И здесь нужен синтез, нужен новый «призрак»!

И здесь нужен синтез, нужен новый «призрак»!

Я имею здесь в виду то, о чем мы уже говорили вкратце в конце второй главы: необходимость дополнения движения в защиту прав человека (т. е. «постепенного нажима») каким-то движением «третьего пути», (наподобие существующего сейчас в Европе[20]), т. е. разработкой и пропагандой, не побоюсь этого слова, соответствующих идей. Не устану повторять, «широкие массы» страдают не столько от идеологии проповедуемой, сколько от идеологии материализованной (по прекрасному выражению профессора Авторханова). Им, чтобы давить (на власть), надо знать чем можно заменить «отдавливаемое». И тем, кого давят, тоже нужно это знать!

Короче, новый «призрак» нужен.

Вспомним, каким мощным и блистательным был «призрак коммунизма», если честно вспоминать. Сколько в нем было всего — позитивного, светлого, молодого, цельного. Цельный красный цвет, серп и молот. А «Интернационал»?:

«Мы мир насилия разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим — кто был никем, тот станет всем!».

Была в «призраке» и правда! Была и сверхсерьезная, академическая, мало кому до конца понятная теория (необходимое условие для моды!), и были всем понятные, хлесткие лозунги. Все, что надо! Множество талантливых, образованных людей, честных и бесчестных, наполняли «призрак» плотью и кровью. Да еще все прежние мечты и утопии многих поколений питали его эмоциональной силой.

Об этом необходимо вспомнить и для того, чтобы понять, как сильно сник и состарился «призрак коммунизма», как захватали его грязные и кровавые руки. Понять это необходимо тем людям, которые еще надеются с его помощью одолеть его же злое детище.

Между прочим, ведь это чудо, что в молодости этот «призрак» не одолел весь мир или для начала Европу. Чудо, свидетельствующее может быть в пользу поносимого столь часто западного «обывателя», который возможно угадал в «призраке» пугающую крайность антитезиса.

А, может быть, (сейчас я вызову конечно страшный гнев реактивно мыслящих людей) может быть, и не во славу, а в порицание это чудо?! Может быть, ничего и не угадывали европейцы, а действительно по обывательской трусости не пошли на революцию? И может, кто знает, лучше было бы, если пошли бы все разом. И все разом переболели! Иные болезни, как известно, менее опасны и легче проходят в положенном им возрасте.

Может быть, и не было бы тогда фашизма и второй мировой войны, и сталинизма! А была бы вскоре… Парижская, скажем, «весна» с четким поворотом на «третий путь» — к самоуправлению и групповой собственности. Неужто культурные и привыкшие к демократии западные европейцы допустили бы становление госкапитализма? Сомнительно.

Ведь даже измученная, забитая, малокультурная Россия, с ничтожным, поредевшим за годы войны рабочим классом, без демократических традиций, все же весьма упорно пыталась сопротивляться и неосознанно, но явственно толкалась в сторону демократическую, в сторону самоуправления! (Оппозиции: Ногина, «левая» 18 года, «рабочая» Шляпникова и Коллонтай, Кронштадтское восстание — «Советы без партий, без большевиков!»).

И сколько простых, рядовых людей шло за этими оппозициями! «Левая» в 18-ом году уже имела за собой большинство в партии в главных районах страны, и лишь начавшаяся жестокая гражданская война смяла эту оппозицию.

Но что было, того не воротишь. И теперь, как говорят в народе, все надо начинать сначала. Сейчас уже не «призрак коммунизма», а призрак апокалипсического государственного капитализма угрожает миру с Востока, антитезис, доросший до абсурда.

Для возможности создания нового синтезного мировоззрения и модели соответствующего общества чрезвычайное значение могло бы иметь и продолжение чехословацкого эксперимента, начатого в январе 68-го года. Ведь Чехословакия представляла собой идеальную лабораторию для такого эксперимента, лучше которой не было и, возможно, уже не будет в мире. Действительно, страна находилась на стыке Востока и Запада, синтезировала культуру славянскую и западную и, что важнее всего, люди этой страны в течение одного-двух поколений пережили опыт добротной демократии и опыт нацистского и социалистического тоталитаризма!

Далее, Чехословакия была высококультурной и высокоразвитой индустриальной страной и, наконец, страной, где непопулярно насилие и какая-либо имперская или сословная спесь.

Успешное развитие чехословацкого эксперимента, начало которого уже продемонстрировало нам все исключительные качества этой страны и ее людей, — ведь это же была, конечно, революция, но когда еще мир видел другую подобную революцию, столь чистую и добрую?! — успешное продолжение этого эксперимента могло стать спасительным примером и для Востока, и для Запада также, могло стать ориентиром всему человечеству для выхода из тупика. Никакие ведь теории не сравнимы по воздействию с реальным примером!

Когда думаешь об этом, возникает вопрос, осознаем ли мы полностью, что задавили советские танки в августе 1968 года?

* * *

Но кто и где будет развивать новое мировоззрение, налаживать соответствующую издательскую и организационную деятельность — наполнять плотью и кровью новый «призрак», который мог бы грозно нависнуть над вождями Советского Союза?

И в годы молодости «призрака коммунизма» условия в России отличались значительно от европейских, и потребовался особый вариант того «призрака», который был назван именем Ленина. На самом лее деле создавался множеством людей: и теми, которые шли с Лениным, и теми, которые боролись с ним, от Плеханова до Мартова и Троцкого. А сейчас исходные условия в Советской России еще больше отличаются от условий на Западе и даже в Восточной Европе, и соответственно более специфичным должен быть новый «призрак» (программа, модель, методы).

При той совокупности предельных несвобод, которая характерна для тоталитарного госкапитализма, возможность создания и совершенствования нового мировоззрения внутри страны очень ограничена. В первый период подъема оппозиционного движения, в середине 60-х годов, в стране начали было образовываться разнообразные предпартийные группы, начали появляться первые теоретические работы и наметки программ. И преобладающей была демократическая, левая и либеральная ориентация — от демократического социализма до «чистого» либерализма, включая и ряд групп, ориентирующихся на синтезный, «третий путь» (группа, создавшая программу «Время не ждет», группа «Общего фронта» или «Демократическое движение действия», «Союз коммунистов» и ряд других[21]).

Но все эти группы немедленно громились властями, и к концу 60-х годов они перестали возникать, уменьшилось и число теоретических работ в самиздате. Результат, которого следовало ожидать.

Теоретические поиски и соответствующая издательская и организационная деятельность, казалось бы, должны были возродиться в новой эмиграции из СССР, начавшейся в 70-х годах. (Сейчас в Европе и США проживает уже более 50-ти тысяч новых эмигрантов). Но эти надежды оказались иллюзорными.

Мы вновь тут сталкиваемся с апокалипсическим совершенством тоталитарного режима в СССР.

Дело в том, что политическая эмиграция из СССР несет на себе следы двойной селекции. Первая действует при формировании оппозиционного движения. В Советском Союзе в условиях, не оставляющих никаких серьезных перспектив для оппозиционной деятельности (не считая возможности попасть в лагерь или психбольницу), квалифицированные специалисты, особенно гуманитарных, самых важных в данном случае профессий, редко решаются вливаться в оппозиционное движение. Здесь сказывается и деморализованность большой части советской гуманитарной интеллигенции!

Зато в движение часто втягиваются люди, страдающие инфантильностью. (Тоталитаризм способствует инфантилизму, с молодых лет лишая людей самостоятельности и серьезного дела).

Инфантильность мешает людям предвидеть крайнюю трудность и опасность борьбы, и такие люди, быстрее других уставая или разочаровываясь, уходят в эмиграцию. (Просто уйти из движения в тоталитарных, советских условиях бывает часто труднее, чем эмигрировать! «Клеймо» остается, работы не находится и т. д.). То есть, здесь речь идет уже о второй стадии селекции.

Кроме того, безвозвратная эмиграция, которая только и возможна в СССР, легче срывает людей с ослабленной нравственностью (ведь приходится часто навсегда бросать близких), а также людей предельно опустошенных, надломленных, переозлобленных, с искалеченной жизнью.

И, разумеется, большая часть из них не способна к какой-либо серьезной деятельности, практической или теоретической. В эмиграции это делается очевидным. В довершение ко всему такие люди часто становятся легкой добычей всяческих «бесов» эмигрантщины и не находят сил воспротивиться соблазну приспособления к реакционному большинству эмиграции.[22]

Наконец, имеет место очевидно и политическая селекция. Более подверженными эмиграции оказываются люди правой ориентации, жертвы «реактивного» мышления и страха перед поиском новых дорог. В стране они пребывают в глубокой внутренней эмиграции, в вакууме, презирая все вокруг, все, что ассоциируется для них с основами советской жизни, презирая, как правило, и так называемых советских людей. Вследствие этого поток эмиграции сравнительно легко смывает многих из них. На Западе, попадая в среду крайне правой русской эмиграции, они часто «правеют» еще больше.

В результате всех перечисленных видов селекции и создается такая парадоксальная ситуация, что общество страны, заинтересованное более чем когда-либо и какое-либо другое в дееспособной, здравомыслящей политической эмиграции, имеет эмиграцию, вероятно, беспрецедентную по своей политической беспомощности и реакционности.

Иные могут указать на деятельность в эмиграции ряда выдающихся диссидентов. Действительно, их деятельность приносит большую пользу делу привлечения внимания к правозащитному движению в СССР. Но ведь число таких людей составляет ничтожный процент в нашей эмиграции, и своей известностью и трибуной, которой они располагают, они обязаны не усилиям эмиграции! Обязаны своему мужеству и своей деятельности в СССР и, главное, исключительному вниманию Запада к положению в СССР. Такого внимания не имеет ни одна эмиграция!

Деловой и идейной несостоятельностью, реакционностью, русская эмиграция выделяется и на фоне эмиграции из стран Восточной Европы, особенно из Чехословакии.

Между прочим, стоило бы русским оппозиционным реакционерам, которые не способны различать никаких иных цветов, кроме белого и черного (т. е. — марксистского, коммунистического), подумать над вопросом, почему среди новых эмигрантов из восточноевропейских стран (да и среди диссидентов в этих странах) так много «левых», в том числе и сторонников «третьего пути»?

Ведь люди в этих странах еще хорошо помнят благословенный капитализм, который был у них далеко не худшего, европейского качества! А социализм был им навязан и поддерживается штыками и танками ненавистных иностранцев. И били их и сажали тоже достаточно, пускай и меньше все-таки чем в СССР, но зато ведь чужие били или по чужой указке! И все нее в какого диссидента, что называется, палкой ни кинь, попадешь в «левака»! А чехословацкая новая эмиграция — вообще прямая противоположность русской: пальцев на двух руках хватит, чтобы «правых» пересчитать, да и те сами себя стесняются!

Мыслимо тут два ответа. Или они все просто глупее русских, или, может быть, дело в том, что оппозиционные движения там более массовые? Ведь массовые движения в культурных, развитых странах (конечно, не подталкиваемые террором, как при всяких фашизмах) ВСЕГДА направлены влево! То есть, к расширению и углублению демократии во всех сферах жизни. И, как видим, это положение не меняется даже когда массовые движения направлены против «левых» тираний. Отсюда, между прочим, следует, что вопросом жизни и смерти для правых русских оппозиционеров, является вопрос: стала ли Россия культурной и развитой страной?

Но вернемся к главной теме.

Конечно, можно надеяться, что в СССР рано или поздно, после какого-либо кризиса произойдет либерализация, и в ее условиях сформируется и мировоззрение, и движение «третьего пути».

Но надежда, повторю, на то, что советское общество уже достаточно созрело, чтобы теперь в любом случае, без какой-либо предварительной подготовки наилучшим образом использовать «февральскую» ситуацию, может оказаться и несостоятельной!

Да, идеи «третьего пути» теперь уже, что называется, витают в воздухе. Между прочим, очень символично, что к этим идеям независимо друг от друга пришли сейчас руководители важнейших правозащитных организаций двух крупнейших народов СССР — руководители Киевской и Московской групп содействия выполнению Хельсинкских соглашений: писатель Микола Руденко и физик, член-корреспондент АН Армянской ССР Юрий Орлов. Я имею в виду их работы:

«Экономические монологи»

Руденко

и

«Возможен ли социализм нетоталитарного типа?»

Орлова.

(Оба они сейчас лишены свободы. Это еще пример условий для создания нового мировоззрения внутри страны).

Но все растущая популярность этих идей таит в себе и опасность. Принципы самоуправления и групповой собственности на средства производства начинают брать на вооружение и многие крайние реакционеры — в качестве камуфляжного гарнира к своим авторитарно-шовинистическим программам, на манер корпоративной системы Муссолини! Могут это использовать и прагматичные руководители КПСС в случае острого кризиса. Такое тоже мыслимо! Тут конечно многое будет зависеть от политической зрелости активного большинства народа и, прежде всего, инженерно-рабочего слоя, от степени понимания принципов демократии и правосознания — гарантии против ухода, а точнее, увода людей в сторону «самоуправляющегося» фашизма.

Большие надежды на благополучный исход связываются тут с деятельностью правозащитного движения. Многие, к сожалению, (и конечно правая оппозиция) еще не осознают, что главное в правозащитной деятельности в советских условиях — это не борьба за завоевание гражданских прав (чего, действительно, трудно добиться в тоталитарных условиях), а содействие пробуждению и воспитанию правосознания, ну, и конечно, общему раскрепощению сознания людей.

И при всем том, крайне необходимо было бы, повторю в энный раз, дополнить движение в защиту прав человека движением литературы, разрабатывающей идеи «третьего пути» и других альтернативных, демократических предложений. Это необходимо и для подготовки почвы для благополучного развития событий в будущем переходном, «февральском» периоде и для того, чтобы период этот поскорее наступил!

Сейчас нее пока лишь увеличивается (с Запада, из кругов русской эмиграции) поток реакционной, шовинистической, а то и прямо черносотенной литературы.[23]

В итоге видится лишь один выход, лишь одна надежда. Надежда, что западные, прежде всего европейские, левые демократы и сторонники самоуправления поймут, как важно для них бороться «на два фронта», поймут, что пока существует тоталитарный режим в СССР, вряд ли и они увидят у себя какой-нибудь новый путь.

Они вместе с эмигрантами из восточноевропейских стран должны были бы взять на себя инициативу и создать какое-то объединение для идеологической борьбы с тоталитарным режимом в СССР. (Мы с друзьями мечтали еще в Советском Союзе о таком объединении, называя его «Союзом борьбы с государственным капитализмом»). В этом объединении могли бы работать и эмигранты из СССР, левой ориентации, — очень мало их, но есть, и еще будут приезжать.

Сам факт создания такого объединения (и прессы и издательства с русским языком) имел бы уже большое психологическое влияние на людей в Советском Союзе, свидетельствовал бы, что часы истории все-таки не стоят на месте!

Без создания подобного объединения трудно представить себе благополучное развитие событий, учитывая все апокалипсические качества тоталитарного режима в СССР.

Но наступит ли все-таки день, когда этот режим падет? Ответ «однозначен»: наступит, если до того не будет с его помощью уничтожено человечество!

И если человечество сохранится, то наступит и «день утверждения» экстровертированного общества самоуправления.

Надо не поддаваться панике и не терять веру в разум. Богом ли, природой, но голова дана нам, чтоб использовать ее для устройства наших человеческих дел. Был тезис, антитезис, теперь в наших руках очевидный синтез. Ничего не поделаешь, общий закон развития людям преодолеть, видно, не дано. А то, что закон этот слишком дорого обходится, в этом виноваты, видимо, сами люди или условия земные.

Кто знает, может и существуют в космосе планеты, где развитие общества сознательных существ в силу каких-то специфических обстоятельств проходит более мягко. А где-то, может быть, и еще жёстче. И, может быть, даже срывается на самоуничтожение.

Мыслимо конечно и такое положение, что нигде в природе существа, осознающие свою смертность, не успевают или оказываются не в состоянии создать условия, при которых они бы переставали быть рабами страха смерти и его бесов, но успевают создавать средства всеобщего уничтожения. То есть, что сознание везде обречено на гибель от собственной силы (способности познавать как тайны природы, так и смертность всего живого). Это тоже вполне в духе диалектики.

В этом случае сознание пришлось бы признать перехлестом, излишеством природы (а наши идеи самоуправления — утопией).

Но познать это, всеобщую судьбу сознательных существ, нам, слава Богу, не дано. Поэтому стоит все-таки исходить из лучшего предположения. Хватает же у отдельного нормального человека разума, чтобы обуздать свое желание броситься в пропасть. Может быть, хватит и у человечества…