К. Маркс и Ф. Энгельс о судьбе демократии в период буржуазной революции

К. Маркс и Ф. Энгельс о судьбе демократии в период буржуазной революции

Опыт классовых боев в Европе в середине XIX в. ярко свидетельствовал о возраставшей революционной инициативе народа, в первую очередь пролетариата, в осуществлении исторических преобразований. Июньское восстание в Париже было «первой великой битвой между обоими классами, на которые распадается современное общество. Это была борьба за сохранение или уничтожение буржуазного строя» [1, т. 7, с. 29].

В результате активного участия «низов» в борьбе за освобождение от феодальных оков революция 1848 г. во Франции выходила за рамки задач буржуазной революции. Поэтому все так называемые гражданские свободы представляли опасность для классового господства буржуазии. И буржуазия стремилась урезать демократические завоевания, поставить им заслон, наконец, вовсе отказаться от них во имя спасения своего господствующего положения, не останавливаясь при этом перед опасностью реставрации, контрреволюционного переворота, бонапартизмом. «Все классы и партии во время июньских дней, – пишет К. Маркс, – сплотились в партию порядка против класса пролетариев…» [1, т. 8, с. 127].

Таким образом, усилия буржуазии, отразившиеся в соответствующей эволюции институтов буржуазной демократии, направляются на то, чтобы парализовать историческую инициативу масс. Такова прежде всего эволюция парламентаризма. Представляя собой прогрессивное явление в борьбе с феодализмом, парламент утрачивает это свое значение, как только начинается борьба пролетариата с буржуазией.

В работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», «Революция и контрреволюция в Германии», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» и др. К. Маркс и Ф. Энгельс убедительно показывают, что буржуазия располагала чрезвычайно широким кругом возможностей внутреннего и внешнего порядка, для того чтобы парализовать любую историческую инициативу парламента по сколько-нибудь радикальному обновлению социальной структуры. В числе таких возможностей – чудовищная бюрократическая машина исполнительной власти, армия, институт частной собственности, блокировка с феодально-монархическими элементами, союзническая помощь других государств и т.д.

Эти выводы К. Маркса и Ф. Энгельса базируются на обобщении конкретного исторического опыта. Так, например, К. Маркс показывает, что уже в самом начале Французской революции в период существования временного правительства вся его деятельность свелась к беспрестанной борьбе с требованиями пролетариата, ибо данные ему в свое время обещания сделались «невыносимой опасностью для новой республики» [1, т. 7, с. 27]. Так же обстояло дело и на следующем этапе революции, в период деятельности национального собрания. Усилия последнего были направлены на достижение тех же целей. «Это Собрание, – пишет Маркс, – было живым протестом против притязаний февральских дней и должно было низвести результаты революции до буржуазных масштабов» [1, т. 8, с. 125 – 126]. Этот законодательный орган, рожденный революцией, с первого дня своего существования взял курс, направленный против самой революции, против ее основных движущих сил и в первую очередь против революционного пролетариата. Но национальное собрание, в лице которого, по меткой характеристике Маркса, «вся Франция явилась судьей парижского пролетариата» [1, т. 7, с. 27], не ограничилось только антипролетарскими санкциями (вплоть до ареста наиболее энергичных вождей пролетариата). Оно повело широкое наступление на демократические права и свободы, завоеванные в ходе революции.

Отличительной особенностью буржуазного парламента на всех этапах его формирования был так называемый «парламентский кретинизм». Исключительно активное в осуществлении реакционных актов Национальное собрание на протяжении всей своей деятельности проявляло абсолютное бессилие в области общегражданских интересов. «Там, где Собрание не угнетало, не действовало реакционно, оно страдало неизлечимым бесплодием», – отмечал К. Маркс [1, т. 8, с. 161].

Эта своеобразная болезнь не была чисто французским явлением. Она, как подчеркивал К. Маркс, свирепствовала с 1848 г. на всем континенте, держала поражаемых ею в плену собственного воображения, лишая их всякого смысла и всякого реального восприятия действительности [см. там же, с. 181]. Этой неизлечимой болезнью, как отмечал Ф. Энгельс, с самого начала было поражено и Франкфуртское национальное собрание [см. там же, с. 92], которое он именовал ублюдком, ничтожеством, собранием старых баб, компанией дураков, вообразивших себя мудрецами.

Противоречия рассматриваемого периода, порожденные соотношением классовых сил, стремление буржуазии любой ценой исключить всякую возможность развертывания исторической инициативы революционных масс нашли свое отражение в законодательной деятельности парламента. Яркой иллюстрацией этого является конституция Второй республики, которая, как подчеркивал К. Маркс, «не санкционировала никакой социальной революции», а «санкционировала временную победу старого общества над революцией» [1, т. 7, с. 40].

Поставив пролетариат фактически вне закона, оттолкнув мелкую буржуазию и не сумев привязать к республике «никаких новых общественных элементов», конституция укрепила позиции своих ярых противников, восстановив традиционную неприкосновенность судей. «Один король, которого она низвергла, тысячекратно воскрес в этих несменяемых инквизиторах законности» [1, т. 7, с. 41], – писал К. Маркс. Конституция провозгласила гражданские права и свободы – свободу личности, печати, слова, союзов, совести и т.д. Однако провозглашение каждой из этих свобод сопровождалось неизменными оговорками и ссылками на законы, дающие подробное истолкование этим оговоркам.

И введение антиконституционных законов (например, закона Фоше о запрещении клубов), и произвольное истолкование статей конституции обусловливалось самой конституцией, каждый параграф которой, по меткому замечанию Маркса, «содержит в самом себе свою собственную противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю палату: свободу – в общей фразе, упразднение свободы – в оговорке» [1, т. 8, с. 132]. В результате, отмечает К. Маркс, провозглашенные свободы были так урегулированы, что буржуазия могла пользоваться ими, не встречая никакого препятствия со стороны равных прав других граждан.

Глубокая внутренняя противоречивость основного закона буржуазной республики нашла свое выражение в том, что «конституция, – как писал Маркс, – сама призывает к своему насильственному уничтожению» [там же, с. 133], доводя разделение законодательной и исполнительной власти до «невыносимого противоречия». Передав фактическую власть во всей ее полноте в руки президента, конституция сама создавала возможность бонапартистского переворота.

В своем наступлении на демократию Национальное собрание последовательно разоружало себя перед лицом президента, в единоборстве с которым оно сдавало одну позицию за другой. Отменой всеобщего избирательного права (31 мая 1850 г.) буржуазия открыто признавала, что на смену буржуазной диктатуре, существовавшей «по воле народа», пришла диктатура, устанавливаемая против этой воли [см. 1, т. 7, с. 95]. Этот шаг означал отказ буржуазии от «единственно возможной», от «самой могучей и самой полной формы» [там же, с. 96] ее классового господства.

Рассматривая всеобщее избирательное право как порождение и проявление классовой борьбы, Маркс показывает, что и его отмена явилась «одним из необходимых проявлений классовой борьбы» [1, т. 8, с. 165]. Всеобщее избирательное право служило для буржуазии источником ее могущества; вместе с тем, как показывает К. Маркс, оно использовалось буржуазией и в качестве «драпировки», прикрытия классовой диктатуры. Однако противоречивость ситуации состояла в том, что всеобщее избирательное право одновременно демаскировало господство буржуазии, поднимая на вершину государства все фракции эксплуатирующего класса. Возникая в результате обострения классовой борьбы, всеобщее избирательное право само «развязывало классовую борьбу» [1, т. 7, с. 26 – 27], и на определенном ее этапе оно оказалось нежизнеспособным. Но его существование не осталось бесследным. Оно явилось образовательной школой, которую прошло большинство народа. Такова диалектика его роли.

Таким образом, на основе опыта революций 1848 – 1849 гг. Маркс развивает свое учение об одном из важнейших институтов демократии – всеобщем избирательном праве. Он вскрывает его истоки, содержание, функции на различных этапах буржуазной революции и доказывает закономерность его кризиса в ходе самой революции. Но Маркс отнюдь не исключает его из арсенала средств борьбы пролетариата и всех демократических сил. Напротив, всеобщее избирательное право, необходимость завоевания которого была провозглашена еще «Манифестом Коммунистической партии» в качестве одной из важнейших задач борющегося пролетариата, предстает в учении К. Маркса как школа политической борьбы. И это учение Маркса было принято на вооружение немецким пролетариатом, который, в частности, как отмечал Ф. Энгельс, превратил всеобщее избирательное право из средства обмана в орудие борьбы за свои интересы.

Следует подчеркнуть, что Марксова оценка институтов буржуазной демократии, парламентаризма, в частности, имела неоценимое практическое значение для выработки стратегии и тактики пролетариата. Не отказываясь от использования парламентаризма, пролетариат вместе с тем не может предавать забвению и тот факт, что парламент в определенных условиях способен утрачивать роль активного политического центра общественной жизни или, еще хуже, превращаться в орган реакции. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса, посвященных событиям 1848 – 1851 гг. во Франции, обнажаются истоки кризиса буржуазной демократии и подчеркивается его закономерность.

Буржуазная республика на каждом этапе своей сравнительно непродолжительной истории последовательно осуществляла ряд акций, каждая из которых приводила в конечном итоге к одному и тому же результату: к сужению ее собственной социальной базы. Весь курс буржуазного парламента на собственное уничтожение, все это политическое самоубийство были результатом не только ошибок, объяснялись не только факторами субъективного характера. Ни алчность и своекорыстие буржуазии, ни противоборство отдельных групп, ни роялистские симпатии буржуазной массы в лице «партии порядка» сами по себе не являются достаточными причинами для объяснения столь парадоксального положения, когда эта партия уничтожает «собственной рукой в борьбе с другими общественными классами все условия своего собственного режима, парламентарного режима», объявляя при этом «политическое господство буржуазии несовместимым с безопасностью и существованием буржуазии…» [1, т. 8, с. 193]. Буржуазия, как подчеркивал К. Маркс, не только уничтожила собственными руками, но и «должна была уничтожить все условия могущества парламента…» [там же, с. 181]. Характеризуя тактику крупнейших фракций буржуазии, объединившихся в партию порядка, К. Маркс указывает: «Инстинкт подсказывал им, что республика, хотя и венчает их политическое господство, вместе с тем подрывает его социальную основу, так как теперь им приходится стоять лицом к лицу с порабощенными классами и бороться с ними непосредственно…» [там же, с. 146], не имея возможности прятаться за трон. И в ответ они подкапывают социальные основы самой республики, стремясь заменить ее более надежной формой своего господства. Это стремление «назад, к менее полным, менее развитым, но как раз поэтому более безопасным формам этого господства» [1, т. 8, с. 147], порождалось, как подчеркивает К. Маркс, чувством слабости буржуазии. Классовое положение французской буржуазии «заставляло ее, с одной стороны, уничтожать условия существования всякой, а следовательно, и своей собственной парламентской власти, а с другой стороны, делать неодолимой враждебную ей исполнительную власть» [1, т. 8, с. 158].

Действия буржуазии, таким образом, обусловливались самим ходом общественного развития, диалектикой классовой борьбы, изменением соотношения классовых сил. При всей противоречивости этих действий они не могут быть объяснены исключительно политической близорукостью. Буржуазия правильно оценивала многие факторы, но страх перед революционным пролетариатом был плохим советчиком. В конечном итоге буржуазия «вынуждена была собственными руками разрушить все свои средства обороны против самодержавия, как только сама стала самодержавной» [1, т. 8, с. 154]. Вот почему бонапартистский переворот, неизбежность которого была предсказана К. Марксом задолго до его свершения, – не просто эпизод в истории Французской революции 1848 – 1849 гг., а закономерный этап ее развития. Бонапартизм, по характеристике В.И. Ленина, это особая форма правления, вырастающая из контрреволюционности буржуазии в обстановке буржуазно-демократической революции [см. 2, т. 34, с. 83]. Это особая форма диктатуры реакционных слоев класса буржуазии, возникшая в условиях кризиса буржуазной демократии. Ставка буржуазии на исполнительную власть, на государственную военно-бюрократическую машину, основными орудиями которой являются армия, полиция, чиновничество, выдвигает на первый план проблему отношения пролетариата к буржуазной государственной машине.