Русские завидки

Федор Сапожков, отставной полковник, предпочитающий теперь называть себя инвестором, живет в Канаде уже без малого десять лет. Адаптация к чужим краям прошла на удивление успешно – заморские законы и чуждая языковая среда не смогли ей воспрепятствовать. Сложился даже свой бизнес, что стало предметом удивления для коллег, тоже неплохо устроившихся, но довольствовавшихся вывезенным с далекой родины. А вот Сапожков нашел подходы, да так, что перестраиваться особо и не пришлось, как раз прежние навыки и пригодились. Устраивают отставного полковника и различные возможности, доступные на заокеанских территориях: гольф, подстригание газона, щадящий отдых и прочее в духе «это хорошо для меня» с поправкой на нравы отставного полковника.

Но с тамошними программами зависти у Федора нелады: жидкие какие-то программки, как шоу Санта-Клауса… Его вкус консервативен, и тут он солидарен с товарищами: любит русские завидки, эту совсем простую на первый взгляд услугу, которую тем не менее нигде, кроме как в России, не оказывают. Вот почему, навещая Россию-матушку, полковник Сапожков никогда не отказывает себе в этом удовольствии. И заказывает русские завидки он не в каком-нибудь навороченном ресторане, где они, конечно, тоже входят в меню вместе с напитками, нет, за этим блюдом Федор предпочитает идти в простой русский кабак – разумеется, не из скупости, а именно из-за качества.

Вот, допустим, хорошее, вполне демократичное заведение – ресторанчик в Чертаново под названием «У Сереги». Тут и уха нормальная, салатики из свежих овощей, пельмени сами делают. Ну а под водочку с грибочками, конечно, грех не заказать русские завидки. Вот и подсаживается к тебе собутыльник, никакого психологического образования у него нет – для русских завидок оно и без надобности, тут ведь главное искренность.

Спрашиваешь собеседника, как зовут, какие напитки предпочитает, – ну это так, для проформы, ведь ясно, что водочку, водка и русские завидки – близнецы и братья. Наливаешь из графинчика, пододвигаешь грибочки, огурчики, балык и – пошло-поехало… Задушевная беседа с неподдельной искренностью:

– Жизнь, Колян, такая штука, что держать ее надо за горло, тогда она тебе и улыбнется. А хватку ослабишь, так она тебе тут же подляну подкинет…

Такие речи любит произносить Федор, сдабривая их сочными русскими словами. Колян речи внимательно выслушивает, удивляется, качает головой:

– Как же вам так все проворачивать удается, Федор Максимович? Тут ведь без везения никак! Одно слово, Бог вас любит, а уж если Бог не любит, то хоть…

– Не бзди, Колян! Жизнь за горло нужно держать. Мертвой хваткой. Да ты пей водочку, в ней тоже правда есть… вот тут дичь принесли, ешь Колян. И помни, что с генералом выпить довелось!

Так беседуют Федор с Коляном, а если Колян мышей не ловит, если искренности настоящей в нем не видно, тут самое время озвучить ключевую фразу, без которой русских завидок как бы и не бывает:

– Чего, брат, руки дрожат? В глаза завидовать, с-с-сука, в глаза!

– Ох, завидки меня берут, – столь же традиционно отвечает Колян.

И это ничего, что традиционно, главное ведь, чтобы было искренне… Вот и в этот раз Сапожков отправился в полюбившееся место. У Сереги все было хорошо, все как обычно, по полной программе: Колян не подкачал, за жизнь поговорили так, что Федор сам себе умилился. И все-таки настроение было подпорчено: под самый конец, когда Федор уже покидал заведение, его внимание привлекла сцена за столиком в углу. Там сидел японец (а может, китаец) с каким-то местным хануриком, и надо ж было отставному полковнику услышать волшебные слова, с ликованием произносимые китайцем: «Каласа савидовать, цуко! Каласа!»

Только в самолете Сапожкова немного отпустило. Вот что подумал отставной портфельный инвестор и отставной полковник и тем утешился: ведь были же русские горки и русская рулетка – одно недоразумение, отношения к действительности, считай, не имели. Теперь же весь мир знает про русские завидки. Знает, да что толку: вещь вроде простая, да никто так сделать не может, сколько бы ни заканчивали своих Гарвардов. Все никак им загадочная русская душа не дается; на этом и успокоился Федор Сапожков – настоящий полковник.

* * *

Вернемся к догадке или к озарению: да что же я завидую даром? Если вести речь не просто об осознании, а именно об избывании, лучшего средства, чем рыночная реализация, точно не придумать. Если тебя гложет зависть и тебе посчастливилось родиться в России, где на нее такой спрос, ты не пропадешь с голоду и будешь востребован. Можешь встать на учет как безработный, но долго получать пособие не придется.

Исследуемый мир вписывается в причудливую логику одного из миров Борхеса, в соответствии с которой второе пришествие Христа определеяется фактом исчерпанности всех возможных грехов – речь не об индивидуальных эксцессах, а именно о презентации полной типологии. Что же, мир, где торгуют завистью по твердо установленным расценкам, расположен на одну ступень ближе к исполненности времен. Еще одна роковая недоговоренность выжата в нем как лимон, что должно позволить в дальнейшем избегать интоксикации. Только столкнувшись лицом к лицу с феноменом, можно обрести по отношению к нему стойкость и иммунитет – или отнестись к нему как к последней капле, переполнившей чашу терпения.

Вывод из тени зависти и выход из тени завистников заново ставит вопрос о зависти и демократии: что в этом смысле может измениться в интересующем нас мире? Капитализация зависти будет означать не только ее перераспределение, тут меняется, если так можно выразиться, основополагающий химизм, происходят возгонка и ректификация зависти. Угасает одна из важнейших социально-психологических иллюзий, и, следовательно, наступает прояснение, которое поначалу выглядит как ослепляющая вспышка цинизма – но только поначалу.

Уже одно предположение о том, что зависть может приносить проценты и дивиденды, позволяет по-новому осмыслить дела ее. В теневом, несобственном состоянии зависть, безусловно, является мощнейшим невротическим фактором, вызывающим как индивидуальные неврозы и фрустрации, так и гигантские очаги коллективного невроза, порой покрывающие целые страны и цивилизации. Но одновременно и наряду с подобной невротизацией зависть выступает как психологический коррелят общеполитического чувства, проще говоря, является психологической основой демократии западного (постхристианского) образца.

Вспомним базисный психологический принцип аристократии и уж тем более кастовой системы, состоящий в частности в том, что для зависти установлены непроницаемые перегородки: это стенки человекоразмерных ячеек экзистенции. Земледелец средневековой Японии не завидует самураю примерно по той же причине, по какой он не завидует тигру или соколу. Конечно, в воображении все возможно, куда только ни случается забраться в воображаемых странствиях:

Дивлюсь я на небо тай думку гадаю:

Чому я не сокил, чому не литаю…

Но эта меланхолическая «думка» чрезвычайно далека от того острого чувства, которое пронизывает и сшивает воедино горизонты политического пространства. В античном полисе этим острым чувством была состязательность, знаменитая греческая агональность, в формате рессентимента, то есть в гражданском обществе буржуазного разлива, – это зависть. Между агональностью и завистью есть некоторые черты сходства, не исключая даже общности происхождения, для прояснения этих сходств и различий нужен, так сказать, вдумчивый спектральный анализ. Но, если сказать кратко, агональность и зависть различаются примерно так же, как молоко и скисшее молоко. Особенно велики различия между точками равновесия: для состязательности основной мотив – я не хуже его, для зависти – он не лучше меня. Ясно, что в первом случае легче получить объективные доказательства или опровержения, во втором же это практически невозможно. Так вызревают, например, гроздья гражданского гнева – через ежедневное суммирование возражений: «Чем он лучше меня?» И тут есть еще одно скрытое обстоятельство: почему ему завидуют, а мне нет? Все, попользовался завистью – уходи, пусть и на мою долю немножко останется и мне позавидуют всласть!

Что же меняется в циничном новом мире? Есть основания полагать, что с возникновением и расширением рынка зависти запускается процесс переоценки (обесценивания) политики. Весьма вероятен будет отток соискателей почета, ведь почет можно будет обрести более простым и прозрачным путем. Можно к тому же заменить некваливицированную бесплатную зависть на квалифицированную платную.