Тезисы о текущем моменте

Какое хорошее и неясное слово – текущий момент. Момент, а течет: представить нельзя!

Андрей Платонов

Все до сих пор сказанное позволяет оценить создавшееся положение, состояние языка в современном обществе.

Изменение русского литературного языка происходит по следующим причинам.

– Структурное преобразование на всех уровнях, особенно в отношении функциональных стилей. Трехуровневая система стилей способствовала урегулированию системных признаков языка в норме: средний стиль поставлял в литературный язык инвариант нормы в последовательности система > стиль > норма. Устранение высокого стиля привело к перемещению стилевых вариантов (процесс «либерализации» языка, или, точнее, «демократизации» его).

– Прагматически неизбежное перенесение внимания на коммуникативный аспект речевого действия привело к разрушению традиционных форм и формул русской речи, пропитанных символическими и образными значениями, что, в свою очередь, вызвало процесс «вестернизации» – бессмысленного заимствования иностранных слов, включения вульгарной и грубой лексики, злоупотребление газетными штампами и пр.

– Переключение внимания с поэтической и логической на риторическую форму речевого мышления привело к сильному влиянию устной речи на письменную, что в качестве следствия дало идеологически оправданные процессы «навешивания ярлыков», «метафорических штампов», «глума в жаргоне» и пр. (процесс «варваризации» языка).

– Семантическим следствием всех этих процессов, взаимосвязанных и друг друга поддерживающих, стало «усушение» образной силы русского слова, сведение его к узкопонятийному («идентифицирующему») значению. Теперь ключевые слова культуры по требованию «научного стиля» устраняют многослойность своего смысла, и символ переквалифицируется в гипероним, представляющий родовое категориальное значение (чего и требует точность научного термина). Попытка свести к понятию все вообще содержательные формы слова – это момент разрушения литературного языка, но не русского языка в полноте и цельности его развивающейся системы. «Помутнение языкового сознания», которое прежде отмечали только у эмигрантов из России, нахлынуло, из тех же зарубежных источников, на массу людей и в самой России.

Однако язык сопротивляется насилию, и в этом можно видеть нечто обнадеживающее. На многих примерах можно показать, как язык мстит за нарушение его системных законов. Когда манерное кэш, извлеченное из американо-английского cash «наличные», в бытовом разговоре превращается в каша «навар», ясно, что звуковые цепочки знака приводят к ассоциативному переосмыслению заимствованного финансового «термина» в ироническом духе русской ментальности. Когда «продвинутый» сочинитель (Юз Алешковский) утверждает, что русское слово мудила – ругательное, а то же русское слово мудило – ласкательное, мы опять-таки видим, что такое хулиганство возможно лишь на книжном листе, а в разговор оно не вклинится: «акающее» произношение даст одну и ту же, все-таки «ругательную» форму. Язык всегда прав, и потому «народная этимология» в случаях вроде зряплата, прихватизация или дерьмократы обнажает суть дела лучше, чем развернутая аргументация в логически безупречном дискурсе. Это значит, что обновление смысла в словесном образе еще возможно, а если такое возможно, то и слово русское живо. «Закон отторжения», о котором так часто говорят на Западе, в полной мере действует и в нашем речевом обиходе. Механизация души на основе коммуникативного «равенства», в информативно насыщенный век приводит к отторжению от организации речевых усилий через моду, стандарт или рекламу, поскольку это удаляет от живого организма языка.

Такова ситуация, которая сложилась в языке к концу XX века не без наших усилий.

Возникают самые разные позиции в отношении к такому положению дел.

В отношении к языку возможны проявления чисто детской наивности, связанной с инфантильностью усредненного сознания, в том числе и интеллигентского. «А что тут такого – подумаешь!»

Изредка проявляется прямая злонамеренность, стремление добить современника своим косноязычием, принижая всех окружающих до уровня своего речевого поведения (конечно, не только речевого). Это агрессивное давление на сограждан с целью разрушить их духовные и интеллектуальные возможности.

Широко распространено невежество в вопросах языка и речевого действия, но тут, по крайней мере, возникает желание чему-то научиться, что-то узнать, как-то соответствовать духу родного языка, красота и мощь которого ощущаются всеми.

Некоторые суждения о возможностях роста сознания в совершенствовании языка мы и обсудим. В тех пределах, которые допустимы сегодня, когда мы отмечаем различные течения мысли, разные научные школы и несводимый к личному опыту результат научного знания.