4.4. Труд понимания как условие развития

4.4. Труд понимания как условие развития

Повторим еще одну существенно важную для понимания всего того, о чем говорится здесь, деталь. Облачение идеального в осязаемую плоть знака происходит не только там, где взаимодействуют две стороны, два автономных друг от друга сознания, но и в течение всех двадцати четырех часов в сутки в каждом из нас. Человек вообще не мыслит словами (в противном случае почему бы не предположить, что мыслить можно и простыми комбинациями каких-то артикуляционных фигур). Рассуждая об этом таинственном обстоятельстве, Иммануил Кант в своей "Критике чистого разума" говорил о "схемах", которым еще только предстоит оформиться в строгие понятия. Слово не существует изначально, это всегда результат многотрудной скрытой работы человеческого духа; взятое же само по себе, оно, как, впрочем, и любой знак вообще, являет собой лишь вспомогательное средство воплощения уже рожденного образа, выстраданного чувства, сформулированной идеи.

Но вместе с тем абсолютно неправильным было бы утверждать и полную независимость вещественной формы знака от его подлинного значения. Именно поэтому та работа (нашей души или чего-то потаенного в глуби под кожным покровом), которая связана с вечным поиском адекватного выражения рождаемых в нас идей, чувств, образов, есть в то же время и постоянное порождение какого-то нового их содержания. Иначе говоря, уже сам поиск нужного слова, взгляда, жеста, позы есть в то же самое время и привнесение какого-то дополнительного оттенка в воплощаемую ими мысль, благодаря чему последняя со временем начинает требовать уже каких-то иных средств своего выражения.

Этот процесс бесконечен, он не может иметь своего завершения, ибо завершение означало бы собой полное прекращение одухотворенного бытия; с достижением предела мир снова замкнулся бы в рамках сугубо материальных форм движения, и ничто идеальное уже не нарушало бы его строгих законов.

Меж тем ничто иное, как таинственное единство этих противоположных стихий, гармония их противоборства и согласия образует самую суть человеческого существования. Бездонная пропасть, но и нерушимая связь лежит между идеальным и материальным; все та пропасть и все та же связь же становятся предметом и основанием любого творчества.

Можно по-разному глядеть на одни и те же вещи. Так, можно видеть в духе и материи соотношение абсолютно противоположных и непроницаемых друг для друга начал.

Осколок смальты существует сам по себе, и допустимо полагать, что он остается совершенно безразличным к палитре того панно, в единую структуру которого его помещает рука художника. Больше того, предположение, что что-то должно меняться в нем с использованием в составе какой-то иной мозаики, выглядит почти абсурдным, оно обязано оставаться в точности равным самому себе. Но здесь, как кажется, все ясно: есть бездушное стекло, и есть вне его творящий гармонию замысел мастера. Можно ли представить, чтобы мертвое это стекло было в состоянии само складываться в нечто осмысленное?

Как любое биологическое тело, человек состоит из клеток, клетки – из молекул, молекулы – из атомов и так далее и так далее. И уходящая в эту бесконечность тонкая структура человеческой плоти, подобно разноцветным осколкам смальты, в свою очередь имеет право рассматриваться как что-то трансцендентное всему содержанию, которое переполняет наше сознание и душу.

Но ведь можно видеть в таинственных этих стихиях и две разные стороны чего-то одного…

Я пишу служебные записки, выпрашивая у руководства института оргтехнику для своей лаборатории, и сложными инженерными расчетами определяю основные параметры тарифных систем для многотысячных коллективов огромных предприятий, я делаю замечания сотрудникам и сам хожу "на ковер" к своему шефу, я веду переговоры с руководством известных не только России заводов и шахт и безбожно ругаюсь со службами, обязанными обеспечивать мою работу, я пью водку и плачусь на жизнь своим друзьям, я слагаю стихи и разговариваю со своей кошкой… – в самом ли деле во всех этих случаях все элементы, из которых в конечном счете складываются мои соматические ткани, остаются безучастными и абсолютно безразличными к тому, что, собственно, и составляет сиюминутное содержание моей жизни? Ведь здесь уже нет никакого противостояния замысла и используемого каким-то чуждым мне художником материала – все это от начала до конца делаю я сам. Или все-таки, сама смальта обладает способностью животворить то, что на годы и годы останется в моей памяти?

Давно уже ставшими классикой опыты доказали, что ткани живых тел способны отвечать не только инструментально регистрируемым физико-химическим воздействиям, но и незримому изменению той духовной атмосферы, которая складывается вокруг них. Еще в 1939 году супругами Семеном и Валентиной Кирлиан в ходе экспериментов было замечено, что излучение живого тела, помещаемого в электрическое поле между двумя электродами, поддается фиксации на фотопленке. Было установлено, что все живые объекты испускают специфическое радужное свечение. Что же касается человека, то обнаружилось, что аура, излучаемая им, зависит от эмоционального состояния и способна изменяться каждую секунду.

Бог весть, что именно фиксируется всплесками полиграфа или ореолами кирлиановских фотографий. Любому из нас известно, что это такое – "…краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами"; но оказывается, что и порождаемое этим волнующим соприкосновением, казалось бы, неуловимое мимолетное чувство вполне способно быть замеченным и запечатленным: фиксируемая фотографией аура человеческого тела мгновенно меняет весь свой облик как только нас берет за руку существо иного пола. Меж тем уже из школьного курса физики известно: любое работающее тело обязано что-то излучать. Поэтому когда речь идет об одном и том же теле, то постоянно меняющийся характер излучения может свидетельствовать только о постоянном изменении содержания какой-то (пусть и незримо) выполняемой им работы. И если реакция соматических тканей на тонкие нюансы эмоционального состояния человека способна отчетливо регистрироваться бездушным (но и бесстрастным) физическим прибором, то тем самым регистрируется непреложный факт того, что каждое движение нашей души сопровождается изменением характеристик каких-то глубинных, вполне материальных, процессов, протекающих на всех уровнях организации живой материи – клеточном, субклеточном, молекулярном и так далее.

Правда, это утверждение, как кажется, влечет за собой уже близкий к абсурду вывод о том, что не только органические молекулы, но даже атомы любого вещества входя в состав соматических тканей мыслящего субъекта, должны обретать какие-то новые свойства, отличающие их от таких же элементов, но формирующих структуру лишенной души материи. Но, если уж на то пошло, то почему бы и нет?

В общем, было бы непростительной ошибкой полагать, что развитие средств общения от простого механического подражания через ритуал к знаку ведет к последовательному облегчению взаимопонимания, – напротив, оно только затрудняет и затрудняет его. Скрытую логику этого развития можно понять лишь осознав, что с каждой новой формой информационного обмена его субъект обретает способность создавать все более сложную и все более отвлеченную от непосредственно данного реальность. Совершенствование и усложнение альтернативной, виртуальной, действительности, которая непрерывно порождается развивающейся психикой, – вот подлинное содержание этого процесса. Проникновение же в чужой замысел как было, так и остается ничуть не упростившейся задачей. Впрочем, использованный здесь глагол вовсе не означает, что понимание становится все менее и менее доступным. Затруднение означает лишь поступательное увеличение труда, затрачиваемого в ходе общения, но результатом оказывается куда более величественная действительность.

А это значит, что вовсе не бездушная физическая работа, связанная с добыванием всего, что необходимо для поддержания жизнедеятельности, но возрастание объемов именно этого – одухотворенного творческого труда постепенно преобразует как весь окружающий человека мир, так и его самого. Непрекращающееся ни на мгновение творчество – вот что становится подлинным содержанием жизнедеятельности человека, все остальное, вершимое на внешнем слое движения – лишь формой его обеспечения и не более.

Подведем итоги.

Первое.

Если достаточно жесткая связь между содержанием духовной деятельности человека и характером той обеспечивающей ее работы, которая выполняется живой материей на всех уровнях своей организации, действительно существует, то она в принципе не может быть односторонней. Иначе говоря, не только определенность содержания каких-то идей, (чувств, образов) должна на всех этажах строения живого тела формировать тонкую структуру той деятельности, в которой им надлежит материализоваться, но и сама структура движения всех тканей нашего организма обязана накладывать свой отпечаток на содержание любого откровения духа. Перефразируя известную всем философскую максиму, можно сказать, что форма сиюминутного бытия определяет сиюминутное содержание сознания в той же мере, в какой само сознание в каждый данный момент определяет формулу нашего материального существования.

Хотелось бы только предостеречь. Состав образа, чувства, идеи и тонкая структура сопровождающего их движения соматических тканей – это далеко не одно и то же. Между ними – бездна, между ними – тайна. Как именно одно превращается в другое, неизвестно, наверное, никому. Здесь что-то вроде соотношения "входа" и "выхода", но вот что творится внутри самого "черного ящика" – человеку еще придется разгадывать, может быть, не одно тысячелетие.

Но если нерасторжимая связь и зависимость между духом и материей действительно существует и если характер этой связи в самом деле несет на себе отпечаток того откровения, которое вдруг рождается в нас, все это должно было бы означать, что достижение абсолютного духовного консонанса, полное взаимопроникновение в сокровенный мир идеального вообще невозможно. Ведь в этом случае абсолютное тождество содержания может быть достигнуто лишь при абсолютном тождестве тех материальных структур, работа которых обеспечивает информационный обмен. Другими словами, полное тождество не только всех биологических тканей, но и всех алгоритмов их движения. Но ясно, что такое положение вещей в принципе недостижимо, поэтому препятствием и формированию одинакового способа описания, и одинаковому пониманию вербальных (знаковых) портретов одних и тех же явлений будет служить уже не только несовершенство самого языка (к тому же помножаемое на наше неумение владеть им в полной мере) но и уникальность собственной природы каждого из нас. Одни только половозрастные отличия способны взгромоздить между нами что-то вроде китайской стены. Но уникальность каждого не сводится только к ним, поэтому неодолимым препятствием взаимопониманию способны встать – как бы это ни казалось смешным – и отличия в росте, и разная комплекция, и даже разный цвет волос…

Таким образом, уже самим строем нашей природы мы были бы навсегда обречены на непонимание друг друга. Нас не могло бы спасти даже какое-нибудь споровое размножение или тотальное клонирование, потому что и при абсолютном генетическом тождестве заметные материальные отличия (как, например, обусловленный региональными особенностями питания химизм соматических тканей) оставались бы и здесь. Но ведь кроме вполне осязаемых материальных начал остаются еще и такие неуловимые для измерений вещи, как индивидуализируемая нами культура, жизненный опыт и так далее, и так далее, и так далее…

И только ни на мгновение не прерываемый труд, связанный с самостоятельным воссозданием каждым всего того, что открывается другим, дает нам возможность говорить и в самом деле на одном языке со всеми. В конечном счете ничто иное, как этот вечный труд

напряженной, как арфа, души

каждого из нас и образует собой действительный фундамент и человеческого общения, и всей человеческой культуры. Только благодаря ему оказывается возможным возведение всего, что составляет законную гордость нашего царственного племени. Без какого бы то ни было исключения все, созданное человеком, покоится именно на нем, и никакие герои-одиночки никогда не сумели бы вывести человечество из состояния дикости.

Да, это так: когда короли начинают строить, у возчиков действительно прибавляется работы. Но вместе с этой старой мудростью нужно помнить и другое: строят короли отнюдь не на пустом месте, но преобразуют города, созданные трудом других, да и возводят свое они совсем не из ничего, но именно из тех кирпичей, что всю жизнь обжигали и их великие предшественники, и их безвестные подданные.

Ни один гений никогда не создаст ничего, если он будет лишен возможности использовать все то, что было создано другими. Поэтому и сам феномен гениальности, в свою очередь, существует только благодаря вечному творчеству всех. А впрочем, не исключено, что и вправду гениальность – это просто функция времени, и никакой герой никогда не смог бы заявить о себе, родись он среди людей, еще не подготовивших фундамента для каких-то перемен.

Говорят, черные дыры – это та область пространства, в которой зарождается вещество нашей Вселенной. Таким образом, именно уникальность нашей природы, помноженная как на несовершенство средств нашего общения, так и на нашу неспособность овладеть ими в полной мере, и образует собой ту "черную дыру", из которой чудом всеобщего человеческого творчества вдруг появляется все.

Второе.

Основным законом этого вечного духовного труда, на который обречен каждый из нас, является то, что через тысячелетия прозвучит, наконец, в Нагорной проповеди Христа. И, может быть, в самом деле в осознании его непреступаемым императивом человеческой совести можно видеть преодоление некоторого эволюционного рубежа всей развивающейся Вселенной. Рубежа, равновеликого зарождению жизни или становлению разума…

Разумеется, это положение не может рассматриваться как не подлежащий сомнению абсолют. Поэтому здесь необходимо уточнить следующее.

Все законы этого мира можно условно разделить на два рода: динамические и статистические. Первым подчиняются все явления (то есть каждое явление в отдельности), на которые распространяется их действие. Таков, например, закон всемирного тяготения: ничто материальное не может нарушить его. Вторым подчиняется только весь класс явлений в целом, однако любое из них в отдельности в силу тех или иных причин может до некоторой степени ему противоречить. Так, например, на все времена общим законом является то, что родители должны уходить из жизни раньше своих детей; однако ясно, что никто не может поручиться за его незыблемость в каждой конкретной семье.

Законы, лежащие в основе развития человеческого общества, как правило, носят именно такой – статистический характер. Статистический характер носит и тот – нравственный – закон, о котором говорится здесь. Поэтому любое действие любого отдельно взятого индивида (или каких-то социальных групп) может сколь угодно существенно противоречить ему. И все же это нисколько не мешает ему быть имманентным законом творчества, которому безоговорочно подчиняется деятельность всех сквозящих через тысячелетия поколений.