Глава 5. Дэ – добродетель

Глава 5. Дэ – добродетель

По аналогии с утверждением, что описанное Дао не есть подлинное Дао, можно сказать, что дэ (добродетель или добродетельность) как пример для подражания или предписание не есть подлинная дэ. Давайте напомним себе, что в основе даосизма лежит постижение того, что описание мира входит в состав подлинного мира, но не совпадает с подлинным миром. Как путь созерцания, это означает осознавать жизнь, не думая о ней, а затем продолжать осознавать ее даже во время мышления - так, чтобы мысли не путались с реальностью. Это звучит противоречиво лишь до тех нор, пока человек не пережил этого сам, следуя, например, указаниям, которые даны в конце второй главы.

Дэ есть постижение и выражение Дао в реальной жизни, однако оно не подразумевает добродетель в смысле высокой нравственности. Добродетель в данном случае больше напоминает целительные свойства растения - близкие к силе и даже магии, если под магией понимать чудесные и благоприятные события, происходящие спонтанно. Выражаясь на богословском языке, можно сказать, что дэ есть то, что случается "по милости Божьей", а не в результате человеческих усилий, хотя при этом и не подразумевается никакое вмешательство в течение природы. Мы можем назвать дэ добродетельностью (virtuality), как это слово использовалось Уильямом Сакстоном - в смысле обладания силой или способностью - или же как оно использовалось Сэром Томасом Брауном, который сказал: "В одном зерне пшеницы пребывает добродетельность многих других зерен, ибо из него подчас вырастает сотня колосьев". Таким образом, дэ изначально присутствует в "чудесных" свойствах растений, в строении глаз и ушей, в кровообращении и строении нервной системы - поскольку все это возникает без нашего сознательного вмешательства. Поэтому в тех культурах, где принято ограничивать определение "я" умением управлять сознательным вниманием, все эти проявления приписывают внешнему Богу или же "бессознательному механизму" (dei ex machina).

Однако для даосов дэ не подразумевает ничего, кроме наших естественных проявлений, ведь "обычное сознание (син) и есть Дао". Кроме того, дэ - это необычная и поэтому примечательная естественность мудреца, его спонтанное не-само-сознательное умение вести общественные и практические дела, которое Джон Лилли назвал "контроль случайностей".

Высшая добродетель (дэ) [преднамеренно] не

добродетельна,

И поэтому есть добродетель.

Низшая добродетель не перестает быть

добродетельной,

И поэтому не есть добродетель.

Высшая добродетель не прибегает к силе,

Однако ничто не остается несделанным.

Низшая добродетель использует силу,

Однако ничего не достигает. [146с][9.1]

Однако дэ обычно остается незамеченным в силу своей очевидности и повседневности - ей присуща некая духовная маска, или анонимность, которая напоминает защитную окраску, непреднамеренно появляющуюся у птиц или бабочек.

Величайшее совершенство кажется несовершенным;

Но использовать его можно без конца.

Величайшая полнота кажется пустой;

Однако польза от нее безгранична.

Величайшая прямизна кажется кривой.

Величайшая искусность кажется, неуклюжей.

Величайшее красноречие кажется

косноязычным. [146d][9.2]

И кроме того:

Лучший воин не похож на воина;

Лучший боец не впадает в ярость;

Лучший завоеватель не принимает участия в походе;

Лучший работодатель держится скромнее своих

работников. [145а][9.3]

Однако все это не предполагает сознательного самоуничижения, само наказания или напускного смирения в присутствии Того, Кто больше нас самих. Это больше напоминает невинную практичность кошки - мудрец "знает" неестественность мира людей, но остается свободным от нее.

Можно сказать, что дэ есть природная добродетель, основанная на внутреннем чувстве и тем самым отличающаяся от искусственной добродетели, основанной на выполнении заповедей, - но не воздвигает ли это искусственного различия между природным и искусственным? Скорее всего, этого различия изначально не существует, поскольку "Дао есть то, от чего невозможно отклониться". Однако те, кто этого не понимают, пытаются достичь гармонии с Дао путем выражения его в словах, а затем следования им как законам. Так Лао-Цзы продолжает свою главу о дэ:

Даже самая сильная воля в мире (жэнь), когда она

вынуждена, не достигает ничего.

Лучшая праведность, когда она вынуждена, не

достигает ничего.

Самое великое добро, когда оно вынужденно,

оборачивается не к добру,

И поэтому, как всегда, для насаждения законов

используется грубая сила. [145b][9.4]

Таким образом, дэ представляет собой естественное чудо человека, который, как может показаться, рожден быть мудрым и человечным подобно "совершенным экземплярам" цветов, деревьев и бабочек - хотя иногда наши представления о совершенных экземплярах слишком формальны. Так Чжуанцзы распространяется о необычной добродетели горбуна, а потом говорит, что иметь причудливый ум может оказаться полезнее, чем иметь причудливое тело. Он сравнивает горбуна с огромным деревом, которое достигло большого возраста благодаря своей добродетели: оно бесполезно для людей, так как его листья несъедобны, а его ветви извилисты и покорежены. Здоровых и стройных, с общепринятой точки зрения, молодых людей набирают и армию, прямые и ровные деревья срубают на древесину, тогда как мудрец остается совершенным в обличии несовершенства, подобие которому мы видим в сучковатых соснах и скалистых холмах на китайских пейзажах.

Многие отрывки из даосской литературы иллюстрируют дэ в терминах ремесла плотника, мясника, колесника, лодочника и других.

Мастер Чуй мог проводить круги от руки лучше, чем с помощью циркуля. Его пальцы, казалось, естественно приспосабливаются к вещи, с которой он работает, так что ему не нужно было сосредоточивать на ней внимание. Таким образом, его сознание оставалось целостным и его намерения не знали препятствий. [105а][9.5]

Те, кто не могут добиться совершенства без линейки, угольника, циркуля и лекала, нарушают естественное состояние вещей. Те, кому нужны веревки, чтобы связать, или клей, чтобы склеить, нарушают природные функции вещей. А те, кто стремятся насытить человеческий ум суетой церемоний, музыки и проповедей о щедрости и чувстве долга по отношению к ближнему, разрушают глубинную природу вещей. Ибо в вещах пребывает присущая им природа: прямые вещи не требуют линейки, прямоугольные вещи не требуют угольника, круглые вещи не нуждаются в циркуле, кривые вещи не нуждаются в лекале; вещи, которые держатся вместе, не распадаются без веревки; вещи, которые слипаются, не требуют клея. [96а][9.6]

Подобным образом традиционные японские плотники не делают чертежей, измеряют все на глаз, а затем умудряются соединять детали без гвоздей и без клея. Однако в наши дни тайны этого искусства утрачены, потому что их дети, которые должны приступать к изучению ремесла не позже семи лет, в это время идут в школу, где их учат бюрократии и бизнесу.

Главный плотник Цин изготовил деревянную подставку для музыкальных инструментов. Когда он закончил работать над ней, все увидевшие ее, признали, что выглядит она так, будто сделана сверхъестественными силами. Тогда принц Лу обратился к нему с вопросом:

- В чем тайна твоего искусства?

- Тайны нет, ваше высочество, - ответствовал Цин, - и все же что-то такое есть. Когда я собираюсь сделать подставку, я забочусь о том, чтобы моя созидательная энергия была на высоте. Прежде всего я довожу ум до полного покоя. Проходит три дня в этом состоянии, и я забываю о награде, которую могу получить. Проходит пять дней, и я забываю о славе, которую могу приобрести. Проходит семь дней, и я перестаю осознавать свои четыре конечности и физическое состояние. Затем я забываю о том, что выполняю заказ императорского двора, и мое искусство становится совершенным, а все внешние препятствия уходят. Я ухожу в горный лес и нахожу подходящее дерево. Оно содержит требуемую форму, которую я впоследствии выявляю. Я должен видеть подставку мысленным взором, прежде чем начать работать; в противном случае у меня ничего не получится. Затем я привожу свои естественные способности во взаимодействие с деревом. То, что кажется сверхъестественным в моей работе, появляется исключительно благодаря этому.[104а][9.7]

Не забывая, что Чжуанцзы вкладывает свои слова в уста Конфуция, о мастерстве лодочника читаем:

Янь Юань сказал Конфуцию:

- Когда я пересекал быстрину Шан-Шэнь, лодочник управлялся со своим делом с удивительным мастерством. Я спросил у него, можно ли научиться управлять лодкой. "Можно, - ответил он, - однако умение тех, кто знает, как остаться на плаву, больше похоже на искусство утопания. Они гребут так, словно лодки вообще не существует". Я спросил у него, что это значит, однако он не ответил мне. Можно, я задам вам тот же вопрос?

- Это значит, - отвечал Конфуций, - что такой человек забывает о воде, которая его окружает. Он взирает на быстрину, как на сухую землю. Он смотрит на опрокидывание лодки, как на обычную поломку телеги. А когда человек вообще невосприимчив к случайностям и превратностям судьбы, может ли он куда-либо двигаться без усилий?[105b][9.8]

Однако мастер не всегда может объяснить секреты своего искусства, и даже если он объясняет их, как в книге Чжуанцзы, это объяснение неизбежно оказывается уклончивым. Вот как говорит колесных дел мастер:

Если, делая колесо, вы работаете слишком неторопливо, вы не можете сделать его прочным; если вы работаете слишком быстро, спицы не подойдут к нему. Вы должны делать его не очень медленно и не очень поспешно. Словами этого не объяснишь, но все же есть в этом искусстве что-то таинственное. Я не могу научить ему своего сына, равно как он не может перенять его у меня. Поэтому, хотя мне уже семьдесят лет от роду, я все еще продолжаю делать колеса. [98b][9.9]

Однако в нас живет непреодолимое стремление узнать, как это делается, - то есть сформулировать секрет линейного, последовательною метода с помощью слов. Как возможно, чтобы люди просили объяснить танец вместо того, чтобы посмотреть и станцевать самим? Почему принято формально изучать такое естественное умение, как умение плавать? Почему людям, чтобы понять совокупление, нужно читать книги? Мифологии многих культур отражают, каждая по-своему, одну и ту же тему: человек лишился милости и должен теперь компенсировать ее технологией.

Когда великое Дао потеряно,

Появляется [представление о] гуманности и

справедливости,

Когда приходят знание и сообразительность,

Распространяются великие заблуждения.

Когда семейные отношения теряют гармоничность,

Возникают [представления о] хороших родителях и

послушных детях.

Когда в народе начинаются беспорядки и смута,

появляется [представление о] преданных

министрах. [145с][9.10]

Устройство физического организма намного сложнее, чем структура политической или коммерческой организации, и все же она работает при минимуме сознательного контроля. Цепи мозга и нервов более утонченные, чем компьютерные системы, но мы едва ли можем сказать что-либо о том, как они выросли. С началом истории мы надели одежду, взяли в руки орудия труда и научились говорить и мыслить. Ланцелот Уайт пишет:

Мысль родилась из неудачи. Когда действие удается, ничто в нем не привлекает нашего внимания; мыслить же означает свидетельствовать о недостаточной приспособленности, и чтобы рассмотреть последнюю, мы должны остановиться. Лишь в том случае, когда человеческий организм в какой-то ситуации не может достичь желаемого результата, появляется повод для начала мыслительного процесса - и чем больше неудача, тем настойчивее мысль... Конфуций являет собой убедительный пример человека, оказавшегося в такой ситуации. Столкнувшись с распадом древней китайской цивилизации, он стремился восстановить порядок, полагаясь на способность людей жить в соответствии с правильными представлениями. Он осознавал то, к чему стремился: общество должно было стать правильным после того, как все будет названо своими именами, - или, как он сам выражался, после "исправления имен" (чжэн мин)[9.11].

Даосы же видели, что "исправление имен" есть замкнутый круг, ведь с помощью каких имен можно правильно определить уже имеющиеся? Сознательное контролирование жизни вовлекает нас в еще большие сложности, и поэтому, несмотря на первоначальный успех, оно создаст больше проблем, нежели разрешает.

Неудача, из которой рождаются мысли, - это, конечно же, неспособность выжить. Даосы-созерцатели, отвергая поиски бессмертия, тем не менее заботились о том, чтобы "прожить отмеренное им время", - и поэтому Чжуанцзы восхваляет горбуна и никому не нужное дерево. Однако даосы говорят также, что человек имеет больше шансов выжить тогда, когда он не одержим стремлением любой ценой продлевать свою жизнь, и что сила (дэ) открыта для тех, кто не ищет силы и не прилагает усилий. Беспокоиться о выживании означает изнурять себя, тогда как искать могущества и использовать силу означает перенапрягать себя. Больше всего шансов на выживание имеет человек, плывущий по течению без усилий, - ведь Иисус тоже учил, что не нужно заботиться о завтрашнем дне, а в "Бхагавадгите" говорится, что нужно действовать, невзирая на последствия (нишкама карма). Эта тема красной нитью проходит через всю духовную литературу мира: вы получите это, если у вас не будет нужды (то есть недостатка) в этом, "ибо, кто имеет, тому дано будет" (Ин. 13, 12).

Для тех же, кто чувствует, что не имеет, в этих словах заключен досадный парадокс. Если глубоко внутри вы больше всего желаете выжить и контролировать события, вы не можете по-настоящему перестать беспокоиться об этом. Однако не вызывает сомнений, что попытки перестать беспокоиться - это все еще стремление контролировать, тогда как в духе у-вэй вы должны предоставить себе свободу беспокойства, "дать уму волю думать, о чем он пожелает" (Ле-Цзы). Однако слова "вы должны предоставить себе свободу" - это всего лишь фигура речи, грамматическая условность, поскольку - выражаясь без обиняков - вы есть, по крайней мере, все то, что вы переживаете, тогда как ваш ум или сознание тождественны тому, что мы называем пространством во всей его полноте. Если кто-то отрубит вам голову, это - и все сопряженные с этим ужасы - есть ваше действие по отношению к себе. "Следующая за этим" полная бессознательность будет интенсивным негативным дополнением интенсивного позитивного ощущения вами того, что вы живы и реальны; это будет инь-ская составляющая ян. Перспектива реальной смерти и страх перед возможным несуществованием придают жизни выразительность и важность. Инь и ян в символе двойной спирали представляют собой чередующиеся пульсации жизни, этой вечной последовательности сюрпризов, - причем забывание при этом играет такую же важную роль, как и память. Так, Чжуанцзы пишет о смерти Лао-Цзы:

Мастер пришел, потому что настало его время. Оп ушел, потому что последовал естественному потоку. Оставайся доволен текущим мгновением, и будь готов последовать потоку; тогда больше не останется места для радости и печали. В былые времена это называлось свободой от рабства. Дерево сгорает, но огонь продолжает горсть и дальше, и мы не знаем, когда он погаснет. [100а][9.12]

Сянь-даосизм, со всеми его йогическими и алхимическими практиками для достижения бессмертия или, по крайней мере, долголетия, почти во всем был противоположностью учений Лао-Цзы и Чжуанцзы. Такие практики, должно быть, существовали уже во времена Чжуанцзы, потому что он высмеивает их:

Делать вдох и выдох, втягивать воздух и снова его выпускать, потягиваться, как медведь, или изгибаться, как цапля, заботясь лишь о долголетии, - все это надуманное Дао (дао-инь), которое практикуют гигиенисты, надеющиеся прожить столько, сколько Пэн-Цзы. [96b][9.13]

Похожее различие можно провести в буддизме между Путем Мудрости (праджней) и Путем Сил (сиддхи). Интуитивное понимание может дать, но может и не дать человеку сверхъестественные способности, проявляющиеся в той мере, в которой он к ним не стремится и на них не притязает, поскольку пробужденный знает, что подлинные сиддхи - это все происходящее во вселенной. С другой стороны, такие сиддхи, как телепатия и ясновидение, можно развить с помощью специальных методик, подобно тому как тело развивают с помощью физических упражнений. Но как бы человек ни преуспел в этих упражнениях, с их помощью он не приблизится к праджне, а скорее удалится от нее, потому что развивает в себе характерную эгоцентричность, которую порой можно заметить в известных спортсменах и актерах. Так, Чжуанцзы упрекает По Ло за его успехи в дрессировке лошадей:

Кони живут на суше, едят траву и пьют воду. Когда они удовлетворены, они трутся шеями друг о друга. Когда они сердиты, они разворачиваются и бьют друг друга копытами. При этом они следуют лишь своим естественным склонностям. Но стоит только их укротить, обуздать и украсить металлическим диском на лбу, как они начинают сопротивляться, бросать злые взгляды, норовят укусить, стремятся выпустить изо рта уздечку. Так их характер испортился - и во всем виноват По Ло. [103а][9.14]

Совмещая даосские и буддистские термины, мы можем сказать, что дэ есть добродетельность, дар жизни, который естественно приходит вместе с праджней - с интуитивным постижением тождественности Дао. Дэ не следует путать с сиддхами, если под последними понимать сверхъестественные способности, которые можно развить с помощью психофизических упражнении. Однако следующий отрывок из Чжуанцзы сянь- даосы часто приводят в качестве приглашения культивировать магические силы:

Тот, кто понимает Путь (Дао), очевидно, владеет основными принципами. Тот, кто владеет основными принципами, очевидно, умеет справляться с обстоятельствами. А тот, кто умеет справляться с обстоятельствами, не позволит вещам причинить себе вред. Когда добродетель (дэ) человека совершенна, огонь не обожжет его, тепло и холод не будут досаждать ему, звери и птицы не нападут на него.

Но дальше он продолжает:

Я не утверждаю, что он легко относится ко всему этому. Я имею в виду, что он проводит различие между безопасностью и угрозой, довольствуется удачей и неудачей и осторожен в своих приходах и уходах. Поэтому ничто не может повредить ему. [97b][9.15]

Другими словами, безопасность мудреца основывается не на магической защите, а на благоразумии и осторожности.

Хотя Ле-Цзы и прославился тем, что умел ходить по воздуху[9.16], он - с явным одобрением - цитирует отрывок из Ян Чжу, в котором тот, как может показаться, идет еще дальше Чжуанцзы в восхвалении беззаботного отношения к жизни:

Позволь уху слышать то, что оно желает слышать, позволь глазу видеть то, что он желает видеть, позволь носу обонять то, что он желает обонять, предоставь устам говорить то, о чем они желают говорить, пусть тело занимает положение, в котором оно чувствует себя удобнее всею, пусть ум делает псе, что пожелает. Все, что ужи желают слышать, - это музыка, и лишить их этого означает ограничить слух; все, что глаза желают видеть, - это чувственная красота, и лишать их этого означает уязвить зрение; все, что нос желает обонять, - это душистые растения шу (кизил) и лан (орхидея), и лишиться их означает ущемить обоняние. Все, о чем уста желают говорить, это о хорошем и плохом, и если им это запретить, знания будут неполными. Все, что нужно телу для комфорта, - это тепло и хорошая пища; не дайте ему этого, и вы лишите человека самого естественного и существенного. Все, о чем мечтает ум, - это свободно путешествовать по своему усмотрению, и если у него не будет этой свободы, сама природа человека окажется подавленной и извращенной. Тираны и угнетатели притесняют нас всеми этими способами. Давайте же избавимся от них и будем счастливо жить до самой смерти[9.17].

Однако этот отрывок легко может быть понят неправильно, если его прочесть в отрыве от идеи Чжуанцзы о "голодании сердца (ума)" (син чжай). Мнение Чжуан-Цзы поэтому поводу снова вложено в уста Конфуция, который обращается к тому, кто долго и безрезультатно голодает по религиозным или каким-то другим причинам.

Ты пытаешься объединить себя и поэтому слушаешь не ушами, а сердцем; ты слушаешь не сердцем, а духом (ци). * [Позволь] слуху прекратиться в ушах, [позволь] мышлению (или символам) прекратиться в уме. Тогда дух станет всеобъемлющей пустотой, которую включает в себя одно лишь Дао. Эта пустота и есть голодание сердца (ума). [100b][9.18]

Чтобы понять это, мы должны еще раз вернуться к основополагающей даосской идее о естественном порядке и политическом правлении. "Дао любит и лелеет вещи, однако оно не помыкает ими". Управление телом и душой также не должно быть эгоцентричным. Ощущения, чувства и мысли должны быть предоставлены сами себе (цзы-жань) с верой в то, что таким образом они сами придут в гармоничное равновесие. Пытаться контролировать ум силой - все равно что пытаться доской разгладить волны; это может привести только к еще большему волнению. Некоторые наши психотерапевты говорят в таких случаях: "Оставьте свой ум в покое!" - что явно соответствует представлению Чжуанцзы о "голодании ума". Таким образом, "попытки объединить себя" сводятся к стремлению подчинить организм авторитарному правлению. Здесь можно провести параллель с психологией индийской йоги. В "Гите" говорится:

Человек, достигший единства с Божеством и познавший истину, мыслит: "Я не делаю ничего", ибо в видении, слышании, осязании, обонянии, вкушании, ходьбе, сне, дыхании, речи, поглощении, выделении, открывании и закрывании глаз - во всем этом он осознает, что только органы чувств заняты чувственными объектами[9.19].

Во многих культурах людей воспитывают так, что они не доверяют своему организму и с самого раннего возраста учатся контролировать свои мысли, эмоции и желания с помощью мышечных усилии, как-то: сжимания зубов или кулаков, пристального всматривания, чтобы лучше видеть, задержки дыхания, напряжения диафрагмы или заднего прихода для сдерживания эмоций. Эти усилия, как правило, не помогают достичь желаемого, потому что нервная система состоит не из мышц, а из электрических цепей, а для настройки радио не пользуются молотком. Детей воспитывают в таком духе только невежественные люди, которые думают, что одной лишь силой можно добиться чего угодно. Это напоминает историю о жующем сигару техасце, который запряг котенка, чтобы разогнать сломанный "Кадиллак". Когда наблюдатели сказали ему, что это все равно бессмысленно, он ответил: "Ну, это мы еще посмотрим. У меня же есть кнут!"

Человеческий организм наделен тем же врожденным разумом, что и природные экосистемы, и поэтому мудрости нервов и органов чувств следует внимать с терпением и уважением. Вот почему Джозеф Нидхэм указывает на то, что даосы сделали намного больший вклад в развитие китайской науки, чем конфуцианцы. Ведь даосы наблюдали за природой, тогда как конфуцианцы сидели, уставившие!, в книгу, и заботились только о выполнении предписаний. Даосская литература изобилует описаниями поведения животных, насекомых, ящериц, растений, ветра, воды и небесных тел, тогда как конфуцианские источники содержат преимущественно описания политических и общественных отношений. Дальше Нидхэм показывает, что мистицизм и эмпиризм всегда идут рука об руку, противопоставляя себя схоластике, поскольку мистицизм и эмпиризм основываются на нелинейном мире переживаний, а не на линейном мире символов. Для мистика важно не столько верить в правильное учение, сколько пройти через подлинное переживание, тогда как схоластические теологи не стали бы смотреть в телескоп Галилея, потому что они полагали, что и без этого знают все о движении небесных тел из Писания. Ученые и мистики всегда ставили эксперименты, в которых известное из книг играет второстепенную роль по сравнению с тем, что можно наблюдать[9.20].

Конфуцианцы, а также иудеи и мусульмане, католические богословы и протестантские фундаменталисты напоминают туристов, которые изучают путеводители и карты, вместо того чтобы свободно путешествовать и смотреть на открывающиеся панорамы. Несомненно, что речь и письмо предоставляют нам уникальные возможности, однако по этой самой причине они обладают гипнотическим, прельщающим воздействием, которое может привести к забвению самой природы до тех пор, пока человек не убедится, что даже в очень хорошем нужно знать меру. Так, когда "следование законам" возводят на пьедестал и все делается в соответствии с книгой или компьютером, люди в отчаянии пытаются передать дело в руки думающего человека.

Вот почему для дэ не существует правил и почему судей и юристов невозможно с помощью учебников научить равенству и честной игре. Человек должен обладать "чувством " этой игры, подобно тому, как у Чжуанцзы колесных дел мастер обладал чувством того, как нужно делать колеса, но не мог выразить его в словах. То же самое верно в отношении музыки, живописи и кулинарии, и Лао-Цзы говорит:

Пять цветов ослепили зрение;

Пять звуков притупили слух;

Пять яств испортили вкус. [145d][9.21]

Лао-Цзы, разумеется, говорит здесь о формальных правилах и классификациях, которые используются повсеместно. Поэтому, если вы решите, что есть только пять цветов, вы окажетесь слепыми, - и, к тому же, глухими, если решите, что вся музыка может быть записана в пентатонный звукоряд. В этом, увы, причина того, почему школы искусства воспитывают так мало гениев и почему гений - человек дэ - всегда идет дальше правил. Однако гением движет не антиобщественный дух и злой умысел, а стремление достичь источника творческой энергии, который открывается только после разумной постановки под вопрос общепринятых правил. Поэтому ранние даосы подвергали сомнению установки здравого смысла обычных китайцев, и особенно конфуцианцев.

Так в наше время на Западе, а также в коммунистическом Китае и индустриальной Японии даосы будут задавать неприятные вопросы, которые ставят под сомнение основные представления о хорошей жизни. Хорошо ли жить долго? Что бы вы выбрали: длительное прозябание или грандиозный взрыв? Действительно ли вы хотите занимать влиятельное положение в обществе, например пост президента Соединенных Штатов или президента крупной корпорации, на котором вы должны почти постоянно принимать мгновенные решения и никогда не можете отлучиться от телефона? А как насчет того, чтобы стать столь знаменитым, чтобы все узнавали вас и не давали проходу на улице, или столь богатым, чтобы каждому захотелось вас ограбить? И что хорошего в стране организованной посредственности, где все должны есть одно и то же, одевать одно и то же и жить в похожих квартирах - тогда как все знают, что многообразие есть украшение жизни?

Таким образом, дэ, по существу, подразумевает способность, для использования которой не нужно прилагать усилия и неоправданно вмешиваться в порядок окружающих обстоятельств.

Входя в лес, он не колышет ни былинки;

Входя в воду, он не поднимает волны[9.22].

Возвращаясь к исходному виду иероглифа дэ, отметим, что он обозначает образ жизни, в котором глаз и сердце (ум) едины. Таково разумное видение пути вещей, напоминающее о том, как штурман наблюдает звезды, а мореход следит за течениями и ветрами. Книга Тура Хейердала "Кон-Тики" (T. Heyerdahl (1)) является прекрасным примером дэ в действии. Она повествует о том, как он и его команда плыли на плоту, построенном из дерева бальза, от Перу до отдаленных островов и Южных морях, следуя при этом происходящим в океане естественным процессам. Однако разум в данном случае означает нечто большее, чем простое вычисление и измерение, хотя и не отрицает всего этого. Однако гений Хейердала в том, что он доверился единству своего организма и экосистемы Тихого океана - и тем самым сравнился в мудрости с дельфинами. Благодаря такому отношению в течение всего путешествия ему помогали события, которые он сознательно не планировал. Так, в воде древесина бальза размокла и плот оказался крепче связанным, а почти каждое утро на палубе оказывалась летучая рыба к завтраку.

В материальном и практическом смысле Хейердал и другие даосы добиваются успеха, однако их успех зависит от доверия и отсутствия пагубного беспокойства, а это в свою очередь зависит от понимания, что, следуя пути природы, идя по линии наименьшего сопротивления, совершить ошибку невозможно. Мне кажется, что такое мировоззрение отличается от поверхностного отношения к жизни вольтеровского Панглосса - радушного недалекого человека, который наивно считает, что живет в лучшем из миров.

Однако если мы скажем, что даосское видение мира намного утонченнее и сложнее, чем представления Панглосса, это разочарует простодушных людей и приведет в восторг гордых интеллектуальных атлетов, для которых важно чувствовать, что, достигая мудрости, они делают что-то очень трудное. Поверхностность Панглосса в том, что он только говорит о таком идеале; он не сможет добровольно и бесстыдно кричать, когда его будет пожирать акула. Конечно, он будет кричать, однако при этом он будет чувствовать, что изменяет своей философии - не понимая, что крики и корчи представляют собой естественный способ переносить боль. Даосизм - это не учение о том, как заставить себя быть спокойным и благородным при любых обстоятельствах. Подлинное и удивительное спокойствие людей наподобие Лао-Цзы связано с тем, что они готовы и желают, безо всякого стыда, делать то, что естественно напрашивается при любых обстоятельствах. Невероятный результат такого отношения состоит в том, что они оказываются намного более последовательными и цивилизованными, чем те, кто изо всех сил старается жить по заповедям и дает обещания.