Динамика социальных свойств и потребностей человека

Динамика социальных свойств

и потребностей человека

Общественным существом человек был всегда. Означает ли это, что при переходе от капитализма к социализму общественная природа человека не подвергается изменению?

Благодаря «положительному упразднению частной собственности» и ликвидации отчуждения человек становится подлинно общественным существом, т.е. его сущность проявляется уже наиболее адекватным образом, так как она более не отчуждается в форме денег, товара, частной собственности. Частнособственническое общество ограничивает, обедняет даже собственно чувственную жизнь человека, т.е. его непосредственное отношение к природе и к другим людям. Только уничтожение частной собственности сможет действительно «очеловечить» человека, обогатить его духовно.

В частнособственническом обществе богатство человека – это главным образом принадлежащие ему вещи, товары, капитал. В обществе будущего, которое Маркс называет «общественным состоянием»[13], богатство общества и каждого его члена – это прежде всего всестороннее развитие человеческих способностей, «сущностных сил». В мире частной собственности мерилом богатства является количество овеществленного труда; в «общественном состоянии», т.е. при коммунизме, мерилом производимого богатства будет степень развития и применения человеческих способностей, знаний, науки.

Маркс обращает внимание на то, что естественные науки достигли выдающихся успехов и стали могущественным фактором не только в области просвещения, но и в области производства. Естествознание практически через посредство промышленности «ворвалось в человеческую жизнь, преобразовало ее и подготовило человеческую эмансипацию, хотя непосредственно оно вынуждено было довершить обесчеловечивание человеческих отношений» [1, т. 42, с. 124]. Человеческая эмансипация, т.е. социалистическое переустройство общественной жизни, создавая новую экономическую основу общества, представляет собой всестороннее освобождение человека: «…уничтожение частной собственности означает полную эмансипацию всех человеческих чувств и свойств; но оно является этой эмансипацией именно потому, что чувства и свойства эти стали человеческими как в субъективном, так и в объективном смысле. Глаз стал человеческим глазом точно так же, как его объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для человека. Поэтому чувства непосредственно в своей практике стали теоретиками. Они имеют отношение к вещи ради вещи, но сама эта вещь есть предметное человеческое отношение к самой себе и к человеку, и наоборот. Вследствие этого потребность и пользование вещью утратили свою эгоистическую природу, а природа утратила свою голую полезность, так как польза стала человеческой пользой» [там же, с. 120 – 121].

В этом утверждении Маркса многое нуждается в разъяснении, несмотря на то что Маркс курсивом логически акцентирует на главном. Как понимать то, что чувства в результате коммунистического преобразования становятся человеческими чувствами? Разве они не были человеческими до этого? В каком смысле объекты человеческой деятельности становятся человеческими объектами? Антропологическая форма изложения, отсутствие пока развернутого исторического (основанного на выделении общественно-экономических формаций) анализа общественных явлений, универсально понимаемая и применяемая концепция отчуждения и самоотчуждения, согласно которой отношения, господствующие в предшествующую коммунизму эпоху, являются прямо-таки чуждыми человеку и, следовательно, предельно извращенными и в этом смысле даже нечеловеческими отношениями, неизжитые еще в полной мере элементы абстрактного, фейербаховского, понимания сущности человека – все это затмевает глубокий смысл приведенного положения.

Термином «человеческий» Маркс обозначает всестороннее развитие сущностных сил человека как общественного существа. При этом он подчеркивает и, конечно, не без основания (хотя и с некоторыми преувеличениями в духе Фейербаха), что торжество гуманизма и подлинное развитие человеческой личности необходимо проявляется как богатство чувственной жизни. «Вот почему чувства общественного человека суть иные чувства, чем чувства необщественного человека» [1, т. 42, с. 122]. Необщественным человеком Маркс называет здесь члена буржуазного общества. Но как это согласуется с тезисом Маркса, что человек по природе – существо общественное? Противоречие между социальностью и асоциальностью в человеке объясняется тем, что человеческая природа крайне извращена частной собственностью. Поэтому Маркс и определяет будущее общество как «реинтеграцию или возвращение человека к самому себе, как уничтожение человеческого самоотчуждения» [1, т. 42, с. 116]. Это означает, что «необщественный человек» – это человек отчужденный. Только коммунистическое преобразование восстанавливает подлинно человеческую сущность. Такое понимание человека Марксом еще не порывает окончательно с антропологизмом и традициями просветительского учения о человеческой сущности как изначально данной во всей своей определенности, но деформируемой «неистинным» устройством общественной жизни. Лишь отказ от универсализации категории отчуждения (что не означает отказа от нее вообще) положит конец этой «эссенциалистской» тенденции и позволит понять сущность человека не как нечто уже заданное, предшествующее истории, а как совокупность исторически изменяющихся общественных отношений. Это и совершил впоследствии зрелый Маркс.

Молодой Маркс еще не называет свое учение коммунизмом, хотя и применяет иногда этот термин (так же, как и термин «социализм») для характеристики будущего общественного строя. Создаваемую им научную теорию освободительного движения пролетариата Маркс называет «завершенным натурализмом». Но это не означает, что он отвергает понятие коммунизма: Маркс противопоставляет уравнительному утопическому коммунизму идею научного коммунизма, который определяется как «действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он – решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение» [там же].

Основываясь на этой и некоторых других формулировках, встречающихся в ранних работах Маркса, недостаточно корректных с точки зрения зрелого марксизма, современные буржуазные критики марксизма приписывают Марксу антидиалектическое утверждение, будто коммунизм означает окончательное разрешение всех возможных социальных проблем, прекращение дальнейшего развития общества[14]. В действительности же «Рукописи 1844 года» убедительно доказывают, что положительное упразднение частной собственности является не конечной целью всемирной истории, а основой последующего прогрессивного развития человечества.

Надо, однако, учитывать, что Маркс, определяя пока свое учение не столько как коммунизм, сколько как реальный гуманизм, соответственно рассматривает коммунизм как путь к завершению гуманизма. Маркс пишет, что коммунизм есть положительное утверждение (Position) «как отрицание отрицания, поэтому он является действительным, для ближайшего этапа исторического развития необходимым моментом эмансипации и обратного отвоевания человека. Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества» [1, т. 42, с. 127]. Основной смысл этого положения заключается в том, что уничтожение частной собственности не является конечной целью исторической деятельности пролетариата. Коммунистическое общество в своем будущем длительном развитии пройдет различные стадии зрелости.

Как разъясняет Маркс, коммунизм «в качестве снятия частной собственности, означает требование действительно человеческой жизни, как неотъемлемой собственности человека, означает становление практического гуманизма…» [там же, с. 169]. Становление практического гуманизма предполагает практический революционный акт. «Для уничтожения идеи частной собственности вполне достаточно идеи коммунизма. Для уничтожения же частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие. История принесет с собой это коммунистическое действие, и то движение, которое мы в мыслях уже познали как само себя снимающее, будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс» [там же, с. 136]. Это положение Маркса основывается на материалистическом решении вопроса о соотношении теории и практики: «…мы видим, что разрешение теоретических противоположностей само оказывается возможным только практическим путем, только посредством практической энергии людей, и что поэтому их разрешение отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой действительную жизненную задачу, которую философия не могла разрешить именно потому, что она видела в ней только теоретическую задачу» [там же, с. 123].

Итак, недостаточно лишь осознать отчуждение: от этого оно не устраняется, а становится еще более осязаемым. Отчуждение должно быть уничтожено практически; в этом – задача освободительной борьбы рабочего класса, в ходе которой пролетарии возвышаются над ограниченностью буржуазного общества, разъединяющего людей и противопоставляющего их друг другу. Человеческое братство в устах пролетариев «не фраза, а истина, и с их загрубелых от труда лиц на нас сияет человеческое благородство» [там же, с. 136].

Освободительная борьба пролетариата объективно обусловлена экономической структурой капитализма: «…все революционное движение находит себе как эмпирическую, так и теоретическую основу в движении частной собственности, в экономике» [там же, с. 117]. Таким образом, преодоление ограниченности утопического коммунизма и социализма и материалистическое обоснование коммунистического идеала составляли для Маркса в сущности единую задачу.