К. Маркс и Ф. Энгельс о роли личности в истории

К. Маркс и Ф. Энгельс

о роли личности в истории

Исключительно важное место в этой борьбе занимала критика идеалистического понимания роли личности в истории, которой основоположники марксизма уделяли значительное внимание еще в дореволюционный период. Идеалистический характер домарксистской социологии, выражающийся в преувеличении, абсолютизации роли идей, приводит и к преувеличению, абсолютизации роли носителей, выразителей, авторов этих идей – идеологов, теоретиков, вождей, государственных деятелей. В результате социологи идеалистического толка независимо от конкретных различий их политических и теоретических позиций, партийной принадлежности и т.п. выступали зачастую проповедниками культа личности. Такая позиция была характерна и для великих социалистов-утопистов прошлого, не связывавших ни возникновение, ни возможность реализации социалистических идей с конкретными социально-экономическими условиями и возлагавшими все свои надежды на разум и волю гениев, пророков, вершителей человеческих судеб. Подобные позиции были типичны и для их эпигонов в 30 – 40-х годах XIX столетия, в частности для мелкобуржуазных утопистов, занимавших узкосектантские позиции, выдвигавших идеи мессианства.

И претендовавший на роль социалистического пророка В. Вейтлинг, и противник рабочего движения мелкобуржуазный утопист Прудон, и «истинные социалисты», объявлявшие себя провозвестниками будущего, творцами мировой истории, и младогегельянцы – все эти теоретики-идеалисты, абсолютизировавшие роль личности, подвергались беспощадной критике со стороны основоположников марксизма – непримиримых врагов всякого культа личности. Слепое, «суеверное» (Маркс) преклонение перед авторитетом какого-либо деятеля, признание всех достижений общества личными заслугами данного деятеля, своего рода фетишизация самого имени его и даже обожествление его личности приводят в конечном итоге к искаженному объяснению исторического процесса, согласно которому сам ход истории определяется желаниями, идеалами, волей и в конечном итоге произволом великих людей (идеологов, полководцев, героев).

Таким образом, абсолютизация роли личности – это оборотная сторона недооценки, игнорирования роли народных масс, ибо проповедники культа личности, приписывая отдельным личностям определяющее влияние на ход исторического развития, тем самым принижают роль классов и политических партий, умаляют роль масс, отрицают их решающую роль в развитии общества.

В период революции 1848 г. различного рода учения, превозносившие роль отдельных личностей, получили весьма широкое хождение: и само возникновение революции, и ход ее развития, и, наконец, ее итоги объявлялись результатом деятельности отдельных лиц. Им приписывалась решающая роль в развитии исторических событий, на них же возлагалась вся ответственность за судьбы наций. Возводились ли при этом действия отдельных лиц в ранг исторического подвига или, наоборот, подвергались хуле, беспощадному осуждению и даже осмеянию, в любом случае историческая действительность представлялась в совершенно искаженном виде; история изображалась как цепь деяний (возвышенных или преступных) отдельных лиц, чья роль в конечном итоге непомерно возвеличивалась, сами личности выступали как вершители судеб целых народов и государств. В результате отдельные фигуры как бы заслоняли собой целые классы и политические партии, противоборствовавшие в ходе революции. Позиции, политические акции, все поведение отдельных социальных групп в этот исторически важный период оставались вне поля зрения; развитие революции, сама история представали не как объективный закономерный процесс, а как результат произвола отдельных личностей или как фатальное стечение обстоятельств.

Так, прусская реакция объявляла причиной возникновения революции злые козни отдельных личностей (прусский монарх, в частности, видел эту причину в происках иностранцев), а буржуазные демократы усматривали в той же деятельности отдельных лиц если и не причину возникновения революции, – то причину ее поражения. Европейский Центральный комитет (Ледрю-Роллен и др.) объявил в своем Манифесте причиной крушения революции честолюбивое соперничество отдельных вождей, антагонизм их мнений и т.п. И буржуазные радикалы, и теоретик феодальной реакции Т. Карлейль, исповедовавшие культ «героев», равно как и иные представители идеалистических взглядов, искажали действительную картину, превознося мнимых героев, воспевая своих кумиров.

Разоблачению подобных кумиров, выявлению действительной роли личностей – идеологов, политических руководителей, вождей – основоположники марксизма уделяли в рассматриваемый период первостепенное внимание. При этом они подвергли уничтожающей критике и субъективистские концепции, приводящие, как правило, к волюнтаризму, и объективистские концепции, чреватые фатализмом. Ф. Энгельс в работе «Революция и контрреволюция в Германии», содержащей глубокий научный анализ событий 1848 – 1851 гг., называет суеверным взгляд, согласно которому причиной революции является злонамеренная деятельность нескольких лиц. Всякий раз, пишет Энгельс, когда наступают революционные потрясения, где бы они ни происходили, за ними всегда и всюду кроется известная общественная потребность [см. 1, т. 8, с. 6]. Причины и самих революционных выступлений, и их поражений следует искать «не в случайных побуждениях, достоинствах, недостатках, ошибках или предательских действиях некоторых вождей, а в общем социальном строе и в условиях жизни каждой из наций, испытавших потрясение» [там же].

В этой связи весьма показательна критика К. Марксом взглядов В. Гюго и П. Прудона в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Гюго в своем памфлете «Наполеон маленький», подходя с субъективистских позиций к оценке бонапартистского переворота, пытался высмеять Луи Наполеона (о чем красноречиво говорит и само название памфлета), обнажить авантюристическую суть этого политического деятеля, усилиями многочисленных буржуазных писателей возведенного в ранг героя. Однако он приходит, как это ни парадоксально, не к развенчанию, а, вопреки собственным стремлениям, к возвеличиванию «маленького Наполеона».

Не оценив расстановку и соотношение классовых сил на данном этапе революции, не понимая факторов, обусловивших успех Луи Наполеона, не замечая, наконец, действительных сил, орудием и исполнителем которых выступил последний, Гюго по существу приписывает этому авантюристу целиком всю заслугу в осуществлении переворота: Луи Наполеон по собственной инициативе, силой исключительно собственной воли в один день (2 декабря) разгоняет Законодательное собрание, арестовывает депутатов, распускает Государственный совет, ликвидирует Верховный суд, захватывает Французский банк, расстреливает революционный Париж, терроризирует всю Францию… Игнорируя объективную обусловленность государственного переворота, изображая его, по словам Маркса, как гром среди ясного неба, Гюго приписывает Луи Наполеону «беспримерную во всемирной истории мощь личной инициативы» [1, т. 16, с. 375], не замечая при этом, что он «изображает эту личность великой вместо малой» [там же].

В отличие от Гюго Прудон стремится изобразить государственный переворот как объективно обусловленное, закономерное явление, как результат предшествующего исторического развития. Однако та же антинаучная позиция, только не в субъективистской (как у Гюго), а в объективистской ее разновидности приводит к тому, что «историческая конструкция государственного переворота незаметным образом превращается у него в историческую апологию героя этого переворота» [1, т. 16, с. 375].

Доказательство необходимости определенного явления служит для буржуазного объективизма средством его апологетики, проповедью необходимости примирения с самим явлением, приобретающим, таким образом, фатальный характер. Историческая необходимость выступает в качестве неизбежности, не зависящей от конкретных условий, но носящей характер абсолютной предопределенности. Такое понимание необходимости оправдывает любое действие и его исполнителя.

Отвергая субъективистское и объективистское истолкование роли личности в истории, основоположники марксизма отнюдь не занимают нигилистических позиций в этом вопросе, в чем их неоднократно пытались обвинять противники марксизма. Выявляя действительную роль исторических личностей, Маркс и Энгельс в первую очередь обнажают социальную обусловленность их деятельности, определяющую и их историческую значимость.

Основоположники марксизма убедительно показывают, что политические лидеры способны сыграть определенную роль не исключительно в силу их собственной всемирно-исторической инициативы, а лишь в том случае, если они выступают выразителями и защитниками интересов, потребностей, устремлений определенных социальных слоев. Именно позиция и сила класса (или его слабость) определяют соответственно значимость и силу его лидеров, их политическое лицо, характер их деятельности. Естественно поэтому, что только в условиях победы реакции возможно выдвижение на авансцену истории реакционных лидеров, различного рода авантюристов, демагогов и т.п., которые, являясь сами по себе ничтожествами, тем не менее в определенных условиях способны оказать существенное воздействие на развитие исторических событий.

Исследуя эти условия, Маркс убедительно показывает, в силу каких обстоятельств, каким именно образом столь ничтожная личность, столь посредственный и смешной персонаж, как Луи Наполеон, сыграл роль героя. Соотношение классовых сил на данном этапе революции, упрочение позиций ее врагов, контрреволюционность либеральной буржуазии, разочарование широких масс крестьянства в буржуазной республике, изолированность пролетариата, тот факт, что Наполеон явился олицетворением всех сил шедшей к победе контрреволюции и своего рода символом надежд, кумиром отсталых масс крестьянства, самой многочисленной социальной группы всей нации, – все эти объективные условия, независящие от воли Наполеона, обеспечили его успех.

Таким образом, не фатальная предопределенность и не личная инициатива, а объективные факторы обусловливают историческую роль личности, и важнейшими в ряду этих факторов являются классовая позиция политических деятелей, их партийная ориентация. При этом важно подчеркнуть, что классовая позиция отнюдь не идентична классовой принадлежности, социальному происхождению того или иного деятеля. Разумеется, и это обстоятельство, равно как и система воспитания, воспринятые им традиции и прочие атрибуты родственной ему социальной среды играют немаловажную роль как в формировании его мировоззрения, так и в выборе им классовых позиций. Однако классовая принадлежность может и не совпадать с классовыми позициями личности, способной в определенных условиях переходить на позиции иного класса. Было бы ошибочно думать, указывает, например, Маркс, что «все представители демократии – лавочники или поклонники лавочников. По своему образованию и индивидуальному положению они могут быть далеки от них, как небо от земли» [1, т. 8, с. 148]. Поэтому важнейшую роль в определении политического лица данного деятеля играет его фактическая классовая позиция, то, потребности и интересы каких социальных сил он выражает и отстаивает.

Первостепенная значимость объективных факторов в определении исторической роли личности вовсе не равнозначна отрицанию всякого значения личных качеств данного деятеля. Так, личные качества того же Луи Наполеона вполне соответствовали выпавшей на его долю миссии. Эти качества импонировали силам контрреволюции, идеалы и устремления Наполеона целиком соответствовали устремлениям контрреволюционной буржуазии, его мания величия полностью удовлетворяла предрассудкам отсталого крестьянства и само имя его было своего рода фетишем, предметом мистической веры. Навязчивая идея Наполеона – стать императором французов, которую он вынашивал на протяжении двух десятилетий, осуществилась потому, указывает Маркс, что «она совпадала с навязчивой идеей самого многочисленного класса французского общества» [1, т. 8, с. 208].

Таким образом, личные качества отдельных деятелей не могут быть сброшены со счета, они играют определенную, хотя и не решающую роль. При этом для лидеров отмирающих, контрреволюционных сил характерны отнюдь не качества действительно выдающихся исторических деятелей, а качества, отражающие состояние и роль самих реакционных классов, олицетворением которых выступают его лидеры. Это соответствие вообще характерно для соотношения «лидер – класс», ибо характер класса, его историческое место и роль определяют и политическую (а также нравственную и пр.) физиономию его лидеров. Замечательной иллюстрацией этих положений является сравнительная характеристика Лютера и Мюнцера, данная Энгельсом в работе «Крестьянская война в Германии», где нарисованы подлинные портреты этих исторических деятелей и вскрыты действительные причины, обусловившие их роль в истории.

Иллюстрируя эволюцию класса буржуазии, его превращение из революционного класса в контрреволюционную силу, Маркс показывает, как на смену действительно выдающимся историческим деятелям приходят эпигоны, авантюристы, жалкие псевдогерои: «Коссидьер вместо Дантона, Луи Блан вместо Робеспьера, Гора 1848 – 1851 гг. вместо Горы 1793 – 1795 гг., племянник вместо дяди» [1, т. 8, с. 119]. Победа реакции, носящая в конечном итоге лишь временный характер, выдвигает этих своего рода временных же героев, которые неизменно сходят с исторической сцены, предаются забвению, а зачастую, и проклятию потомками (а то и современниками), ибо они, не способные отразить действительные интересы и чаяния народа, пытаются противопоставить свою деятельность объективным законам исторического развития, затормозить, остановить, а то и повернуть вспять ход истории. Обреченные реакционные классы не способны в силу этого выдвинуть действительно выдающихся исторических деятелей, которых рождают только прогрессивные революционные силы; реакция плодит лишь так называемых маленьких великих людей, как их метко охарактеризовали Маркс и Энгельс. Неспособные понять действительный ход истории, выразить его объективные тенденции, они опираются на заблуждения и иллюзии, на предрассудки наиболее отсталых слоев общества, отражая все их недостатки в чертах собственной личности.

Однако эти общие, свойственные всем им черты вовсе не делают их абсолютно одинаковыми, безликими, не лишают их индивидуальности, играющей определенную роль в их собственных судьбах и в развитии исторических событий. Так, например, Ледрю-Роллен был типичным представителем мелкой буржуазии, но он, как отмечает Маркс, обладал несомненным интеллектуальным превосходством не только над рядовыми представителями этого класса, а отличался и от других многочисленных мелкобуржуазных идеологов. Однако при всем различии их положения и при всех индивидуальных различиях в каждом из них воплощалась классовая сущность мелкой буржуазии (как она воплотилась и в лидере французской мелкобуржуазной демократии Ледрю-Роллене), обусловливающая и образ их мышления, и характер их поведения.

Таким образом, материалистическое понимание истории включает признание роли личности в истории, способность выдающихся личностей оказывать значительное влияние на развитие общества. Однако подобное влияние возможно лишь в том случае, если идеалы и действия такой личности основываются на правильном понимании интересов и потребностей передового класса общества, являются выражением назревших исторических задач, соответствуют объективному ходу истории; в умении понять и выразить потребности исторического развития, определить пути их осуществления и состоит сила выдающихся личностей. В противном случае деятельность личности превращается в тормоз общественного развития, оказывается реакционной. Деятельность, противоречащая объективным законам развития, обречена в конечном итоге на провал, а личность, пытающаяся осуществлять такого рода деятельность, становится одиозной.

Вопрос о роли личности и народных масс в истории – это две неразрывные стороны одной и притом важнейшей проблемы теории общественного развития, впервые получившей научное решение в трудах Маркса и Энгельса. Уже в «Немецко-французском ежегоднике» (1844 г.) мы встречаем положение о народных массах как о решающей силе общественного прогресса; в «Святом семействе» (1844 г.) деятельность народа рассматривается как основное содержание исторического процесса; в «Немецкой идеологии» (1845 – 1846 гг.) содержится учение о классовой борьбе как движущей силе общественного развития; в первых зрелых произведениях марксизма – «Нищете философии» (1847 г.) и «Манифесте Коммунистической партии» (1847 – 1848 гг.) эти проблемы получают дальнейшее развитие. В работах 1848 – 1852 гг. Маркс и Энгельс исследовали проблему роли масс и личностей в истории, теоретически обобщая практические уроки европейских революций 1848 – 1849 гг. При этом они выявили объективную обусловленность действий масс в революции и их субъективную активность, диалектическую взаимосвязь между исторической деятельностью трудящихся масс и выдающихся личностей. Тем самым К. Маркс и Ф. Энгельс в эти годы внесли новый существенный вклад в развитие материалистического понимания истории.