Деятельность и труд. Труд как собственно «работа» и труд универсальный

Деятельность и труд.

Труд как собственно «работа»

и труд универсальный

До тех пор пока выработка средств существования еще господствует над дальнейшим развитием самого человека, – до тех пор в практической деятельности, которая есть единство противоположностей опредмечивания и распредмечивания, на первом плане сохраняется опредмечивание, тогда как противоположный процесс в той или иной мере отодвинут на задний план. Деятельность осуществляется как собственно вынужденный труд (труд как собственно «работа» в узком смысле слова).

Вещественно-энергетический конечный результат производства в экономической сфере есть нечто, предназначенное для потребления, в том числе производительного. Поэтому и деятельность в этой сфере по необходимости подчинена внешней целесообразности: ей присущ исторически изменчивый, но все же ограниченный состав конечных целей, ограниченный «масштаб» вопреки потенциально безграничной широте возможностей подлинно человеческой деятельности [см. 1, т. 46, ч. I, с. 476].

Конечно, «труд-работа» также предполагает, что ее совершает индивид, развивающий свои способности в процессе производства, но здесь он эти способности скорее «расходует, потребляет» [там же, с. 26], чем направляет на процесс творческого распредмечивания. Здесь «веществу природы он сам противостоит как сила природы» [1, т. 23, с. 188]. Отсюда и вырастает возможность абстракции, в которой «труд-работа» представляется как вечное и естественное, тяжкое условие человеческой жизни.

Тем не менее даже и в процессе «труда-работы», не носящего еще свободного и подлинно творческого характера, человек, воздействуя на предмет труда, «в то же время изменяет свою собственную природу» [1, т. 23, с. 188]. Раскрывая это, мы уже покидаем почву безразличной к историческому процессу абстракции труда и восходим к исторически конкретному содержанию понятия практической деятельности, которая даже и в свойственной классово-антагонистическим обществам форме «труда-работы» также производит не только потребляемые блага, но и социальные отношения и посредством которой субъекты воспроизводят и производят по-новому все свои социальные качества и самих себя как именно субъектов. Мы раскрываем тем самым процесс выработки человеком самого себя. «В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия… но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык» [1, т. 46, ч. I, с. 483 – 484]. Таким образом, в собственно экономическом процессе как производстве материальных благ Маркс выявляет формирование социальных отношений [см. 1, т. 46, ч. II, с. 222].

Когда же Маркс переходит от анализа «предыстории человечества» к теоретической картине коммунистического будущего, тогда это социально-созидательное содержание практической деятельности выходит на первый план. Поле применимости «труда-работы» резко сокращается, и как раз он составляет содержание сферы общественно необходимого, а именно экономически необходимого рабочего времени, но в существенно преобразованном виде. Что же касается многообразной деятельности людей в свободное время, то она будет качественно иного рода. Там человек «производит себя во всей своей целостности…» [1, т. 46, ч. I, с. 476], т.е. в качестве не только субъекта потребностей, экономического производителя и потребителя, но и самостоятельной суверенной творческой личности, поскольку его деятельность превращается «в непосредственно всеобщую или общественную…» [1, т. 46, ч. II, с. 347].

Так в своих размышлениях о свободной деятельности, развертывающейся «по ту сторону сферы собственно материального производства» [1, т. 25, ч. II, с. 387], Маркс приходит к выводу, что труд в смысле собственно работы как экономически целесообразная деятельность не может не сохранять в качестве мерила экономического богатства время, необходимое для воспроизводства условий существования, т.е. обязательное рабочее время. Напротив, свободная творческая деятельность выступает в качестве «не определяемой, подобно труду, под давлением той внешней цели, которая должна быть осуществлена и осуществление которой является естественной необходимостью или социальной обязанностью…» [1, т. 26, ч. III, с. 265 – 266]. Активная свободная деятельность субъекта «выступает поэтому уже не как труд, а как полное развитие самой деятельности, где обусловленная природой необходимость исчезает в своей непосредственной форме…» [1, т. 46, ч. I, с. 281].

Однако суть дела, по Марксу, состоит отнюдь не во внешнем противопоставлении свободной творческой деятельности «труду-работе». Их подлинное соотношение при коммунизме выражено важной формулировкой, касающейся непосредственно соотношения рабочего и свободного времени: «Снятие противоположности между свободным и рабочим временем» [9, с. 963][38]. Это «снятие» выражается в превращении «труда-работы» в подчиненный род деятельности, а главное – в преобразовании его под определяющим влиянием со стороны деятельности в свободное время в подчиненную составную часть универсального труда-творчества свободного человека.

Маркс применяет термин «труд» также и к освобожденной деятельности субъекта в условиях коммунистического общества. Но этот труд характеризуется Марксом уже как всеобщий (универсальный) в отличие от «труда-работы» как «труда непосредственного». Когда последний перестанет быть определяющим принципом производства, доля его станет все менее значительной, а «качественно он превращается в некоторый, хотя и необходимый, но второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду…» [1, т. 46, ч. II, с. 207 – 208; ср. там же, с. 110], к труду, проникнутому глубокой осмысленностью, пониманием отдаленных его последствий.

В полемике с А. Смитом, с одной стороны, и Ш. Фурье – с другой, К. Маркс настаивал на том, что невозможно совершенно разделить и изолировать друг от друга процесс труда, полный борьбы с препятствиями и трудностями, и процесс свободной, притягательной для личности деятельности. Трудности не делают труд лишь жертвой, как полагал А. Смит, однако как практические проблемы-противоречия они питают борение, из которого возникает «действительная свобода, деятельным проявлением которой как раз и является труд…» [там же, с. 110]. Но и притягательно-свободный труд никогда не станет легким развлекательным времяпрепровождением. «Действительно свободный труд, например труд композитора… представляет собой дьявольски серьезное дело, интенсивнейшее напряжение» [там же].