2. Восприятие как выборка

2. Восприятие как выборка

Рассматривая приведенные выше факты, интуитивист не находит в них аподиктического доказательства субъективности чувственных качеств. В самом деле, каждое из раздражений, действующих на глаз, есть процесс сложный; в целом они глубоко отличны друг от друга, но вполне возможно, что в составе их есть однородная сторона. Возможно, что световой процесс состоит из явлений abc, электризация – из ade давление на глаз – из amn. По поводу раздражения глаза мы воспринимаем и в первом, и во втором, и в третьем случае сторону а т. е. свет. Допустить же, что явление света возникает при электризации нерва и при давлении на твердое тело, нетрудно, исходя как раз из современных учений физики: давление на твердое тело должно сопровождаться электромагнитными возмущениями, а свет именно и есть явление, возникающее при электромагнитных возмущениях.

Итак, однородность восприятия в трёх приведенных случаях вовсе не служит доказательством субъективности света.

Аналогичным способом объясняется и обратное явление: разнородность восприятий от одного и того же раздражения при действии его на различные органы чувств. В самом деле, если транссубъективный состав раздражения сложен и всякое восприятие есть усмотрение в опознанном виде только части этого сложного состава, то возможно что по поводу действий его на сетчатую оболочку глаза мы воспринимаем одну сторону „его, свет, по поводу действия на кожу – другую сторону, давление, и т. д. [CCVIII]

Значение органов чувств при восприятии подобно значению больших ворот и маленькой калитки, через которые стадо проходит на скотный двор так, что большие животные, коровы и быки, идут через ворота а мелкие, козы, овцы, идут через калитку. Раздражаемые глаз, ухо и другие органы чувств суть, подобно воротам и калитке, не причина порождающая чувственные качества, а условие, побуждающее меня осознать и опознать наличные уже транссубъективные свет, звук и т. п.

Физиологические процессы в органах чувств нужны для возникновения моих актов слушания, видения, а не для слышимого звука, видимого света и т. п. (конечно, и эти физиологические процессы пронизаны чувственными качествами, которые тоже иногда становятся предметом восприятия, каково, напр., в приведенных примерах восприятие светового кружка при давлении пальцем на закрытый глаз, но это осложняющее обстоятельство будет подробно рассмотрено позже). Ошибка старой теории восприятия, говорит Г. Шварц, заключается в том, что она принимает условия воспринимания чувственных качеств за условия существования их.

Новое учение о значении тела как второстепенного фактора для интеллектуальных духовных процессов наиболее подробно и своеобразно развил Бергсон в своей книге «Matiere et memoire» *. Согласно его учению, физиологический процесс, процесс движения, распространяющийся от органа чувств по чувствительному нерву вплоть до нервных центров, есть только повод, подстрекающий моё я, т. е. меня, как духовное существо, направить своё внимание вне себя на сам тот внешний предмет, который задел своим влиянием моё тело. В результате этого направления внимания, этого чисто духовного акта, получается знание именно созерцание самого подлинного предмета внешнего мира; основное условие этого непосредственного созерцания есть координация субъекта и объекта, учение о которой развито в первой главе.

Мое учение о восприятии содержит в себе сочетание того, что действительно установлено физикою и физиологиею, с тем, что подлежит анализу гносеолога, исследующего строение сознания и знания.

В. самом деле, в восприятии есть центростремительный ток причинных влияний предмета на тело субъекта и центробежный ток интенционального имения в виду предмета субъектом, возможный благодаря изначальной непричинной координации субъекта и предмета.

Центробежный * ток от предмета вплоть до центров коры больших полушарий, в случае, напр., исполнения арии артистом состоит из физиологических, затем физических ж, наконец, опять физиологических движений, которые на каждой своей ступени пронизаны чувственными качествами, отчасти сходными, отчасти, может быть, весьма различными. Во всяком случае, однако, звучание входит в состав и колебаний голосовых связок артиста, и колебаний воздушных волн, мчащихся от его тела по всем направлениям, и колебаний барабанной перепонки слушателя.

Звучание, развивающееся в самом теле слушателя в связи с колебаниями частиц его тела, есть его внутрителесное ощущение, есть чувственное качество, принадлежащее его психофизической индивидуальности; оно может быть более или менее близким к его я, в некоторых случаях входящим даже в сферу его проявлений, а в других – образующим уже внешний для я, хотя и внутрителесный, мир. Но звучание в воздушной среде и в теле артиста есть для слушателя нечто вполне транссубъективное, начисто принадлежащее к внешнему миру.

Конечное звено центростремительного ряда, физиологический процесс в слуховых центрах височной области есть стимул, побуждающий субъекта к центробежному акту, именно к духовному акту слушания к сознаванию, сопутствуемому опознанием. Акт опознания направлен вовсе не на все, что есть в центростремительном ряду: в случае развитого восприятия того типа, какой присущ человеку, внимание субъекта и опознание сосредоточивается на первоначальном звене процесса, на предмете, вызвавшем его, в данном случае примере – на поющем артисте.

Таким образом, даже и чувственное восприятие, несмотря на участие в его возникновении раздражений органов чувств и несмотря на наличиев нём внутрителесных ощущений субъекта, есть преимущественно духовный акт, умственное созерцание хотя бы и чувственных качеств, но таких, которые принадлежат чужой чувственной сфере; к тому же и созерцаются они в связи с нечувственным бытием или, по крайней мере в связи с нечувственными аспектами бытия. Интуиции, которая была бы только чувственною, совсем не бывает, как это будет все более выясняться в дальнейшем исследовании.

Сосредоточивая свои акты опознания на внешнем предмете, а не на физиологическом процессе в своём теле, человек поступает в высокой степени целесообразно с биологической точки зрения: для целей самосохранения в громадном большинстве случаев нужно восприятие внешнего предмета. Умение субъекта выделять из всего, что координировано с ним и переживается им в предсознании, преимущественно тех предметов, которые могут быть опасными или полезными для его жизни вероятно, выработано в течение всего процесса эволюции. Положим ученый сидит за письменным столом, занятый писанием статьи; вдруг в поле его зрения на периферии его сетчатки что-то блеснуло; тотчас совершается ряд рефлекторных и инстинктивных актов, поворачивание головы, конвергенция зрительных осей, аккомодация хрусталика и т. п.; они создают условия, наиболее благоприятные для зрительного восприятия, которые дают знать, что выпал уголек из топящейся печи, может загореться ковер, надо принять меры против этой опасности. Из всего множества событий, происходящих в мире, субъектом выделено именно это, как наиболее значительное для него в данную минуту, и внимание его в высшей степени целесообразно направляется на первоначальное звено центростремительного ряда, на сам предмет внешнего мира.

Восприятия примитивных организмов, вероятно, имеют в значительной мере иное строение. Какая-нибудь морская анемона, усиливающая своих щупальцев в случае прикосновения к ней питательных веществ, тоже имеет дело со сложным центростремительным рядом процессов, начинающимся во внешнем мире и кончающимся внутри её тела, но она сосредоточивается в этом ряду, вероятно, лишь на последнем его звене, на своих внутрителесных ощущениях и производит свои движения сообразно своим ощущениям. Это – типично чувственная жизнь, приспособленная лишь к ближайшей среде.

Как бы ни была высоко развита духовная жизнь субъекта и способность его отвлекаться от своей чувственности, сосредоточивая внимание на самом предмете внешнего мира, все же, так как субъект координирован со всеми звеньями центростремительного процесса, он в принципе обладает способностью опознавать любой из отрезков процесса. Подтверждением этому служат ценные наблюдения Г. Вернера, изложенные в статье «Untersuchungen uber Empfindung und Empfinden» [CCIX].

Основываясь на экспериментах над восприятием тонов, напр., на рояле, он устанавливает следующие четыре вида восприятия: 1) иногда тон воспринимается совершенно вне субъекта, в инструменте, как внешний предмет, вещь (Gegenstandston); 2) в других случаях вещность исчезает, тон воспринимается как нечто распространяющееся в пространстве (Raumton); 3) далее, тон иногда звучит в самом слышащем субъекте, он наполняет его, само я стало скрипкою, колоколом, и т. п.; 4) наконец, трудно достижимая фаза восприятия состоит в недифференцированнсти субъективного и объективного характера. Аналогичные наблюдения произвел над восприятием цветов Катц [CCX].

Чем более мы переходим от восприятия внешнего предмета к субъективному ощущению, к области витально-телесного, динамически-телесного переживания, тем более, говорит Вернер, обнаруживается родство чувств, синестезия: тон светится, цвет звучит и т. п. (162).

Особенно наглядным примером способности субъекта сосредоточивать внимание и опознание на различных звеньях длинного центростремительного ряда может служить ощупывание палкою твердого предмета, напр. когда мы входим в воду и, не зная дна, подвигаемся вперёд дотрагиваясь до дна палкою. Весьма целесообразно мы воспринимаем при этом сопротивление и неровности самого дна, камней на нём и т. п. Но можно перенести акт внимания и опознания также на тот конец палки, который прикасается к моей руке; тогда я воспринимаю сопротивление палки руке; мало того, я могу сосредоточиться даже и на своих внутрителесных ощущениях, напр. на суставных ощущениях в локтевом суставе, на своих мускульных напряжениях и т. п., т. е. на том звене ряда, которое единственно учитывается старою субъективистическою теориею восприятия сопротивления.

Согласно интуитивизму все эти виды восприятия в направлении от субъективного переживания к транссубъектдвной вещи суть не ступени объектирования субъектом своих состояний, а ступени действительного выхода его за пределы себя, ступени развития духовной дальнозоркости духовного видения. Одуховление восприятия на этом пути выражается между прочим, в том, что в состав его входит все большее количество нечувственных элементов – вещность, пространственная и временная форма, пространственные и временные отношения, количественные отношения и т. п.; даже сами чувственные качества наличествуют в восприятии, обыкновенно уже не в изменчивой, моментальной фазе своего конкретного существования, а в общей, более или менее устойчивой абстрактной своей основе (не «эта» красность с изменчивыми бликами и оттенками, а красность вообще и т. п.). В этом переходе от внутрителесных чувственных переживаний к транссубъективной вещи все более обнаруживаются различные виды духовного видения, духовного слышания и т. п.

Если физиологическое раздражение есть только стимул» подстрекающий субъекта к духовному акту созерцания, то неудивительно, что нет строго постоянного соотношения между физиологическим процессом и составом восприятия (школа «структурной» психологии Gestaltpsychologie, также отвергает постоянство отношения между раздражением и ощущением, правда, в ином смысле, чем эта мысль развита здесь). Мало того, можно даже допустить возникновение созерцания, не обусловленное никакими материальными раздражениями или вызванное физическими воздействиями резко иного типа, чем нормальные. Впрочем, об этих вопросах речь предстоит впереди. Теперь же вернёмся к указанным выше трем группам фактов, приводимым в защиту субъективности чувственных качеств.

Первые две группы фактов, именно восприятие одного и того же вида чувственных качеств при действии различных раздражений на и тот же орган чувств и, наоборот, восприятие различных чувственных качеств при действии одного и того же раздражения на различные органы чувств, мы объяснили тем, что процесс в материальной среде сложен, он содержит в себе одновременно множество чувственных качеств и восприятие есть выборка из этого множества то одной, то другой слагаемой его: по поводу раздражения сетчатки – выборка света, по поводу раздражения слухового аппарата – выборка звука, по поводу раздражения осязательного аппарата – выборка давления и т. п. Монтэгю сравнивает эту выборку с вибрированием то одних, то других струн арфы в ответ на различные звуки [CCXI].

Третья группа фактов, именно неодинаковое восприятие одного и того же предмета различными наблюдателями, объясняется опять таки тем, что восприятие есть выборка: из сложного состава внешнего предмета один наблюдатель выбирает и опознает одну сторону его а другой – другую. Акты выбирания субъективны, но выбираемое транссубъективно. Поясним это путём рассмотрения некоторых случаев цветовой слепоты.

Каждый хроматический цвет содержит в себе примесь ахроматического цвета, примесь белизны и черноты, т. е. серости. Чернота есть чувственное для себя бытие какой-то онтологической неполноты материального процесса; наоборот, белизна есть чувственное для себя бытие соответствующей полноты. В большинстве случаев имеется несовершенная полнота, серость различных степеней. Физиологический стимул побуждающий субъекта к восприятию оттенков серости, может возникнуть в зрительном: аппарате без связи со стимулом, побуждающим к восприятию хроматических цветов. Тогда субъект воспринимает все цветовые различия предметов так, как их передает фотография, – только как различные степени светлости. Каждый из нас переживает такую полную цветовую слепоту при «сумеречном» видении, т. е. тогда когда рассматривает предметы при очень слабом освещении, глазом приспособленным к темноте. Согласно теории Криса, приспособление глаза к темноте состоит в том, что в сетчатке выключается деятельность аппарата колбочек и включается аппарат палочек (напр., может быть благодаря тому, что зрительный пурпур накопляется в палочках только при слабом освещении). Таким образом, у нас есть два зрительных аппарата – дневной и сумеречный. Физиологический стимул сумеречного аппарата побуждает субъекта к выборке только ахроматических слагаемых из сложной цветности предметов.

При ненормальном строении глаза такое обеднение восприятия может произойти также и в дневном зрительном аппарате; тогда мы имеем дело с полною цветовою слепотою и при дневном видении. Есть и такие случаи, когда субъект воспринимает лишь в некотором отрезке спектра только его ахроматическую слагаемую, а в остальных частях спектра видит нормально хроматические цвета с нормальною примесью ахроматического цвета. Таков, напр., случай проф. Ф. Шумана, описываемый Г, Мюллером под именем «сингулярной внутренней цветовой слепоты» (слово «сингулярный» указывает на то, что здесь имеется выпадение только одного из четырех основных цветов). В том отрезке спектра, где лица с нормальным зрением видят чисто зелёный цвет Ф. Шуман находит только серый цвет [CCXII].

Всякий хроматический цвет сложен в том смысле, что содержит в себе примесь ахроматического. Но этого мало, опираясь на восприятия лиц с нормальным зрением, можно допустить, что волны даже и одной определенной длины, как процесс всё же сложный, многосторонний пронизаны всегда не одним, а множеством хроматических содержаний; и то обстоятельство, что нормальный глаз воспринимает в определенном месте спектра желтизну без всякой примеси красноты и зелёности синеву без всякой примеси зелёности и фиолетовости, может быть истолковано уже как обеднение восприятия, как выборка из сложного цветового содержания волны. Ещё более обедненную выборку производит глаз лица, имеющего тот наиболее распространенный недостаток который называется Rotgrunblindheit (в форме протанопии и дейтеранопии) и состоит в том, что все длинные волны спектра от красного до зеленого включительно воспринимаются как желтые без красноты и зелёности. Все подобные явления цветовой слепоты объясняются, согласно теории Г. Мюллера, выпадением того или другого физиологического процесса в сетчатке или в нервном зрительном пути (в зависимости от этого различия цветовая слепота называется внешнею или внутреннею).

Реалистическая теория восприятия, отстаиваемая интуитивизмом, рассматривает такое выпадение физиологического процесса как выпадение стимула, сосредоточивающего внимание и опознание субъекта на транссубъективной эстетической слагаемой, наличной в волне данной длины.

Бывают случаи цветовой слепоты более простые, обусловленные тем, что перед сетчатою оболочкою или в ней находится какое-либо вещество (напр., вследствие кровоизлияния в глазу), поглощающее волны определенной длины и, таким образом, препятствующее видению их.

Такая выборка, изменяющая наши зрительные восприятия, может произойти не только внутри глаза, но уже и вне тела субъекта в среде между субъектом и глазом. Так, напр., влияют цветные очки. Точно так же можно объяснить голубую дымку отдаленных гор: большая толща атмосферы поглощает более длинные волны и до глаза субъекта доходит преимущественно голубая слагаемая его окраски.

Согласно учению, отстаиваемому мною, светящиеся и освещенные предметы изобилуют чрезвычайным богатством красок, которые не мозаично существуют рядом, а взаимопроникают друг друга, просвечивая одна через другую, что не содержит в себе никакого противоречия так как при этом ни один цвет сам в себе не перестает быть самим собою (вроде того, как один и тот же объём может быть пронизан и цветом и ароматом, и теплотою, которые не перестают от этого быть сами собою). Представив себе в художественной фантазии окружающую нас пышность бытия, молодой философ Д. В. Болдырев (безвременно погибший в условиях гражданской войны) воскликнул: «Это – Индия бытия».

Из этого неисчерпаемого богатства глаз выбирает для нашего восприятия только ничтожные обрывки, годные для практической цели ориентировки в среде. Если бы человек мог сличить действительную сложность предмета с воспринимаемым и опознаваемым обрывком его он был бы потрясен скудостью своего знания. Однако, как ни велико различие между полнотою предмета в действительности и в воспринятости, всё же здесь не заблуждение, а только обеднение. Отрицательная ошибка, собственно, не есть ошибка, говорит Гредт: «Если субъект, слепой в отношении к красному цвету, видит фиолетовый предмет синим и судит, что он синий, это суждение – истинное, так как предмет – действительно синий. Конечно, он не только синий, он также и красный.

Именно, он красно-синий, т. е. фиолетовый» [CCXIII]. Имея в виду неполноту восприятия, Александер различает вещь и её «реальные явления» (realappearances) в уме, как её «частичные откровения» уму (II, 184).

Приведенными примерами в достаточной степени выяснен важнейший источник различия в восприятии одного и того же предмета различными субъектами или даже одним и тем же субъектом в разное время: это различие выборки, производимой субъектами из состава предмета.

Второе, также весьма существенное условие различия восприятий одного и того же предмета в различных условиях заключается в следующем: некоторые свойства чувственно воспринимаемого предмета существуют в нём не абсолютно и даже не в отношении к ближайшей окружающей его среде, а в отношении к телу воспринимающего субъекта или в отношении к другим, не смежным с ним телам. Назовем также свойства предмета перспективными и приступим к рассмотрению их.