие прежней действительности. Этой свободе, с одной стороны, противостоит не-возможность (Nicht-k?nnen), когда воле недостает реальной причинности осуществить мыслимое; с другой стороны, ей противостоит долженствование (das M?ssen), когда отрезан выбор и необходимость предписывает путь деятельности. Но не-возможность (Nicht-k?nnen), строго говоря, есть лишь другая форма долженствования (das M?ssen) – долженствования неисполнения.

3. Отношение свободного субъекта к тем деятельностям, между которыми он должен делать выбор, обнаруживает бросающееся в глаза сходство с отношением судящего субъекта к различным гипотезам, из которых ни одну он не находит необходимым утверждать или отрицать. Здесь, как и там, проектируемый в мыслях акт, действительное выполнение которого еще не имело места; здесь, как и там, вопрос «что должен я делать?». Но в то время как акт утверждения или отрицания может наступить лишь там, где обнаруживается необходимость, и тем самым он оказывается изъятым из области свободной деятельности, – в этом последнем случае именно недетерминированная и произвольная деятельность осуществляет одну из мыслей и тем самым отказывает в действительности другой. Речь идет здесь не о метафизической истинности этого взгляда, а о тех предпосылках, которые в этой области определяют мысль о возможном. В то время как там различные гипотезы не могут стать действительными суждениями и, пока предстоит выбор, суждение невозможно-здесь, в воле, кроется способность к осуществлению, которая ко всем относится одинаково и тем самым позволяет им казаться реально возможными. Так, мы говорим о реальной возможности какого-либо проекта, плана, когда мы убедились, что все условия его осуществления находятся в нашей власти и осуществление его зависит только еще от нашего хотения.

Поэтому истинной противоположностью реально необходимого является только вытекающее из свободы; только этому свойственно не быть необходимым. Недаром язык соединяет в основе возможного хотение с «иметь возможность», «быть в состоянии».

4. Но представление о возможном распространяет свою сферу также и на несвободное. Ибо и для этого последнего имеется такой способ рассмотрения, который делает его сравнимым со свободным. Точно так же и несвободная вещь является различным образом деятельной, поскольку она изменчива и необходимость не во все времена предписывает ей быть и делать то же самое. Если мы заглянем в ее будущее, то перед нами предстанет многообразие различных предикатов, которые пробуждают мысль о выборе между ними. Солнце попеременно то будет светить, то будет скрываться тучами, ручей один раз замерзнет, другой раз высохнет. Наше мышление, преобразующее будущее, колеблется туда и сюда среди различных предикатов. Конечно, какие из этих предикатов действительно проявятся в определенный момент времени – это зависит не от собственного решения вещи, а определено необходимостью. Или просто необходимостью ее собственной сущности, которая предписывает определенное развитие через различные стадии, и тогда вещь должна стать всем тем, чем она может стать, и только различие времени вынуждает обозначать будущее не как сущее, а как предположенное только в возможности. Или это определено общей необходимостью сущности и обстоятельств. А так как мы не знаем многообразных комбинаций обстоятельств и их сменяющегося течения или, отвлекаясь от них, сопоставляем временно последовательное, объединяя это в мыслях, то вещь противостоит нам как свободное существо, будущих решений которого мы не знаем; так что ее действительные состояния выступают перед нами как проявления его произвола или прихоти.

Первый способ рассмотрения имеет силу по отношению к целому мира, поскольку мы мыслим его независимо от свободы; в нем кроется всё основание к тому, что будет и произойдет в будущем, но что не является еще действительным. Это есть полная возможность, potential в точном смысле.

Второй способ рассмотрения имеет силу по отношению к единичному, которое стоит в связи мира и существенное развитие которого определено обстоятельствами и со стороны обстоятельств же встречает себе препятствия. Поскольку оно содержит в себе частичное основание того, что будет, ему принадлежит простая возможность будущих состояний. Так, семени принадлежит возможность стать растением.

Впрочем, вполне объективное и реальное значение это «иметь возможность, быть в состоянии» имеет лишь там, где мы уверены, что при определенных обстоятельствах предикат действительно наступит, так как от природы субъекта зависит круг тех предикатов, которые он примет при различных обстоятельствах. В общем, мы от прошлого опыта заимствуем свое познание того, чем может быть вещь при различных обстоятельствах. Но мы имеем в виду высказать достоверное познание, когда мы говорим, что может произойти затмение Луны.

5. Особенно ясным становится этот смысл «иметь возможность, быть в состоянии» там, где о своих субъектах мы говорим в общем. «Вода может замерзнуть и испариться», «железо может быть расплавлено», «поваренная соль растворяется в воде» и т. д. содержат совершенно определенные и положительные высказывания, которые имеют в виду коснуться какого-либо свойства этих субъектов. Да и нет иного пути высказать общим образом изменяющиеся свойства, как, минуя самый субъект, перейти к условиям и причинам, которые определяют сменяющиеся состояния. Когда я изолирую представление о какой-либо вещи, мысленно отрешаю его от условий существования, под которыми всегда стоит действительное, и удерживаю его само по себе, то прежде всего у вещи остаются лишь те свойства, какие не могут быть отделены от нее, так как они суть существенные свойства. Но пробегая круг тех изменений, какие могут и должны наступить при сменяющихся отношениях, и относя их только к мыслимой в качестве общей вещи, мысль при помощи выражений, обозначающих «иметь возможность, быть в состоянии, способность и т. д.», переносит в субъект устойчивое основание также и сменяющегося. Но основание это само по себе недостаточно, чтобы создать действительность, а должно ожидать себе восполнения со стороны обстоятельств. Но чем больше все познаваемые свойства вещей разлагаются на отношения к другим, тем больше мы в состоянии их неизменяющееся качество выразить только при помощи того, чем они могут быть при сменяющихся обстоятельствах.

Совершенно аналогичными являются суждения возможности, которые высказывают допустимость дальнейших детерминаций в общем представлении. То, что там распадается на временный ряд последовательных состояний, – это расщепляется здесь на несколько представлений, содержащих общий элемент; но этот последний, чтобы согласоваться с определенной вещью или вообще чтобы иметь возможность быть представляемым в качестве единичного, нуждается в дальнейшем определении. «Треугольник может быть остроугольным, прямоугольным, тупоугольным». С теми определениями, какие я мыслю при слове «треугольник», еще не дано никакой наглядной фигуры. Чтобы представить себе такую фигуру, – для этого требуется определенное отношение сторон и углов, и в то время как я пытаюсь конструировать различные определения или стараюсь припомнить их, общее представление предлагает мне выбор между различными ближайшими определениями. С теми свойствами животного, какие составляют содержание представления «лошадь», необходимо связан определенный цвет. «Лошадь может быть вороной, белой, гнедой и т. д.» Поскольку дело идет только о содержании моего представления, эти суждения суть совершенно определенные высказывания относительно многообразия различий. Поскольку они хотят говорить о природе сущего, они точно так же выражают реальную возможность, которая связывает с организацией определенного животного смену цвета. Лишь будучи применено к определенному единичному, суждение приобретает проблематическое значение неведения. О чем я просто знаю, что оно есть лошадь, – относительно этого я не могу утверждать, что оно вороное, белое и т. д. О чем я просто знаю, что оно есть треугольник, – относительно этого я не знаю, прямоугольное оно или нет.

Это суждение «А может быть В» и т. д., там, где речь идет о представляемом в качестве общего субъекте, есть адекватное выражение так называемого частного суждения.

6. По смыслу рассмотренных до сих пор суждений, даже если они касаются единичного, вытекает, что они хотят быть безусловно значимыми, и свою значимость они не ограничивают определенным моментом времени. Иной смысл приобретает возможность и «иметь возможность, быть в состоянии» там, где речь идет об единичном случае, и высказывается то, что сегодня и здесь может быть и может произойти. Когда говорят: «сегодня ночью может быть мороз», «больной может быть спасен», «ответ может прибыть сегодня» и т. д., – то в этом случае наше мышление, изолируя свой субъект, не обдумывает будущего; но оно обдумывает его, напротив, тогда, когда обозревает имеющиеся налицо обстоятельства и на этом основании старается наперед высчитать результат. Но недостаток знания – все равно, всех обстоятельств или точных законов, по которым они действуют – возбраняет делать это точное предсказание; и суждения имеют лишь такой смысл: больной будет спасен, если будет применен правильный способ лечения, если не наступит никакое неожиданное расстройство и т. д. Следовательно, одна часть условий, от которых зависит фактический результат, известна и лежит в основе суждения; и в то время как круг известных и достоверных условий оценивается по сравнению с неизвестными и недостоверными – в это время начинается вычисление вероятности того, что мы обозначаем как возможное. Но ведь возможным оно является для нас только благодаря нашему неведению, и тем самым суждения эти совершенно незаметно приводят к тем, которые высказывают просто субъективную невозможность решения. В то время как кажется, что суждения эти занимаются вещами, они в действительности занимаются только мерой нашего познания вещей и являются выражением резиньяции нашего ограниченного знания. Это становится совершенно ясным там, где в совершенно тех же самых выражениях высказывается возможность относительно уже существующего и прошлого. Когда историк хочет выяснить факт на основании разбросанных или противоречивых преданий или когда судья, производя освидетельствование на месте, хочет на основании следов преступления выяснить точные обстоятельства дела, то здесь оказываются различные комбинации, которые являются возможными. Оно могло произойти так, могло произойти и иначе. Эта возможность есть выражение субъективной нерешительности; и ее значение кроется в отвержении окончательного решения в противоположном смысле. Если обвиняемый может быть невиновен вопреки изобличающим уликам, то ведь это означает лишь то, что улики недостаточны для того, чтобы доказать вину; что суждение «он невиновен» не необходимо, следовательно, также невозможно; но о возможности в объективном смысле нет речи, так как объективно уже абсолютно решено, утверждение или отрицание соответствует обстоятельствам дела.

Но утверждение, что то-то и то-то возможно, является тем более пустым и малоценным, чем больше объем нашего неведения, чем меньше положительных оснований мы можем указать, которые создают предположенное. Если говорят, что самопроизвольное зарождение возможно, то это верно постольку, поскольку мы не можем доказать, что оно невозможно. Но в известном нам порядке природы все основания говорят против этого, и указанная возможность кроется лишь в тех неведомых пространствах, куда еще не проникло наше знание.

7. Только в этой субъективной области имеет силу, что возможным является то, что не содержит никакого противоречия, соотносительно не приводит ни к какому противоречию. Так как всякая принятая в качестве возможной гипотеза тотчас же уничтожается, раз она вступает в противоречие с положением, которое признано значимым, – то она может оставаться в качестве допущения лишь до тех пор, пока не познано противоречие против какой-либо значимой истины, т. е. пока не доказана ее противоположность. Но эта непротиворечивость не имеет совершенно никакого отношения к тому, что реально может иметь место.

8. Однако еще в ином смысле пытались сделать непротиворечивость критерием возможности – прежде всего там, где речь идет не о возможности быть тем-то и тем-то, а о возможности бытия вообще. В этом смысле понимал возможное прежде всего Лейбниц: «Это есть то, что мыслимо (concevable), так как оно не содержит никакого противоречия». В этом смысле он требовал доказательства возможности Бога, прежде чем доказать его существование. Однако это определение является совершенно пустым, так как сперва надо было бы установить, что, будучи мыслимо как определение одной и той же вещи, противоречит себе и что не противоречит (§ 22). И кроме того, чтобы обеспечить этому абстрактному определению его отношение к реальности, Лейбниц должен еще сперва постулировать положение, что все возможное требует существования и существует, следовательно, если ничто ему не препятствует⁶⁸. Против этого форсированного перехода из просто мыслимого к тому, относительно чего мы должны быть в состоянии утверждать возможность, что оно есть, и направляется критика Канта (Постулаты эмпирического мышления вообще), которая ограничивает понятие возможного отношением к формальным условиям опыта. Однако и Кант оставляет для этого понятия еще слишком большое место, поскольку он все же хочет употреблять его в том же смысле, как и Лейбниц, – в качестве предиката относительно вещей. В противоположность этому и здесь необходимо установить, что возможность может утверждаться всегда только относительно высказанного в суждении; всякая возможность, следовательно, точно так же как и всякая необходимость, носит гипотетический характер и предполагает уже сущее. Если должно быть возможно, что нечто есть, – то утверждение это, если оно притязует на реальную значимость, имеет смысл лишь тогда, когда оно указывает силу, способную произвести вещь, и показывает, что существующий мировой строй не заявляет против этого никакого безусловного протеста. Только этим возможная вещь различается от возможного представления или от возможного понятия. Абсолютная возможность уничтожает себя самое.

9. В особенном отношении возможное стоит к отрицанию.

Кажется само собою понятным, что вместе с возможностью, что А есть В утверждается в то же время и возможность, что А не есть В. Ибо просто возможное благодаря тому именно и противостоит необходимому, что оно может также и не наступить. Однако если присмотреться ближе, то положение, что наряду со всяким «А potest esse В» имеется равнозначимое суждение «А potest non esse В», терпит существенные ограничения, если мы хотим двигаться в области исполненных смысла высказываний, а не пустых формул.

Там именно, где объединяющее мышление предицирует относительно изменяющегося, способного к развитию и извне определимого в качестве возможных его различные фазы, – там утверждение, признающее возможным также и отрицание, не имеет никакого смысла или их противопоставление изменяет смысл первоначального суждения. «Поваренная соль может растворяться в воде»-это хочет высказать известное свойство поваренной соли. Что должно наряду с этим значить суждение «Возможно, что поваренная соль не растворяется в воде»? «Пара мышей может в течение немногих лет иметь целые миллионы потомков»-это хочет высказать меру способности к размножению и тем самым органический закон. Что должно, напротив, означать суждение «пара мышей может также не иметь этих миллионов потомков»? Там, где положительное утверждение прямо изолирует свой субъект от сменяющихся условий, – там не имеет никакого смысла поворачивать эти последние против него и вместе с тем становиться на точку зрения многообразия действительно совершающегося процесса.

Но там, где речь идет об отдельном случае во временно значимых суждениях, – там с одинаковым смыслом выступает наряду с тем возможность небытия. «Ответ может еще сегодня прибыть, но он может также прибыть лишь завтра или совсем даже не прибыть», «сегодня ночью может быть мороз, но мороза может также и не быть». То, на чем основывается отрицание, – это есть предпосылка, что наряду с известными отношениями, которые могли бы произвести результат, могут быть также и другие отношения, которые уничтожают его или препятствуют ему, – медлительность пишущего или доставки в первом случае, наступление более теплого воздушного течения – во втором. Это отношение между причинами, создающими результат, и причинами, уничтожающими его и препятствующими ему, предполагается там, где возможности бытия и небытия противостоят друг другу как равноправные суждения. Но основанием для этого служит лишь наше неведение относительно того, какие причины в действительности имеются налицо и действуют – благоприятствующие или оказывающие препятствие.

То же самое имеет место там, где родовое понятие ставится в отношение к исключающим специальным определениям: «треугольник может быть равносторонним и не равносторонним» – если только я знаю, что это треугольник, то я не имею никакого основания утверждать или отрицать равносторонность; общее понятие оставляет открытыми обе возможности.

10. Но отрицание возможности приводит к необходимости, отрицание необходимости – к возможности.

а. Возможно, что А есть В – противоречит

Невозможно, чтобы А было В, и это равно

Необходимо, что А не есть В.

b. Необходимо, что А есть В – противоречит

Не необходимо, чтобы А было В, и это равно

Возможно, что А не есть В.

Таким образом, возникает двойной антифазис (противоречие), который идет параллельно двойному антифазису общеутвердительного и частноотрицательного, и общеотрицательного и частноутвердительного суждения.

Но как и там, необходимо строго следить за тем, чтобы противоречивые суждения истолковывались в одинаковом смысле, дабы не последовало чего-либо бессмысленного.

Они обладают значимостью, когда «возможный» и «необходимый» употребляются в субъективном логическом смысле относительно гипотезы «А есть В». Если гипотеза «А есть В» возможна, то это происходит именно потому, что невозможно ее отрицание «А не есть В», т. е. что я не имею никакого основания к этому отрицанию.

Равным образом они имеют силу и тогда, когда в отношении мыслимых общими субъектов речь идет о существенной необходимости известных определений или о реальной возможности противоположных предикатов. «Необходимо, что прямоугольный четырехугольник имеет равные диагонали» уничтожает возможность неравных диагоналей. Возможность, что углекислота становится твердой, уничтожает необходимость газообразного состояния.

Они имеют силу, наконец, относительно утверждений о единичном в его сменяющихся отношениях. Если возможно, что сегодня ночью не будет мороза, то я тем самым оспариваю утверждение того, кто предсказывает как необходимое наступление мороза. Но я могу только оспаривать, что он имеет достаточные основания для своего предсказания, но не то, что мороз, если он действительно наступает теперь, был объективно необходим.

Равным образом общая выраженная в понятии возможность, что вода бывает твердой, не может быть обращена против той необходимости, что эта вода теперь жидкая. Случайность конечных вещей или процессов, т. е. выраженная в понятии возможность их небытия, не может быть обращена против необходимости их бытия при данных условиях.

11. Если оглянуться назад, на весь ряд исследований, к каким нас привели понятия возможного и необходимого, то функция суждения двояким образом получила здесь дальнейшее развитие. С одной стороны, благодаря опосредствованному акту суждения определенно отграничились друг от друга те стадии образования суждений, которые непосредственным суждением пробегаются в один прием. Простая попытка к суждению – вопрос возник, и он привел к рефлексии над отношением судящего субъекта к этому вопросу, а благодаря противоположности вопроса и решения выявился на свет интимнейший и существеннейший смысл всякого акта суждения – необходимость. С другой стороны, акт суждения сделал дальнейший шаг благодаря тому, что вместо отдельных простых субъектов или известного числа таковых высказанное в самом суждении реальное единство субъекта и предиката стало предметом новых предикатов, прежде всего «необходимого» и «возможного». Тем самым обнаружились новые категории, которые постольку стоят над ранее найденными, поскольку они имеют своей основой эти последние и ставят их во взаимное отношение, и именно поэтому они делают познаваемым не только единичное, но также и его связь. Тем самым они противопоставляют положительный контраст простому отрицанию, которое равным образом имеет отношение к носящему характер суждения синтезу.

Таким образом, путь мышления, как мы его познаем, таков: от простой попытки, от гипотезы, возможного проникнуть к необходимому. Тем самым получают свое собственное значение и те более определенные формы, которые обыкновенно соподчиняются суждению, высказывающему или отрицающему определенный предикат относительно субъекта, – условное и разделительное суждение. Первое есть чистое выражение необходимости, второе – исчерпывающее выражение для исключающих друг друга возможностей. Первое ставить возможное в необходимую связь и ограничивает с этой стороны область возможности необходимостью; это последнее приготовляет тот путь, каким возможно – через отрицание определенных возможностей – достигнуть необходимости одной из них.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.